Элизабет Джордж - Ради Елены
— Я пришел не вовремя. Хелен со вздохом кивнула.
Линли ощутил растерянность. Хелен села на корточки и принялась собирать посуду с пола. Он присоединился к ней. В ярком свете он видел ее бледное лицо. Щеки утратили естественный румянец, а под глазами появились еле заметные темные круги. Линли спросил:
— Сколько еще ты здесь пробудешь?
— Пять дней. В субботу приедет Дафна на две недели. Потом мама еще на две. А потом Пен придется справляться самой. — Хелен откинула с лица прядь каштановых волос. — Не могу представить, как она будет одна, Томми. Так плохо ей еще не было.
— Кристиан сказал, что отец не часто приезжает.
Леди Хелен плотно сжала губы:
— Не часто. Мягко говоря. Линли дотронулся до ее плеча:
— Что у них произошло, Хелен?
— Не знаю. Какие-то старые счеты. Они не хотят об этом говорить. — Она невесело улыбнулась. — Блаженство семейной жизни.
Линли почувствовал себя уязвленным и убрал руку с ее плеча.
— Прости, — сказала Хелен.
Он криво улыбнулся, пожал плечами и положил на место последний горшок.
— Томми, ничего не выйдет. Ты ведь знаешь. Тебе не следовало приходить.
Хелен встала и направилась к холодильнику, достала оттуда четыре яйца, масло, кусок сыра и два помидора. Потом покопалась в ящике буфета и вытащила батон хлеба. Быстро, не говоря ни слова, она приготовила детям чай, а Кристиан тем временем водил по столу огрызком карандаша, который вытащил из телефонного справочника на заставленной всякими мелочами тумбочке. Пердита продолжала раскачиваться и сосать палец с выражением блаженства на лице, полуприкрыв глаза.
Линли стоял у раковины, наблюдая за Хелен. Он так и не снял пальто, поскольку она не предложила.
На что он надеялся, прийдя в дом ее сестры, где она, падая от усталости, возилась с тремя чужими малышами? Неужели он думал, что она с благодарностью бросится в его объятия? Что уцепится за него, как за спасительную соломинку? Что ее лицо засветится радостью и любовью? Что она наконец-то перестанет сопротивляться и сдастся на его милость? Хейверс была права. Какой же он дурак!
— Я сейчас уйду, — сказал Линли.
Хелен повернулась от стола, где раскладывала яичницу в две фаянсовые тарелки.
— Вернешься в Лондон? — спросила она.
— Нет, я здесь по делу. — Линли кратко рассказал ей о случившемся и добавил: — Буду жить в Сент-Стивензе.
— Вспомнишь студенческие деньки?
— Служителей, застилающих постели, и ключи сторожа.
Хелен поставила на стол тарелки, поджаренные тосты, печеные помидоры и молоко. Кристиан с жадностью набросился на еду. Пердита продолжала раскачиваться. Леди Хелен вложила в руку девочки вилку, погладила ее по темным волосам и нежно провела пальцами по мягкой щеке ребенка.
— Хелен. — Линли было приятно произносить ее имя. Она обернулась к нему. — Я сейчас ухожу.
— Я провожу тебя.
Она провела его через гостиную к парадной двери. В этой части дома было холоднее. Линли взглянул на лестницу.
— Мне поздороваться с Пен?
— Не стоит, Томми.
Линли откашлялся, кивнул. Словно угадав его мысли, Хелен легко дотронулась до его руки:
— Пожалуйста, пойми.
Линли догадался, что она говорит не о сестре.
— Полагаю, мы не сможем поужинать вместе.
— Я не могу оставить ее с детьми. Бог знает, когда вернется Гарри. Сегодня он останется ужинать в Эмманьюэл-Колледже. Он может заночевать там. Он уже четыре раза так делал на прошлой неделе.
— Ты позвонишь мне, если он вернется?
— Он не…
— Ты позвонишь?
— Томми!
Линли охватило ощущение тоски и безнадежности, и он произнес:
— Я сам вызвался взять это дело, Хелен. Когда узнал, что надо ехать в Кембридж.
Произнеся эти слова, Линли почувствовал презрение к себе. Он выбрал самый худший способ морального давления. Это было нечестно и недостойно. Хелен промолчала. В полутемном коридоре она вся казалась созданной из света и тени. Блестящая темная масса волос на плечах и светлая кожа. Линли протянул руку и погладил ее по лицу. Она подошла ближе и нежно обняла его. Линли прижался щекой к ее волосам.
— Кристиан сказал, ты ему нравишься, потому что от тебя хорошо пахнет, — прошептал он.
Линли почувствовал, как она улыбнулась.
— Правда?
— Да. — Он крепче обнял ее и поцеловал в голову. — Кристиан был прав, — добавил Линли, разжал руки и открыл дверь.
— Томми. — Хелен скрестила руки на груди.
Он молчал, ждал, надеясь, что она сделает первый шаг.
— Я позвоню, — наконец произнесла она, — если Гарри вернется.
— Я люблю тебя, Хелен. — Линли пошел к машине.
Леди Хелен вернулась на кухню. Впервые за девять дней, проведенных в Кембридже, она с отвращением огляделась вокруг, словно увидев кухню со стороны. Все вокруг говорило о распаде.
Несмотря на то что Хелен сама мыла кухню всего три дня назад, желтый линолеум был опять грязный, в крошках и липких пятнах. Стены покрылись слоем жира, и повсюду пестрели следы грязных пальцев. Везде были разбросаны вещи. Пачка невскрытой почты, деревянная чаша с яблоками и потемневшими бананами, несколько газет, пластиковая коробка с кухонными принадлежностями и щетками, детская книжка-раскраска и цветные карандаши делили место с электрическим миксером, тостером, пыльными книгами и подставкой для бутылок. Вокруг конфорок на плите были черные пятна, а на трех плетеных корзинах для мусора, стоящих на холодильнике, уже собралась паутина.
Леди Хелен ужаснулась. Что мог подумать Линли при виде всего этого? Как это было непохоже на его прошлый приезд в Булстрод-Гарденз на тихий летний ужин в саду, с напитками на уютной террасе, которая с той поры превратилась в песочницу и место детских игр, загроможденное игрушками. Тогда ее сестра и Гарри Роджер уже жили вместе: они безумно любили друг друга и не замечали никого вокруг. Они обменивались многозначительными взглядами и понимающими улыбками; то и дело нежно прикасались друг к другу; кормили друг друга с ложечки и пили из одной чашки. Днем они жили отдельной жизнью — Гарри читал лекции в университете, а Пен работала в музее Фицуильяма, — но ночью они становились единым целым.
В то время их преданность друг другу казалась леди Хелен преувеличенной и странной, слишком приторной. Но сейчас ей было непонятно, почему это ее так раздражало. Она предпочла бы вновь лицезреть воркующую парочку, нежели видеть, что стало с браком Гарри и ее сестры после рождения третьего ребенка.
Кристиан продолжал «ужинать». Его измазанные маслом ладошки превратились в ковши экскаватора, и он с наслаждением погружал их в тарелку, сопровождая это действие шумовыми эффектами. Его костюмчик был забрызган яйцами, помидорами и кусочками сыра. Пердита почти не прикоснулась к еде. Она не двигаясь сидела на своем стульчике с тряпичной куклой на коленях, внимательно разглядывая тарелку, но не притрагиваясь к еде.