Сергей Саканский - Формула Кошачьего царя
– Ну что? – спросил Ярцев. – Я, значит, облачаюсь?
Пилипенко пожал плечами:
– Конечно. Зачем же еще ты тут нужен?
Ярцев влез в изрядно залатанную телогрейку с длинными рукавами, специально для изображения жертвы. Одевшись, он замер, покосился на клетку с котами.
– Не трусь, – сказал Клюев. – Тебя уже столько собак погрызли! Что там какие-то коты?
– Или даже сам Кошачий Царь, – попробовал пошутить Жаров, но никто не улыбнулся.
Смутившись, он подошел к столу и взял в руки книгу. Сказал, качнув книгой в сторону следователя:
– Может, для чистоты эксперимента стоит все же прочесть заклинание?
– Мы проверяем не магию, а действие отвара, – сказал Пилипенко. – В магию никто здесь не верит, а вот в химию – да. Впрочем, давай, хуже от этого не будет.
– У меня все готово, – отрапортовал Минин, вылив в миску содержимое колбы и вытряхнув до капли остатки. – Зелье сварено точно по рецепту.
– Ну, приступаем, – скомандовал Пилипенко.
Минин отнес миску к клетке и с размаху поставил на землю. Алиска хохотнула:
– Смотрите, как они зашевелились.
– Это от валерьянки, – сказал Минин.
Коты действительно пришли в хаотическое движение, вставали на задние лапы, царапая металлическую сетку.
Минин открыл дверцу, коты тотчас устремились к миске и, тесня друг друга, разом начали хлебать.
– Завидую, – сказал Клюев. – Как им сейчас хорошо!
– Вечером точно напьюсь таврического, – угрюмо объявил Ярцев.
Жаров не на шутку разволновался. Это был момент истины, когда решался важнейший вопрос, тот, который мучил его всю жизнь. Ему очень хотелось верить, что мир устроен далеко не в соответствии со школьно программой. Пусть мир материален, да, но разве это исключает существование каких-то параллельных, еще не известных науке сил и явлений?
Жаров взял в руки книгу, поспешно открыл ее. Внезапно ощутил режущую боль у основания безымянного пальца – поранился, зацепившись за металлический замочек. Не обращая внимания на такую мелочь, присел на корточки, перелистал страницы. Капля крови упала прямо на разворот, Жаров отдернул руку, спрятал ее под книгу. Не хватало еще в этот момент, чтобы увидели, отвлекли…
Он нашел нужное место и принялся читать:
– Агара абара гар! Карера бурера бер! Сюбага забага стюб!
Алиска опять засмеялась. Внезапно один из котов повернул голову и посмотрел на Жарова.
– Агара абара гар – шираз! – продолжал Жаров. – Карера бурера бер – гараз! Сюбага забага стюб – атас!
– Там что же – так и написано – атас? – спросил Клюев.
– Какое-то восточное слово. Не мешай, – сказал Жаров. – Агара абара гар – самар! Карера бурера бер – базар!
Меж тем кот отвлекся от миски и медленно пошел к Жарову. Краем глаза он видел, что Алиска уже не смеется. Она с тревогой смотрела в его сторону. Произнесла, протягивая руку:
– Подействовало, смотрите! Он идет.
Жаров вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Вся его рука была уже в крови.
– Держись! – воскликнул Ярцев. – Сейчас бросится.
Жаров не двинулся с места. Кот подошел к нему вплотную, и скрылся под раскрытой книгой. Жаров почувствовал влажно прикосновение к своим пальцам. Инстинктивно хотел отдернуть руку, но удержался. Пусть будет эксперимент. Если укусит, то не так уж и страшно.
– Что он там делает? – просил Пилипенко, подходя.
– Он лижет мне руку, – сказал Жаров.
– Зачем?
– Слизывает кровь с пальца.
Пилипенко нагнулся и посмотрел под книгу. Его лицо выражало глубокую задумчивость.
Меж тем коты, один за другим отвалились от миски и принялись кататься по земле, гребя лапами, вяло борясь друг с другом.
Ярцев в своем спецкостюме с длинными рукавами стоял в нерешительности.
– И это все? Будут они атаковать или нет? – с раздражением спросил он.
– Скорее – нет, – сказал Пилипенко. – Но этот дурацкий эксперимент все же, возможно, будет иметь результаты.
– Неужели? – удивился Клюев.
– По крайней мере, одно происшедшее в ходе эксперимента событие навело меня на кое-какую мысль… Доктор Минин, можно тебя на минутку?
Пилипенко отвел Минина в сторону и о чем-то вполголоса поговорил с ним. Коты продолжают резвиться под действием валерьянки.
* * *На обратной дороге Минина забросили в судебный морг, все остальные вернулись в управление. Жаров не задавал лишних вопросов, по опыту зная, что на этой стадии расследования его друг лишь только огрызнется в ответ. А то, что расследование почему-то вступило в новую фазу, было вполне ясно: иначе зачем отвезли Минина в морг?
Минут сорок просидели в кабинете следователя, словно в каком-то клубе: Жаров читал газеты, а Пилипенко с Клюевым играли в шахматы. Да, это и вправду был клуб – продолжение тайной курилки в 5-й школе, бывшей женкой гимназии, ее коридоров и классных комнат, которые когда-то были переполнены шустрыми гимназистками…
Во дворе затормозила машина, хлопнула дверь. Вскоре вошел Минин, в распахнутой куртке, с болтающимся шарфом и, как всегда, с бумагами в руках.
– Все так, как ты предполагал, – с порога сказал он. – Раны у Карасика ничем не примечательны, меж тем как раны старушки полны кошачьей слюны.
– Вот видишь, – сказал Пилипенко, обернувшись к Жарову, – этот нештатный эксперимент все-таки изрядно помог расследованию.
От внимания Жарова не ускользнуло, что его друг в этот момент легонько прищелкнул пальцами под столом. Значит, понял что-то важное, – подумал Жаров, заметив также, что этот ключевой жест не всегда демонстративен.
– Что сие может значить? – спросил Жаров, невольно подражая архаичной речи Пилипенки.
– Не знаю, не знаю… – проговорил следователь, но журналисту было вполне ясно: все он теперь знает.
Ладно, если его не хотят посвящать в служебные тайны, он просто уйдет. Отправится в редакцию, что-нибудь вяло поделает там… Правда, и дел на сегодня не было никаких: текущий номер сверстан, а до следующего еще можно отдохнуть день-другой.
– Ты в контору или домой? – зачем-то поинтересовался Пилипенко и, получив ответ, утвердительно кивнул.
В одиннадцать часов ночи он появился на пороге редакционного офиса или «конторы», как он переиначивал это слово.
– Думаю, нам есть смысл кое-куда прогуляться, – объявил следователь. – Это в центре, пешком.
Жаров накинул плащ. Ладно, вообще не буду задавать никаких вопросов, раз так.
Они прошли мимо памятника Лесе и углубились в старые дворы нижнего города. Говорили о чем угодно, только не о насущном деле. Внезапно Пилипенко остановился.
