Энн Перри - Смерть внезапна и страшна
– А не считают ли его наивным в обращении с женщинами? – В голосе защитника послышались вопросительные интонации. – В особенности с молодыми. Как вы полагаете, доктор Бек?
– Я бы сказал, что они его просто не интересуют, – сказал свидетель. – Но можно воспользоваться и словом «наивность». Я просто не думал об этом. Однако если вы ждете, чтобы я сказал вам о своих сомнениях в романтических чувствах сэра Герберта к сестре Бэрримор или о том, что он мог не заметить ее чувства, я отвечу иначе: мне гораздо труднее поверить в то, что сестра Бэрримор испытывала тайную страсть к сэру Герберту. – Легкая тень легла на лицо врача, и он поглядел на Оливера.
– Итак, вам трудно в это поверить, доктор Бек? – очень четко проговорил Рэтбоун.
– Да.
– И вы не относите себя к наивным и не светским людям?
Рот Кристиана сложился в легкую усмешку, но он промолчал.
– Тогда, если вам трудно понять это, разве не может быть, что и сэр Герберт не замечал никакой влюбленности? – Адвокат тщетно пытался сдержать в своем голосе нотку триумфа.
Свидетель, стоявший со скорбным видом, словно бы удивился словам Оливера:
– Конечно, подобный вывод просто неизбежен.
Защитник подумал о тех подозрениях в отношении доктора Бека, основания для которых дал ему Монк: его ссора с Пруденс, возможность шантажа и, наконец, то, что Кристиан находился в госпитале в ночь перед гибелью Пруденс и его собственный пациент умер перед окончанием смены этого врача… Но все это были лишь подозрения… темные мысли, не более. Доказательств или надежных свидетельств защита не имела вообще. Если он сейчас бросит на Бека тень подозрения, то может этим лишь рассердить присяжных, признав собственную слабость. Скверная перспектива. Пока симпатии суда на его стороне, и, быть может, этого будет достаточно для того, чтобы выиграть дело. Судьба сэра Герберта может решиться в этот момент.
Обвинять ли сейчас Кристиана? Рэтбоун поглядел на его привлекательное и живое лицо с чувственным ртом и изумительными глазами. Этот человек слишком умен. И все же нельзя идти на подобный риск. Ведь пока адвокат побеждал и знал это – как и Ловат-Смит.
– Благодарю вас, доктор Бек, – громко сказал Оливер. – Это всё.
Уилберфорс немедленно вскочил на ноги и направился на середину зала.
– Доктор Бек, будучи терапевтом и хирургом, вы весьма заняты, не так ли?
– Да, – отвечал медик, хмуря брови.
– Много ли своего времени вы уделяете размышлениям о роматических увлечениях ваших сослуживцев и об их собственном отношении к подобным перспективам?
– Нет, – признал Кристиан.
– А вообще вы думаете об этом? – настаивал обвинитель.
Но свидетеля было не так легко сбить с толку:
– Подобные вещи не требуют особого внимания, мистер Ловат-Смит. Это всего лишь наблюдения, от которых нельзя уклониться. Я не сомневаюсь в том, что и вы замечаете своих коллег, даже когда ваш ум углублен в профессиональные размышления.
Возразить против столь патентованной истины Уилберфорс не мог. Он помедлил, словно подыскивая более убедительный аргумент.
– Никого из них не обвиняют в убийстве, доктор Бек, – проговорил он затем не без сожаления. – Больше мне нечего спросить у вас. Благодарю.
Харди поглядел на Рэтбоуна.
Тот покачал головой.
Кристиан оставил место свидетеля и растворился среди публики, оставив Оливера в сомнениях. Адвокат не знал, принял ли он сейчас удачное решение и тем самым избежал возможности выставить себя дураком, или же упустил неповторимую и выгоднейшую возможность.
Ловат-Смит поглядел на него. Свет отражался в его блестящих глазах, скрывая их выражение.
На следующий день Рэтбоун вызвал леди Стэнхоуп. Он не рассчитывал на то, что ее свидетельства добавят что-нибудь важное. Безусловно, она не могла знать никаких фактов, касающихся преступления, но ее появление в суде должно было уравновесить эмоциональное воздействие показаний миссис Бэрримор. Супруга Герберта стояла перед перспективой скорой и позорной смерти своего мужа. Более того, если бы его признали виновным и повесили, ее семье были суждены скандальная известность и дурная репутация, а также внезапная бедность и забвение со стороны общества.
Леди Филомена поднялась на помост не без помощи клерка и нервно поглядела на адвоката. Она была очень бледна и с большим трудом сохраняла спокойствие. Остановившись, женщина вполне преднамеренно обратилась к скамье подсудимых и, встретившись взглядом с мужем, улыбнулась ему.
Сэр Герберт моргнул, ответил ей улыбкой и отвернулся. Нетрудно было догадаться о его чувствах.
Оливер помедлил, давая суду время прочувствовать эту сцену, а потом шагнул вперед и обратился к свидетельнице весьма любезным и вежливым тоном:
– Леди Стэнхоуп, прошу прощения за то, что вынужден просить вас дать показания, быть может, в самое тяжелое время вашей жизни, но я не сомневаюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы помочь вашему мужу и доказать его невиновность.
Филомена судорожно глотнула, глядя на него.
– Конечно. Всё… – Она умолкла, не закончив фразу, явно вспомнив наставление адвоката: отвечать на все вопросы покороче.
Он улыбнулся ей:
– Благодарю вас. У меня не слишком много вопросов к вам. Мне хотелось бы воспользоваться вашими знаниями о сэре Герберте, его жизни и характере.
Свидетельница поглядела на защитника, не зная, что сказать.
Подобная перспектива не сулила ничего хорошего. Оливеру следовало с умом направлять разговор, чтобы что-то узнать от жены обвиняемого, при этом не слишком ее перепугав. Впервые переговорив с леди Стэнхоуп, Рэтбоун решил, что в ее лице получит превосходную свидетельницу, но теперь усомнился в этом. Однако ее отсутствие на суде вызвало бы сомнения и кривотолки.
– Леди Стэнхоуп, сколько лет вы провели в браке с сэром Гербертом? – начал адвокат допрос.
– Двадцать три года, – сказала женщина.
– У вас есть дети?
– Да, у нас их семеро: три дочери и четверо сыновей. – Ступив на знакомую почву для разговора, жена Герберта обрела немного уверенности.
– Помните, вы дали присягу, леди Стэнхоуп, – Рэтбоун не столько предостерег свидетельницу, сколько привлек внимание суда к ее словам, – и должны давать честные ответы, даже если это причиняет вам боль. Были ли у вас какие-нибудь причины сомневаться в супружеской верности сэра Герберта за все эти годы?
Филомена казалась слегка ошарашенной, хотя он заранее предупредил ее, что ответ должен быть негативным, иначе этот вопрос вообще нельзя задавать.
– Нет, конечно, нет. – Она неловко покраснела, разглядывая свои руки. – Я никогда этого не замечала. Конечно, во многих семьях дело обстоит иначе, но муж никогда не давал мне никаких поводов для тревоги. – Женщина вздохнула и чуть заметно улыбнулась, глядя на Оливера. – Вы должны понять, как он предан своему делу. Его не слишком увлекают отношения подобного рода. Он любит свою семью, предпочитает ладить с людьми и умеет – поймите меня правильно! – принимать их такими, какие они есть. – С виноватой улыбкой она не отводила взгляда от Рэтбоуна. – Конечно, вы можете все это счесть за лень, однако всю свою энергию мой муж отдает работе. Он спас жизни стольким людям – и, безусловно, это более важно, чем вежливые разговоры, лесть, игры в этикет и манеры, разве не так? – Свидетельница требовала от него одобрения, и защитник уже слышал реплики симпатии и согласия из толпы, одобрительно качавшей головами.
