Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
— Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.
— Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?
— Нет, она была зрителем.
Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.
— Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.
— Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? — спросил Тим.
— По крайней мере это вполне объясняет ее странную реакцию на ту передачу.
Воцарилось молчание.
— А чем она занимается? — поинтересовался Тим. — Она где-нибудь служит?
— Мисс Эббот служит в каком-то музыкальном издательстве, — пояснил отец Джордан. — Она большой знаток ранней церковной музыки, особенно грегорианских песнопений.
— Надеюсь, она с ее голосом не поет, — вырвалось у Тима.
— Напротив, поет. И очень приятным голосом, — сказал Аллейн. — Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Ляс-Пальмаса.
— У нее самый что ни на есть необычный голос, — пояснил отец Джордан. — Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я там тоже был, и мне довелось с мисс Эббот познакомиться. Коллеги относятся к ней с большим уважением.
— Однако мисс Эббот нас в настоящий момент не интересует, — решительным тоном сказал Аллейн. — Солнце садится, так что пора на вахту.
В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства. «Моя дорогая! Ты только послушай — я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой вот так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…»
Тринадцатого вечером, когда все пассажиры собрались в салоне за кофе, Обин Дейл неожиданно объявил, что решил устроить в своих «покоях» вечеринку. Там стояла радиола, и он пообещал прокрутить на ней кое-какие из собственных дисков.
— Приглашаются все, — сказал он и сделал широкий жест зажатым в руке стаканом с бренди. — Никаких отговорок не принимаю.
Отказаться и в самом деле было невозможно, хотя у мистера Мэрримена, да и у Тима был такой вид, будто им очень хочется это сделать.
«Покои» Дейла оказались великолепны. Все стены были увешаны фотографиями дейловской «крошки» с ее надписями и других телезвезд. Тут же висела фотография самого Дейла, изогнувшегося в подобострастном поклоне перед самой большой «звездой». Дейл показал свои сувениры; среди них сигареты с монограммой — подарок какого-то турецкого хана, который, как пояснил хозяин, изобразив на своей физиономии уныние, является одним из самых пылких его поклонников. И тут же рекой полились всевозможные вина и даже более крепкие напитки. Мистеру Макангусу достался бокал с подвохом, из которого все содержимое вылилось ему прямо на подбородок, что он воспринял вполне безропотно, хотя и не был в восторге, как капитан, миссис Диллинтон-Блик и супруги Кадди. Обин Дейл извинился с видом напроказившего мальчишки и тут же великолепно сымитировал кое-кого из своих знаменитых друзей. Потом они прослушали четыре пластинки, после чего почти всех гостей сморила тропическая дремота. Первой откланялась мисс Эббот, за ней последовали остальные, кроме миссис Диллинтон-Блик и капитана. У Джемаймы разболелась от духоты голова, так что она с радостью ухватилась за возможность выйти на свежий воздух. Они присели с Тимом под иллюминатором мистера Макангуса, выходящим на правый борт. Над ними тускло светила маленькая лампочка.
— Пять минут, и я отправлюсь спать, — сказала девушка. — Моя голова гудит, как орган.
— У тебя есть аспирин?
— Я, кажется, его куда-то засунула.
— Я сейчас тебе что-нибудь принесу. Только ты никуда отсюда не уходи, ладно?
Кресло девушки было освещено светом, падающим из иллюминатора мистера Макангуса, и тусклой лампочкой над ее головой. Мистер Макангус стелил постель и пронзительным фальцетом мурлыкал себе под нос какую-то мелодию.
— Ладно. Мне как-то не хочется карабкаться по снастям или расхаживать по канату. Нельзя ли выключить этот свет над головой? Он бьет прямо в глаза.
— Выключатель внизу, на другом конце. Я выключу, когда буду идти назад. Я быстро, Джем.
Когда Тим ушел, Джемайма откинулась на спинку и закрыла глаза. Она слышала стук машин, шум моря и пронзительное пение мистера Макангуса, которое очень скоро прекратилось. Джемайма почувствовала сквозь сомкнутые веки, что света убавилось. «Он погасил светильник, а теперь укладывает свою робкую плоть на девственное ложе», — думала девушка. Она открыла глаза. Лампочка над головой все еще горела.
В следующий момент погасла и она.
«Тим идет назад. Как он быстро», — пронеслось у нее в мозгу.
Теперь ее окружала почти непроглядная темень. Дул легкий ветерок. Она не слышала шагов, но явно почувствовала, что сзади кто-то подошел.
— Тим, это ты?
Ей на плечи легли руки.
— Ты меня испугал.
Руки двигались к горлу. Она почувствовала, как они дернули нитку жемчуга. Бусы рассыпались. Она схватила эти руки. Они были ей незнакомы.
— Пустите! Пустите!! Тим!!!
Послышался топот бегущих шагов. Джемайма вскочила с кресла и стремглав бросилась в туннель крытой палубы, где попала в чьи-то объятия.
— Успокойтесь, все в порядке, — говорил ей Аллейн. — Это я.
5Через несколько секунд вернулся Тим Мейкпис.
Джемайма все еще дрожала в объятьях Аллейна, бормотала что-то невнятное, прижималась к нему как маленькая девочка.
— Какого черта… — начал было Тим, но Аллейн не дал ему договорить.
