Уилки Коллинз - Лунный камень
«Только-что я кончила уборку вашей комнаты, меня позвали къ мистеру Сигреву на допросъ, вмѣстѣ съ остальною прислугой. Затѣмъ обыскали всѣ ваши ящики. А затѣмъ послѣдовало самое чрезвычайное событіе въ тотъ день, — для меня, — послѣ того, какъ я нашла пятно на вашемъ шлафрокѣ. Произошло оно по случаю вторичнаго допроса Пенелопы Бетереджъ мистеромъ Сигревомъ.
«Пенелопа вернулась къ вамъ внѣ себя отъ бѣшенства на мистера Сигрева за его обращеніе съ ней. Онъ намекнулъ, какъ нельзя яснѣе, что подозрѣваетъ ее въ кражѣ. Всѣ мы равно удивились, услыхавъ это, и спрашивали: почему?
«— Потому что алмазъ былъ въ комнатѣ миссъ Рахили, отвѣтила Пенелопа, — и потому что я послѣднею вышла изъ этой комнаты прошлую ночь.
«Чуть ли не прежде чѣмъ слова эта вышла изъ устъ ея, я вспомнила, что другое лицо было въ этой комнатѣ позднѣе Пенелопы. Это лицо была вы. Голова у меня закружилась, а мысли страшно спутались. Между-тѣмъ, нѣчто шептало мнѣ, что пятно на вашемъ шлафрокѣ можетъ имѣть совершенно иное значеніе нежели то, какое я придавала ему до сихъ поръ. «Если подозрѣвать послѣдняго бывшаго въ комнатѣ», подумала я про себя: — «то воръ не Пенелопа, а мистеръ Франклинъ Блекъ!» Будь это другой джентльменъ, мнѣ кажется, я устыдилась бы подозрѣвать его въ кражѣ, еслибы такое подозрѣніе промелькнуло у меня въ умѣ.
«Но одна мысль, что вы унизились до одного уровня со мной, а что завладѣвъ вашимъ шлафрокомъ, я въ то же время завладѣла и средствами предохранить васъ отъ открытія, и позора на всю жизнь, — я говорю, сэръ, одна эта мысль подавала мнѣ такой поводъ надѣяться на вашу благосклонность, что я, можно сказать, зажмурясь перешла отъ подозрѣнія къ увѣренности. Я тутъ же порѣшила въ умѣ, что вы болѣе всѣхъ выказывали свои хлопоты о полиціи для того, чтобъ отвести намъ глаза, и что похищеніе алмаза не могло совершаться помимо вашихъ рукъ.
«Волненіе при этомъ новомъ открытіи, кажется, на время вскружило мнѣ голову; я почувствовала такое жгучее желаніе видѣть васъ, — попытать васъ словечкомъ или двумя насчетъ алмаза и такимъ образомъ заставить васъ посмотрѣть на меня, поговорить со мной, — что я убрала себѣ волосы, прихорошилась, какъ могла, и смѣло пошла въ библіотеку, гдѣ вы писали, какъ мнѣ было извѣстно.
«Вы оставили на верху одинъ изъ своихъ перстней, который послужилъ мнѣ наилучшимъ предлогомъ зайти къ вамъ, но если вы когда-нибудь любили, сэръ, вы поймете, какъ вся моя храбрость остыла, когда я вошла въ комнату и очутилась въ вашемъ присутствіи. И тутъ вы такъ холодно взглянули на меня, такъ равнодушно поблагодарили меня за найденное кольцо, что у меня задрожали колѣни, и я боялась упасть на полъ къ вашимъ ногамъ. Поблагодаривъ меня, вы снова, если припомните, стали писать. Я была такъ раздосадована подобнымъ обращеніемъ, что собралась съ духомъ, чтобы заговорить. «Странное дѣло этотъ алмазъ, сэръ», сказала я. А вы опять подняли глаза и сказала: «да, странное!» Вы отвѣчали вѣжливо (я не отвергаю этого); но все-таки соблюдала разстояніе, — жестокое разстояніе между нами. Такъ какъ я думала, что пропавшій алмазъ спрятавъ у насъ гдѣ-нибудь при себѣ, то холодность вашихъ отвѣтовъ до того раздражила меня, что я осмѣлилась, въ пылу минуты, намекнуть вамъ. Я сказала: «вѣдь имъ никогда не найдти алмаза, сэръ, не правда ли? Нѣтъ! Ни того кто его взялъ, — ужь я за это поручусь.» Я кивнула головой и улыбнулась вамъ, какъ бы говоря: знаю! На этотъ разъ вы взглянула на меня съ чѣмъ-то въ родѣ любопытства; а я почувствовала, что еще нѣсколько словъ съ вашей или съ моей стороны могутъ вызвать наружу всю истину. Но именно въ эту минуту все испортилъ мистеръ Бетереджъ, подойдя къ двери. Я узнала его походку и узнала также, что присутствіе мое въ библіотекѣ въ такое время дня противно его правиламъ, — ужь не говоря о присутствіи моемъ наединѣ съ вами. Я успѣла выйдти сама, прежде чѣмъ онъ могъ войдти и сказать мнѣ, чтобъ я шла. Я была сердита и ошиблась въ разчетахъ; но, несмотря на все это, еще не теряла надежды. Ледъ-то, понимаете ли, ужь тронулся между нами, а на слѣдующій разъ я надѣялась позаботиться о томъ, чтобы мистеръ Бетереджъ не подвертывался.
«Когда я вернулась въ людскую, колоколъ звалъ насъ къ обѣду. Полдень ужь прошелъ! А надо было еще доставить матеріалъ для новаго шлафрока! Достать его можно было лишь однимъ способомъ. За обѣдомъ я притворилась больною и такимъ образомъ обезпечила въ полное свое распоряженіе все время до вечерняго чаю.
«Нѣтъ надобности говорить вамъ чѣмъ я занималась, пока домашніе думали что я лежу въ постели въ своей комнатѣ, и какъ я провела ночь, послѣ того какъ опять притворилась больною во время чаю и была отослана въ постель. Приставъ Коффъ открылъ по крайней мѣрѣ это, если не открылъ ничего болѣе. И я могу догадываться какомъ образомъ. Меня узнали (хотя, и съ опущеннымъ вуалемъ) въ холщевой лавкѣ въ Фризингаллѣ. Какъ разъ противъ меня, за прилавкомъ, у котораго я покупала полотно, стояло зеркало; а въ этомъ-то зеркалѣ я увидала, какъ одинъ изъ прикащиковъ показалъ другому на мое плечо и шепнулъ что-то. Ночью, тайно работая взаперти въ своей комнатѣ, я слышала за дверью шепотъ служанокъ, которыя подсматривали за мной.
«Въ этомъ не было важности; нѣтъ ея, и теперь. Въ пятницу поутру, задолго до пріѣзда пристава Коффа, новый шлафрокъ, — для пополненія вашего гардероба на мѣсто взятаго мною, — былъ сшитъ, вымытъ, высушенъ, выглаженъ, перемѣченъ, сложенъ точь-въ-точь какъ прачка складывала бѣлье, а положенъ къ вамъ въ комодъ. Нечего было бояться (въ случаѣ осмотра бѣлья по всему дому), что новизна шлафрока обличитъ меня. Когда вы пріѣхали въ вашъ домъ, ваше бѣлье было только-что куплено, — вѣроятно по случаю возвращенія домой изъ-за границы.
«Вслѣдъ затѣмъ прибылъ приставъ Коффъ, и каково же было мое удивленіе, когда я услыхала то, что онъ думалъ о пятнѣ на двери.
«Я считала васъ виновнымъ (какъ я призналась уже) скорѣе потому, что мнѣ хотѣлось этого. И вотъ приставъ совершенно инымъ путемъ пришелъ къ одинаковому со мной выводу! И платье, единственная улика противъ васъ, въ моихъ рукахъ! И ни одна живая душа, даже вы сами, не знаетъ этого! Я боюсь передавать вамъ, что я почувствовала, вспомнивъ эти обстоятельства, — вы послѣ того возненавидѣла бы опять обо мнѣ.»
На этомъ мѣстѣ Бетереджъ взглянулъ на меня чрезъ письмо.
— До сихъ поръ ни малѣйшаго проблеска, мистеръ Франклинъ! проговорилъ старикъ, снимая тяжелыя очки въ черепаховомъ станкѣ и слегка отодвигая отъ себя признаніе Розанны Сперманъ; — не пришли ли вы къ какому-нибудь заключенію, сэръ, пока я читалъ?
— Сперва докончите письмо, Бетереджъ, можетъ-быть, въ концѣ найдется нѣчто бросающее свѣтъ. Послѣ того я скажу вамъ словечка два.