Павел Ершов - Рождество Шерлока Холмса
Я придвинул фужеры к себе, аккуратно обхватив их за основание.
— Итак, вы с убедительностью описали, как поступил бы на вашем месте ребенок, взрослый и так далее. Вы умолчали лишь об одном – во всех этих случаях ведущий, тот кто делает первый ход, проигрывает. Позвольте, я договорю за вас.
Ей богу, Ватсон, в глазах моего соперника я увидел мольбу, смешанную с ужасом. Тогда я не понял причин этого и продолжал:
— В самом деле, разве ребенок в игре с ребенком выберет протянутую пилюлю? Конечно, нет! Ведь он запросто может встать на место своего соперника. И он делает это! Да, он рассуждает при этом как ребенок, но ведь именно это и нужно, чтобы избежать мучительной смерти, вы согласны? Так же и взрослый, видя перед собой взрослого, понимает, какую игру вел бы сам на его месте. Сапиенс, как вы изволили выразиться, выбирает предложенную пилюлю и опять же выигрывает. Наконец, перед вами хитрый игрок, Гомо Люденс, я правильно употребляю латынь? Отлично. Вы пытались убедить меня, что имеет место блеф второго уровня – двинули вперед смертельную пилюлю. С трудом в это верится. Если вы знали, что перед вами Игрок, а в этом у меня нет причин сомневаться, то конечно же знали и ход его рассуждений. Возможно, он не употребил бы термин «блеф второго уровня», но очевидно, что он, просчитав ситуацию ровно так, как вы описали, отвергнет предложенный фужер и выиграет. Выиграет! Но что мы имеем в действительности? Верно, четыре трупа. Что это значит? Это значит, что вы двигали вперед чистую пилюлю. Вы ведь и сами сказали, что знали, что за соперник перед вами. Быть на шаг впереди, именно таков способ обыграть настоящего Игрока. Что вы с блеском и проделали. Что же дальше? И вот теперь мы подходим к нашей с вами позиции. Вы, помнится, подчеркнули, что я вне статистики, так? Отсюда я делаю вывод, что вы оцениваете меня выше, нежели предыдущих соперников. Не сочтите за нескромность, я всего лишь трактую ваши слова. Не знаю уж, как вы это называете, сверхчеловек или еще как, но вывод я делаю однозначный. Мне ничего не остается сделать, кроме как принять предложенную вами чашу.
С этими словами я взял ближний фужер и, запрокинув голову, разом проглотил скатившуюся из него пилюлю.
— Итак, я сделал выбор, мистер Арти. Или, точнее, принял выбор, сделанный вами. Как видите, я недалеко ушел от ребенка. Достопочтенная миссис Хадсон все время напоминает мне об этом. Испейте же сию чашу до дна.
VII
Холмс окончил свой рассказ, и впервые за все время пребывания в этой чертовой стране я почувствовал некоторое облегчение.
— Итак, мистер Арти мертв. Даже не верится… Но знаете, Холмс, у меня до сих пор не укладывается в голове это ваше объяснение насчет пилюль и блефа…
— Бросьте эти святочные рассказы, Ватсон!
— Святочные рассказы? Но вы ее выпили, мон Шер!
— Да, Джонни, выпил. Давайте и мы поднимем эти чудные бокалы…
— Погодите же пить! Не хотите ли вы сказать, что играли в русскую рулетку, как все эти… четверо? Вы испытывали Фортуну? Вы верите в Судьбу? Или как там его… Фатум?!
— Что вы, Ватсон.
— Но как, Холмс?!
— Элементарно, мой друг! Методом дедукции. Так же как и в сотне историй, которые вы столь замечательно описали.
— Дедукция применима к уликам, волоскам и пеплу, но тайны человеческой души? Увольте, Холмс, при всем уважении вы никогда не были психоаналитиком, если конечно это слово применимо к этим шарлатанам на кушетках.
— Спасибо, друг. Я никогда не получал столь лестной и в то же время честной характеристики.
— Не обижайтесь, Шерри. На биографов не обижаются.
— Ни в коем случае, Джонни! Напротив, я благодарен вам. Вы как никто умеете спустить с небес на землю. Конечно, я мог бы продолжать в том же духе, рассуждая о психологии и доказывая очевидные мотивы ваших же поступков. Нет, я уважаю Психею, но именно оттого предпочитаю не мешаться ее владений. Все это горние материи, а я никогда не любил гор. Боюсь высоты, знаете ли. С нее всегда больно падать. Кому как не вам знать: я далеко не такой хитрец, каким расписал меня мсье Арти. Пожалуй, я куда ближе к среднестатистическому, как он выразился, обывателю. К той серой массе, какая покрывает мостовую за нашим окном.
— Перестаньте морочить мне голову, Холмс. Мы не на сеансе психоанализа, а я не плачу вам 25 фунтов в час. Объяснитесь наконец, на часах уже без пяти!
— Мой друг, меня пугает ваша искушенность в деле психоанализа! Но если вы имеете в виду ночь исполнения желаний…
— Да, черт возьми! Я имею в виду ночь. Ну же?
Признаю, после рассказа Холмса весь мой готический страх рассеялся. Как оказалось впоследствии – лишь на время.
— Ну что с вами поделать! Вы не принесете мой саквояж? Он там, у двери…
Я в один прыжок добрался до двери и через мгновение вернулся с саквояжем. Шерлок степенно принял из моих рук портфель и с видом фокусника принялся доставать из него диковинные предметы.
— Взгляните сюда, мой друг.
— Не может быть! Те самые фужеры?
— Да. И те самые пилюли. В карманах мсье Арти я обнаружил их не менее дюжины. Пожалуйста, возьмите. Как вы видите, все они абсолютно неотличимы. Но могу вас уверить: половина из них отравлена цианидом. Во всем остальном они ничем не отличаются от этих. Такие пропишет любой врач, вы ведь согласны, доктор?
— Не тяните кота за хвост, Холмс. Разумеется, они неотличимы. Как же вы догадались? Вы что-то говорили насчет гигиены?
— Да, Мори Арти подвело умение играть, титул гроссмейстера ко многому обязывает, знаете ли. В данном случае, он утянул его на дно, как латы рыцаря Тевтонского ордена.
— Умоляю, Холмс!
— Да-да, вы же не любитель истории. Во всяком случае не той, где ни одним словом не упомянута Британия… Возьмите этот фужер, прошу вас. Великолепно! Видите, когда мы берем фужер, как если бы хотели осушить его, то обхватываем ножку ладонью. Большой палец при этом смотрит вверх, посмотрите. А теперь представьте, что вы делаете ход в игре. Перед вами доска и лицо соперника, замершего в ожидании. Как вы возьмете фужер в этом случае? Конечно так же, как двигает гроссмейстер свои фигуры. Ну же! Гениально! Любой уважающий игрок – а мсье Арти, конечно, игрок никак не меньший, чем его жертвы – так вот, Игрок не лапает королеву, как какой-нибудь забулдыга свой стакан. О, нет! Гроссмейстер берет ее деликатно, сверху, обхватывая тремя пальцами за корону, ровно так, как сделали вы. Видите: большой палец при этом смотрит вниз. А вы ведь тоже еще тот Игрок, а, Ватсон! Молчу-молчу… А теперь посмотрите на наши фужеры. Оба они, извините, нестерильны, но след большого пальца хорошо различим на обоих. Есть ли подобные отпечатки на этом? Ни единого! Зато на втором их четыре! Вот они: на всех, заметьте, большой палец смотрит вниз. Так кажется, жестикулировали сенаторы Рима о смерти героя?
