Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)
– Думаю, ты знаешь об этом много больше, чем я две недели назад, – заметил он. – Яды в обычный врачебный практикум не входят. Мы когда-то зубрили о них сведения перед экзаменами, но потом благополучно забыли. Вот почему многие отравители избегают наказания.
– Ты присутствовал на вскрытии, – сказал я. – У него было какое-то изменение печени?
Глен улыбнулся:
– Какое-то было, но не чрезмерное.
– А в последние дни перед смертью глаза у него слезились?
– Нет. Не было также утолщения кожи на ладонях и подошвах, выпадения волос, опоясывающего лишая, болей в конечностях, мышечной слабости. Заметь я хотя бы один из этих признаков, была бы возможность диагностировать отравление мышьяком, хотя и с большим сомнением.
– Иными словами, – продолжил я, – мы имеем дело не с хроническим отравлением мышьяком, а острым?
Глен кивнул:
– Несомненно. В этом все и дело. Жаль, что в полиции этого не понимают.
– А что они говорят?
– По их мнению, Джон принимал мышьяк многократно малыми дозами. В результате обострились проблемы с желудочно-кишечным трактом. Это хорошо поддерживает версию насчет отравительницы Анджелы.
– Они ее по-прежнему подозревают?
– Да. Будем надеяться, что Скотленд-Ярд приведет их в чувства.
– Скотленд-Ярд?
– Да. Пока это между нами, но начальник полиции после бегства Митци из-под носа у наших олухов был вынужден пригласить оттуда сотрудников.
Я присвистнул.
– Это уже серьезно. Глен. Ты все еще веришь, что это убийство?
Глен пожал плечами:
– А что еще тут могло быть? Ведь Джон не мог покончить с собой, пусть даже на это у него была причина, не оставив даже записки для коронера.
– Но можно предположить несчастный случай, – сказал я. – Кстати, когда, по-твоему, была принята смертельная доза?
– Насколько я могу судить, где-то в начале дня. Между одиннадцатью и двенадцатью.
– То есть почти одновременно с приемом тройной дозы твоего лекарства? – Я попытался сказать это без нажима, как будто между прочим. – Я думаю, ты не всыпал ему туда мышьяк, спутав с питьевой содой?
Глен рассмеялся.
– Ничего себе ошибочка! Но самое забавное, что полицейские в этом направлении тоже копают. Все ищут этот флакончик. Тиммс был здесь сегодня утром, задавал разные глупые вопросы. Типа где я держу мышьяк и так далее. Ну что тут поделаешь с дураками?
– Действительно, глупо так думать, – согласился я, чувствуя огромное облегчение.
Моя Френсис была почти уверена, что во флакончике мышьяк, а на самом деле этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Иначе бы Глен не относился к подозрениям полиции так беззаботно.
Он снова наполнил наши кружки своим превосходным элем, который всегда держит в бочке в подвале.
– Кстати, завтра не пропусти кое-что забавное.
Я навострил уши.
– На коронерском суде?
– Да. Я понял так, что у полицейских есть кое-что в рукаве, что должно вызвать переполох.
– А что это такое?
– Понятия не имею. Подождем до завтра.
Глава седьмая Коронерский суд начинается
Заседание коронерского суда проходило в школьном актовом зале. Начало назначили на одиннадцать, но уже в половине десятого туда набилось столько людей, что свидетелям, в том числе и нам с Френсис, пришлось проталкиваться боком. Многие приехали из Торминстера, были также гости из Лондона. Утренние поезда оттуда, говорят, шли переполненными.
В конце зала стояли два стола и полдюжины стульев для коронера, начальника полиции, суперинтенданта Тиммса и некоего мистера Арчибальда Беллью, который, как потом выяснилось, оказался адвокатом Анджелы. Должны были присутствовать на суде также и другие адвокаты. Отдельные места были отведены свидетелям. В другом углу размещались журналисты.
Рона пришла позднее, села рядом с Френсис и сообщила, что ей удалось уговорить доктора написать заключение, позволяющее Анджеле не присутствовать здесь по состоянию здоровья.
Спустя четверть часа появился Глен и со скучающим видом опустился на стул рядом со мной. Гарольд занял место позади Роны.
У него, конечно, было что сказать.
– Я полагаю, вы знаете, – прошептал он, – они подготовили вердикт против Анджелы.
Мы дали ему понять, что ничего об этом не знаем.
– Думаю, тут уже все решено, – заявил он. – Значит, ее ждет арест. Вот почему они не настаивают на ее присутствии. Боятся, что она своим плачем вызовет симпатии присяжных. Вот такое дело.
– Откуда ты все это знаешь, Гарольд? – спросила Френсис.
Гарольд загадочно улыбнулся углами губ.
– Скоро сама увидишь.
В должное время появился коронер, посовещался с разными официальными лицами, затем одиннадцать местных жителей, в основном фермеры, принесли присягу как члены жюри присяжных. Я обрадовался, что старейшиной присяжных назначили моего хорошего приятеля Томаса Каллума, владельца фермы Хандакот, у которого я покупал навоз. Каллум разумный человек, и надавить на него будет очень трудно.
А вот коронером я был не очень доволен. Этот адвокат из Торминстера по фамилии Ригуэл, несомненно, честный и порядочный, имел один серьезный недостаток. Как и многие коронеры, он слишком уж был преисполнен собственной важностью.
Френсис толкнула меня локтем.
– Смотри, вон там рядом с Сирилом сидит парень… Я думаю, это Морис.
Я посмотрел. Справа поодаль от нас сидели трое: Сирил Уотерхаус, рядом щегольски одетый небольшой человечек в черном пиджаке и брюках из крапчатой шерстяной ткани, у которого на лице было написано, что он адвокат, а затем молодой человек, полноватый, с бледным пухлым лицом. На вид ему можно было дать как двадцать, так и тридцать лет. Он был похож немного на Джона, немного на Сирила. Да, скорее всего это был Морис.
– Ну и как он тебе? – спросила жена.
– Не очень приятный типчик, – прошептал я в ответ.
– Карикатура на Джона в юности. Неудивительно, что он его не терпел. – Она повернулась к Роне. – Рона, это Морис?
Рона глянула.
– Да. Это Морис.
– Тихо, – прошептал я. – Коронер начинает.
Приятным неофициальным тоном он призвал присяжных забыть все, что они слышали вне этого зала, и принимать во внимание только свидетельства. Затем вызвал Сирила Уотерхауса.
– Позвольте мне спросить, мистер Уотерхаус, – начал коронер легким тоном, – я прав, считая вас инициатором данного расследования?
– Это действительно так, – согласился Сирил Уотерхаус.
– Узнав о смерти брата, вы немедленно отправили телеграмму здешнему могильщику с требованием не оформлять могилу.
– Да. К сожалению, о смерти брата мне сообщили уже после похорон. Я был вынужден послать телеграмму.
– Потом вам удалось убедить свою невестку, миссис Уотерхаус, согласиться на вскрытие тела брата?
