Край льда - Юмэно Кюсаку
«Сейчас я направляюсь в те края. Мой русский друг обещал составить компанию, но простудился и посоветовал нанять китайца, который ориентируется на местности. А еще он передал рюкзак с провизией. Что ж, я не страшусь глухих районов. По словам моего товарища, только японцы считают, что любое место, где нет японской армии, опасно! Саке хватит на двоих, к тому же нас ждут живописные виды».
Позже до меня дошло, что в его словах не было ни слова правды. Похоже, Хосигуро уже давно хотел отправиться в те пыльные районы, а вечером накануне решил прихватить с собой меня — на его счастье, я совсем не знал местности. Но тогда, ни о чем не догадываясь, я чрезвычайно обрадовался предстоящему путешествию и радостно поблагодарил его. О сапогах я и думать забыл.
Китайская повозка миновала Фуцзядань и направилась дальше на восток. Часы мои были в починке, поэтому за временем я не следил. Мимо нас проносились однообразные поля и угодья. Вскоре накопившаяся усталость дала о себе знать, и я стал клевать носом. Ближе к полудню повозка остановилась посреди лугов, за речкой. Вдалеке уже виднелись изгибы Сунгари. Господин интендант слез с повозки, подошел к вознице и свободно заговорил с ним по-китайски. Затем он улыбаясь вернулся и сказал: «Теперь взберемся на холм — оттуда открывается превосходный вид. По словам возницы, тут орудуют воры, поэтому рюкзак возьмем с собой, его понесешь ты».
«Теперь понятно, для чего ему понадобился попутчик», — подумал я, но делать было нечего. Взвалив поклажу на спину, я прямо через траву (тропинки не было) побрел в сторону реки.
Мы шли и шли, и я уже пал духом, но минут через двадцать действительно открылся замечательный вид. Вокруг не было ни души.
«Благодарю за помощь! — сказал господин интендант. — Пожалуй, остановимся здесь». Хосигуро присел, а я, обессилевший, повалился на землю. Затем он расстегнул рюкзак, достал белое новое одеяло и расстелил его на траве.
«Ну что, по одной?» — предложил Хосигуро, вытаскивая бутылочку виски. Она была запечатанной, и я согласился, отбросив стеснение. Потом Хосигуро разложил на одеяле бутерброды и несколько банок с сардинами. Я повеселел. Небо было ясным. Прохладный ветерок волновал море травы, что простиралось до самого горизонта. По кофейным водам реки бесшумно скользило темное судно. Вскоре бутылка опустела, и я задремал.
Мне приснился пожар — горела резиденция Хорвата в Старом Харбине, а я, пытаясь спасти седую бороду генерала, искал воду, чтобы окатить старика с головы до пят. Однако ничего не получалось — было душно, я задыхался. Тут я очнулся и увидел мужчину в сером пиджаке. Я не понял, кто это, и поднялся, чтобы разглядеть получше. К моему удивлению, это был интендант! Он жег что-то, подкладывая хворост в огонь. Однако ветки были сырыми и костер удушливо чадил. Задыхаясь от дыма, господин интендант пытался исправить ситуацию. Запахло палеными тряпками, и я не поверил глазам: Хосигуро жег свою форму! Я заволновался и спросил, что он делает, но интендант посмотрел сердито и ничего не ответил. Меня охватил страх. Возница уехал, вокруг никого.
«Господин интендант, вы не собираетесь возвращаться?!» — решительно спросил я, но он, стоя в дыму, вытащил откуда-то блестящий револьвер. Я в ужасе упал на четвереньки, а Хосигуро обнажил в улыбке белые зубы и приказал: «Ну-ка, заткнись! Донесешь рюкзак до Иланя. Понял?»
Я оглянулся по сторонам: солнце клонилось к закату, на воде не было ни одного судна, где-то вдали, в верховье реки, темнел полоской Харбин.
«Я украл казенные деньги и сбежал, — признался он. — Завтра вечером поднимется большая шумиха. Ха-ха! Не знаю, сколько дней пути до Иланя, но, если поможешь, я дам тебе треть, то есть пятьдесят тысяч иен. Ну как, недурно? Не бойся, не обману».
Продолжая целиться в меня, он раскрыл левой рукой рюкзак, разорвал газетную обертку и вытащил огромную пачку банкнот. Держа во рту бумажку в двадцать иен, он принялся считать.
«Тут триста двадцать иен, держи, это на текущие расходы. Все по-честному, никаких фальшивок», — сказал он, протягивая деньги. Желая усыпить его бдительность, я сделал вид, что согласен, и тогда он добавил: «Вот видишь, стоило выпить — и мы поняли друг друга. Только не вздумай валять дурака, иначе...»
Я покорно взвалил рюкзак на спину и, пытаясь побороть неловкость и страх, молча побрел по травянистой равнине. Похоже, Хосигуро хорошо был знаком с местностью...
Через некоторое время солнце село, и я увидел молодой месяц, который вскоре скрылся за облаками. Тогда господин интендант велел мне зажечь карманный фонарик. В его свете я был виден как на ладони, и о побеге не могло быть и речи. Рюкзак сделался невыносимо тяжелым, к тому же я изрядно продрог и уже не сомневался, что буду убит, как только доберемся до Иланя.
Я не представлял, где мы находимся, но вскоре увидел на другом берегу Сунгари зарево людских жилищ и, обернувшись, спросил у Хосигуро (погруженный в свои мысли, тот брел, опустив голову), где мы заночуем. Господин интендант ответил, что в каком-нибудь из китайских домов, однако на том плоскогорье не было построек.
Мы прошли еще один ли. Из-за поклажи и лишнего веса я совсем выбился из сил и, остановившись, отчаянно крикнул: «Больше не могу, давайте остановимся здесь!» «Ты прав, заночуем в поле. В домах небезопасно!» — устало и доброжелательно ответил он. Дрожа от холода, я снял рюкзак и тут заметил покосившуюся хибару — до нее было метров двести. Я предложил Хосигуро отправиться туда, и он согласился. При ближайшем рассмотрении грубая дощатая постройка метра в два шириной оказалась будкой сторожа на переправе. Сквозь дырявые стены поблескивали в свете звезд воды Сунгари.
«Зайди внутрь!» — приказал господин интендант и фонариком осветил мне путь. Затем, не выпуская пистолета из рук, он помочился, зайдя за будку.
Сердце мое выпрыгивало из груди. Я сделал, как он хотел, потом бросил рюкзак на пол, положил на него включенный фонарик, пулей вылетел прочь и успел пробежать метров двадцать по высокой траве, прежде чем Хосигуро спохватился. «Тонаси! Стой! Ты где?» — донес до меня ветер. Обернувшись, я увидел человека в пиджаке, который целился в меня из пистолета, и снова рванул вперед. Где-то над моим плечом просвистели громкие выстрелы. Шляпа свалилась. Не помня себя от страха, я пополз по траве, благодаря чему выжил. Третий выстрел раздался довольно далеко, но оглянувшись, через некоторое время, я увидел черную фигуру — она преследовала меня практически по пятам.
Слева несла свои бледные воды Сунгари, справа раскинулось бескрайнее холмистое плоскогорье, а между ними пронзали воздух оглушительные выстрелы. Вскоре я заметил уходящую влево тропинку и побежал по ней вверх. Выстрелы стихли. В течение получаса я шел, разгребая высокую траву руками. Я жутко устал и все еще задыхался. Не выдержав, я рухнул на землю, но пронизывающий холод заставил меня вскочить. Голодный и сонный, я брел неведомо куда.
Настало утро, а в полдень я вышел на какую-то широкую дорогу и вскоре оказался в китайской деревне. Объясняться пришлось по-русски и жестами. Меня накормили гаоляном и уложили на соломе в сарае. Я проспал почти сутки, а когда наконец проснулся, отблагодарил хозяев монеткой и стал твердить: «Харбин! Харбин!» Старый китаец, кажется, понял меня и, опираясь на костыли, вывел через широкую равнину на шоссе. Кивая, он указал на запад. Та ли это дорога, по которой мы ехали позавчера, я не знал, да и в направлении не был уверен... К сожалению, повозок долгое время не было, и я до вечера шел пешком, пока наконец меня не подобрала одна телега. Ночью мы мчались во весь опор. Глаза слипались, я потерял счет деревням, которые мы проезжали, и только дивился, как далеко меня забросило. И лишь сегодня, увидев яркие огни Харбина, я немного успокоился. Вот все деньги — шестнадцать банкнот по двадцать иен, они были в кармане штанов. Я очень устал, пожалуйста, разрешите мне поспать.
Договорив, Тонаси вновь откинулся в кресле и, отмахнувшись от предложенной мною сигареты, задремал. Несчастный так устал, что сам на себя не был похож... В бессильном отчаянии он вернулся, чтобы сдаться страшной военной полиции. Думаю, среди собравшихся я охотнее прочих верил Тонаси. Нет, лучше сказать, что я от всего сердца сочувствовал ему...
