Рекс Стаут - Президент исчез
В интересах борьбы с нашими внешними врагами мы в будущем должны ожидать разграничения полномочий и появления барьеров внутри нашей организации. Я не знаю, когда вновь смогу выступить перед вами. Вами будут командовать мои уполномоченные, слушайтесь их.
Того, кто окажется недостойным вашего доверия, постигнет кара, незамедлительная и беспощадная. Тем, кому доверяю я, вы тоже можете доверять. Будьте терпеливы, ведь время работает на нас. И где бы вы ни оказались — на полях сражений в Европе, бок о бок с нашими союзниками в Сибири, на палубе боевого корабля, преследующего желтокожих, — помните, что мы непримиримы, мы ничего не забываем, мы хотим, чтобы в будущем Америка увенчала себя славой.
Здесь Линкольн Ли остановился. Его рот скривился в нервной гримасе, которая никак не походила на улыбку. Тихим голосом, из которого исчезли все интонации, кроме какой-то безумной жестокости, оратор произнес:
— Люди, я покорил вас. Я произнес великую речь. Я и сам велик. Единение!
Никто не двигался, никто не мог произнести ни слова. Речь Линкольна Ли загипнотизировала аудиторию.
Собравшиеся затаили дыхание. Оратор обвел их тяжелым взглядом. После этого совершенно другим тоном он сказал следующее:
— На этом — все. Независимо от того, есть ли у вас поручения на завтра или нет, не расходитесь. Ложитесь спать на полу, по-солдатски, скатайте пальто и куртки, положите их под головы. Дело в том, что в наших планах могут возникнуть кое-какие изменения. — Ловким и уверенным движением оратор соскочил со стула. — Грир, Фэллон! — крикнул он. — Давайте просмотрим все еще раз. Где ваши бумаги? Поставьте телефон на пол, но будьте осторожны, найдите какую-нибудь бечевку и привяжите рычаг.
Один из мужчин занялся телефоном, другой подошел с конвертом к столу и стал извлекать из него какие-то документы, третий стал разворачивать еще один, достаточно большой лист бумаги, который оказался картой города Вашингтона. Линкольн Ли сел на стул и склонился над картой.
Глава 8
Когда Альма Кронин собралась идти домой, было половина первого. После того как Чик Моффет позвонил ей и сообщил, что не сможет прийти на намеченное свидание, чтобы прогуляться с ней и провести пару часов в кино, она в какой-то момент, конечно, была раздосадована, но в том, что ее задело это, признаваться не захотела даже себе самой.
Они познакомились около года назад, встретившись в коридоре Белого дома. Тогда Альма была еще новичком и, увидев мужчину, который не носил шляпы и двигался с уверенностью человека, хорошо знакомого с местной обстановкой, остановила его, чтобы спросить:
— Если я продолжу идти по этому коридору, я попаду в кабинет президента?
— Да, мадам, — ответил он, улыбнувшись одними глазами, — попадете, если только будете в нужных местах делать нужные повороты и если никто не остановит вас.
— Понятно. Ну что же, благодарю за информацию.
Миссис Стэнли попросила меня отнести президенту его наручные часы. — С этими словами Альма покачала часами, которые на ремешке свисали у нее с пальца. — Миссис Стэнли сказала, что он забыл надеть их, а без них он как без рук.
— Так я как раз туда иду. — С этими словами мужчина протянул руку. — Может быть, вы доверите мне это поручение? Меня зовут Чик, Чарльз А. Моффет. Я агент секретной службы.
— Благодарю вас. Я — Альма Кронин, младший секретарь.
Чик было повернулся, чтобы идти дальше, но затем вновь обратился к девушке:
— А может, вы пожелаете пойти со мной, чтобы знать дорогу в следующий раз?
Альма согласилась.
Знакомство продолжилось. Последовало приглашение на прогулку и на обед, затем еще одно, при этом ни Альма, ни Чик не проявили склонности свести их отношения на нет. Альма прекрасно понимала, что, возможно, из всего этого ничего не выйдет. Сама она была интеллектуал кой, прекрасно разбиралась в скрытых течениях, направлениях и побудительных мотивах общественной жизни и являлась членом ассоциации «Женщины за мир», тогда как Чик Моффет читал «Колльерс уикли»[1] да играл в покер с газетчиками. Если учесть, сколь велико было расстояние между уровнями их интеллектуального развития, Альма удивлялась, почему это она со все возрастающим удовольствием гуляет с ним по парку Рок-Крик, а в зимние вечера позволяет ему часами сидеть в ее единственном кресле и слушает его шутки. Все прояснилось в тот день, когда она неожиданно поняла, что очень нежно относится к Чику. Подобное объяснение удовлетворило ее и даже как-то успокоило. Но по мере того, как зима пошла на убыль, уступая дорогу весне, Альма заметила, что стала относиться с безразличием к тем своим друзьям, кто не был знаком с Чиком или же считал его недостойным внимания. У нее возникло подозрение, что «нежно» — это не совсем подходящее слово. Появились различные, малосущественные на первый взгляд симптомы, которые очень тревожили ее. Например, однажды она заметила, что поет, готовя надоевшие ей сандвичи с ветчиной и луком. В тот день она после работы спешила домой, покупая по дороге все необходимое для их приготовления, и эти сандвичи предназначались для того, чтобы порадовать Чика, когда они после похода на концерт виолончелиста вернутся в ее квартиру. Сандвичи с пивом. Сама Альма не любила лук и вполне могла обойтись без пива. И при всем при этом она пела, утирая слезы от лука! Альма опустила нож на газету, прошла в ванную, умылась и посмотрела на себя в зеркало. «Если подобные, более чем красноречивые факты могут быть истолкованы как-то двояко, — подумала она, — хотела бы я знать, в чем может заключаться второе толкование.
Это верно, как бог свят, — я стараюсь ублажить желудок мужчины, чтобы в случае чего тот помнил, чего он может лишиться».
— Альма Кронин, — произнесла она вслух, — ваши отношения с луковицами компрометируют вас!
А когда Альма, подсознательно подыскивая оправдание этому своему занятию, заканчивала приготовление сандвичей, ей пришло в голову, что игра на виолончели нравится Чику не больше, чем ей лук и пиво, и тем не менее он купил билеты на этот концерт. Но от этой мысли ей стало еще хуже…
— Ха! — грустно усмехнулась Альма. Она подумала, что их отношения обеспечивают военным действиям единственное оправдание: возможно, Чик Моффет отправится на войну, и тогда всем этим нелепостям… Но попытка даже пошутить подобным образом лишила девушку возможности говорить, а затем сердце резанула боль, настолько острая, что Альма прижала руку к груди, даже не отдавая себе в этом отчета. Это чувство было совсем не похоже на то бурное негодование, которое от случая к случаю поднималось в ней на заседаниях ассоциации «Женщины за мир». Подобное состояние и впрямь напугало ее. Альма чувствовала себя преданной и беспомощной, и в первый раз она испытала страх перед грядущим.
