Сергей Саканский - Легенда о Фарфоровом гроте
– Слава Богу, не пострадала. Второй день в больнице, – ответила она, и Жаров узнал голос той соседки, на которую напал, когда звонил вчера.
Вот оно как… Значит, она сюда и не возвращалась.
– А вы не знаете, где живет ее внук?
– Понятия не имею, – сказала соседка, прижимая к груди шкатулку. – Если у нее и есть внук, то он где-нибудь далеко, в другом городе. Я не видела, чтобы он навещал эту старую, больную женщину. Сами потихоньку ухаживаем.
Пожарные уже сматывали рукава. Один крепкий парень в каске крушил киркой обугленную деревянную колонну, чтобы обрушить ее от греха подальше. Пожар начался в квартире Алены Ивановны, там же и был потушен. Дом, конечно, теперь нуждался в капитальном ремонте.
Начальник расчета был знакомым Жарову, он мрачно заключил, что это поджог. Жаров позвонил Пилипенке и тот примчался на своем «жигуленке» немедленно, опередив вызванный по случаю происшествия наряд муниципальной милиции.
Пилипенко и Жаров вошли в квартиру. В задымленном помещении двигались косые лучи, порожденные створкой окна, болтавшейся на сквозняке. Казалось, что пальцы какого-то солнечного великана ощупывают это разоренное жилище. Несмотря на острую вонь от сгоревшего обойного клея, здесь чувствовался запах застарелого жилья, болезней, лекарств и кошачьей мочи. Обгорела кухня, прихожая и одна стена комнаты. Обстановка была практически цела. То, что они увидели, повергло их обоих в крайнее изумление.
Небольшая комната была загромождена различными странными предметами, вроде причудливых камней, высушенных кореньев и маленьких сморщенных тыкв. На длинной полке красовалась вереница черепов – кошачьих, кроличьих, птичьих. Чучело совы, вероятно, сбитое пожарной струей, валялось на полу. В оконном проеме покачивалось, также сорванное с гвоздя пожарными, длинное ожерелье из красного перца и чеснока. Это было настоящее логово колдуньи.
– Вот она, где собака зарыта! – воскликнул Жаров.
– Возможно, – согласился Пилипенко. – Хотя, чует мое сердце, что могила собаки находится где-то в другом месте. А здесь – просто ее надгробье.
– Что ты имеешь в виду?
– Так, зреют смутные мысли. Пока не делюсь. Ну, например, вот это, как сие объяснить?
Пилипенко подошел к уцелевшей стене и положил на нее растопыренную ладонь. На выцветших обоях, узор которых уже нельзя было разобрать, выделялся темный прямоугольник, свидетельствующий о том, что когда-то здесь был накатан повторяющийся орнамент из дубовых листьев и желудей.
– Тут висела картина, – объявил следователь. – Стены покрыты солнечным загаром, а в этом месте – нет. Нигде в квартире ничего подходящего не валяется. Возможно, дом подожгли именно для того, чтобы скрыть кражу. Если бы не этот старый обойный клей, который выпускает при нагреве большое количество углекислого газа, все это могло сгореть за полчаса.
Пилипенко посмотрел по сторонам, почесал затылок.
– Странно. У всех старушек всегда бывает какое-то рукоделье. А у этой нет.
– Зачем тебе ее рукоделье?
– Веревочка или нитка нужна. Ага, вот она.
Он осторожно вытащил вместе с гвоздем перечно-чесночное ожерелье и распустил его. Кучка сушеных овощей осталась на столе, подняв облачко пыли, а следователь снял с темного прямоугольника на обоях мерку, свернул и спрятал ее в карман.
Хорошо зная друга, Жаров удержался от вопросов. Пилипенко никогда не делился своими соображениями – из гордости и самолюбия, опасаясь, что может ошибиться.
* * *Они вышли во двор, продолжая осмотр.
– Похоже, поджигатель проник в квартиру, используя ключ старушки, снял со стены картину или что-то другое, что там висело, затем плеснул бензину и скрылся тем же путем. Но от сквозняка пожар двинулся не вглубь комнаты, а на кухню.
Пилипенко протер очки и стал ходить по двору, нагнувшись, будто ищет грибы.
– Нет, после пожарных следов не найдешь.
Он подошел к стене небольшого шиферного сарая, примкнувшего к дому, и уставился в нее. Жаров недоумевал: сарай как сарай, типичная местная постройка – ялтинцы давно нашли способ воздвигать свои курятники, невзирая на деревья, и сквозь пологий скат крыши пробивался ствол кипариса, вернее, сам сарай был построен вокруг уже взрослого дерева.
Жаров зашел за угол, чтобы увидеть стену. Пилипенко провел ладонью по облупившейся доске – слева направо и справа налево.
– Так, это интересно, – заключил он.
Жаров увидел, что на поверхности начертаны какие-то числа. Цвет надписи был красновато-оранжевым. Пилипенко посмотрел под ноги, нагнулся и двумя пальцами подобрал кусок кирпича. Он вернулся к своей машине, покопался в бардачке, достал прозрачный пластиковый пакет и аккуратно уложил обломок.
– Черт его знает, – задумчиво проговорил он, – может, и остались отпечатки.
Жаров недоуменно прочитал число, крупно написанное на стене сарая куском кирпича. Поначалу у него создалось впечатление, что кто-то записал для памяти телефон. Так делают, если ничего нет под рукой, с расчетом затвердить номер или, уже завершив разговор, разыскать что-нибудь пишущее.
Но что-то не помнил он такого сотового оператора, да и число было слишком длинное для мобильного телефона: 5091939137917002.
– Что это может быть? – проговорил Жаров. – Номер банковского счета?
– А ты подумай, поломай голову, Ватсон, – с ехидством отозвался Пилипенко.
– Сетевой пароль? – продолжал рассуждать Жаров. – Первое, что бросается в глаза – трижды повторено число девяносто один. А если наоборот… Вот это да!
Число, вернее, числа, прочитанные справа налево, имели уже совсем другой смысл – конкретный и зловещий…
– Именно! – подтвердил Пилипенко. – Это и есть то, вокруг чего вертится все наше расследование. Тысяча девятьсот пятый, тысяча девятьсот тридцать девятый и так далее.
Во дворе дома Алены Ивановны неизвестно кто и непонятно зачем записал годы убийств, произошедших в Фарфоровом гроте…
– Что ж! – воскликнул Жаров. – Мне, по крайней мере, ясно одно: все началось именно в девятьсот пятом году, и никаких преступлений раньше этого срока не было.
* * *Жаров достал свой маленький цифровой фотоаппарат, с которым никогда не расставался, и снял надпись, по просьбе следователя – с хорошим разрешением и с трех разных точек. Надпись могла сказать о многом – о росте и характере писавшего, а при возможности, и установить автора по почерку.
Решение было где-то совсем близко. Вряд ли старушка являлась здесь главной: ее дом, скорее всего – штаб-квартира секты.
Пока Пилипенко связывался по рации с управлением, Жаров позвонил Тамаре Коршуновой, впервые за это время отметив, что ему нужен не повод для разговора с красавицей, а реальная информация. А она, эта информация, еще и подлила масла в огонь…
