Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз
– Грейси!
Служанка тут же материализовалась, – влетела с лестничной площадки с тряпкой в руке и с сияющим личиком.
– Да, мэм?
– Ты поедешь со мной на похороны мистера Линдси?
– О да, мэм! Когда, мэм?
– Примерно через четверть часа – именно тогда, наверное, мы и тронемся. Миссис Рэдли захватит нас с собой в своей карете.
Тут Грейси помрачнела и с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок.
– Я еще работу не закончила, мэм. Еще ступеньки надобно помыть и комнату мисс Джемаймы. Пыли повсюду навалило, хоть ее самой там сейчас и нету. И не одета я как надо. И черное платье у меня не глажено…
– Это платье достаточно темное. – Шарлотта осмотрела повседневную одежду Грейси – обычное серое шерстяное рабочее платье; потертое, но для утра вполне подходящее. Нет, все-таки надо как-нибудь прикупить девочке что-нибудь получше, хорошенькое ярко-синее платьице. Когда можно будет себе это позволить. – Про домашние заботы можешь пока забыть. Никуда они не денутся – завтра доделаешь; в конце концов, результат будет точно такой же.
– Вы так думаете, мэм? – Грейси никогда еще не говорили забыть про ее обязанности по дому, и глаза у нее сияли как звезды при мысли, что все это может подождать, а вместо этого можно будет выбраться из дому, отправиться в новую экспедицию, чтобы что-то расследовать и выяснять.
– Да, я уверена, – ответила Шарлотта. – А сейчас иди и причешись. И найди свое пальто. Нам нельзя опаздывать.
– О да, мэм! Сию минуту, мэм! – И прежде чем Шарлотта успела добавить что-то еще, она исчезла, и ее шаги простучали по лестнице в мансарду, где была ее комната.
Эмили приехала точно в то время, которое указала в записке, и ворвалась в дом, одетая в элегантное черное выходное платье, сшитое по самым модным выкройкам, расшитое гагатовыми бусинками и не слишком подходящее для похорон. И хотя отделанный кружевом воротник был настолько высоким, что доходил почти до ушей, но кружева были чуточку слишком изящные и дорогие; они здорово подчеркивали жемчужную белизну кожи хозяйки, что годилось скорее для суаре, нежели для похорон. Шляпка была весьма щегольская, несмотря на наличие вуалетки, и ее цвет прекрасно подчеркивал румянец на щеках Эмили, так что ни у кого не могло возникнуть ни малейших сомнений в том, что она новобрачная.
Шарлотта была так рада за нее, что с трудом удержалась от слов неодобрения, хотя подобный наряд был здесь несколько неуместен и вряд ли приемлем.
Джек шел в двух шагах позади, как всегда безукоризненно одетый; ему, по всей видимости, теперь несколько проще было расплачиваться по счетам от портных. И еще в нем появилась какая-то новая уверенность в себе, выросшая не только из одного его внешнего очарования и желания всем нравиться, но основанная на некоем внутреннем ощущении счастья и покоя, которое не требовало ничьего одобрения. Шарлотта сперва решила, что это отражение его отношений с Эмили. Но потом, как только он заговорил, она поняла, что это ощущение в нем гораздо глубже; оно означало, что он нашел цель в жизни, и эта внутренняя уверенность так и подсвечивала его изнутри.
Он поцеловал Шарлотту в щеку.
– Я встречался с членами парламентской фракции, и, думаю, они примут меня в качестве кандидата в депутаты! – сообщил он, широко улыбаясь. – Как только будут назначены очередные дополнительные выборы, я выставлю свою кандидатуру.
– Поздравляю! – сказала Шарлотта. При этом у нее внутри образовалось нечто вроде огромного пузыря, наполненного счастливыми предвкушениями. – Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь тебе победить. – Она посмотрела на Эмили и заметила на ее лице выражение глубокого удовлетворения и удовольствия, а в глазах ее сияла гордость. – Абсолютно все! Я даже готова прикусить себе язык – в качестве последнего средства содействия. А теперь пора ехать на похороны Эймоса Линдси. Думаю, это будет частью нашего дела. Не знаю почему, но я уверена, что его смерть связана со смертью Клеменси.
– Конечно, – согласилась с нею Эмили. – Все иные предположения просто не имеют никакого смысла. Их наверняка убил один и тот же человек. И я по-прежнему думаю, что это из-за политики. Клеменси слишком многих гладила против шерсти. Чем больше я расследую то, чем она занималась и планировала сделать, тем больше я понимаю, насколько решительно она была настроена и как много людей могло оказаться с запачканными репутациями и опозоренными, будучи уличены в получении этих и в самом деле очень грязных денег. Ты уверена, что сестры Уорлингэм не знали, чем она занимается?
– Да, они ничего об этом не знали, – подтвердила Шарлотта. – Не думаю, что она им говорила. Но Селеста – гораздо более умелая актриса, чем Анжелина, которую лично я с трудом могу представить себе виновной; она такая простодушная, ее видно насквозь. Она такая… не от мира сего. И совершенно безвредная и бесполезная. Не думаю, чтобы у нее хватило решимости или хладнокровия спланировать и осуществить эти поджоги.
– Но у Селесты могло бы хватить, – настаивала на своем Эмили. – В конце-то концов, они могли потерять гораздо больше, чем кто-либо еще.
– За исключением Шоу, – заметил Джек. – Клеменси раздавала деньги Уорлингэмов налево и направо. Так уж вышло, что она еще до смерти успела раздать все свою долю наследства. Правда, в этом мы полагаемся только на слова Шоу, он один знал про это. А он вполне мог задуматься о том, что она делает, и убить ее, чтобы остановить эту раздачу, пока там еще что-то оставалось. И только потом понять, что опоздал.
Шарлотта повернулась и посмотрела на него. Это была чрезвычайно неприятная мысль, которая до сего момента не приходила ей в голову, но отрицать подобную возможность было нельзя. Никто другой не знал, чем занималась Клеменси; и они располагали только заверениями Шоу, что он знал об этом с самого начала. А если нет? А если он обнаружил это только за пару дней до гибели Клеменси и именно это открытие, внезапно сделанное им, поставило перед возможной перспективой утратить свое чрезвычайно комфортабельное положение как в финансовом, так и, несомненно, в социальном плане, если бы эта информации стала достоянием публики. И в самом деле, весьма весомое основание для убийства.
Шарлотта ничего не сказала, но ощутила, как внутри у нее все болезненно сжалось и заледенело.
– Извини, – тихо и мягко сказал Джек. – Но это тоже не следует упускать из виду.
Шарлотта проглотила образовавшийся в горле комок. Перед ее внутренним взором тут же возникло лицо Шоу – честное, сильное, напряженное. Ее очень удивило, насколько неприятной, болезненной оказалась эта мысль.
– Грейси едет с нами. – Она отвернулась от них и посмотрела в сторону двери, словно предстоящая поездка была очень важным делом и требовала особых забот. – Думаю, она это заслужила.
