Агата Кристи - Убийство в доме викария
— Гм-м… — сказал Мельчетт. — Все равно странно это. Интересно, не слышала ли чего старушка — как ее звать? — а, мисс Марпл. Окно в кабинете было открыто.
— Возможно, она и слышала, — сказал Хэйдок.
— Не думаю, — сказал я. — Она только что у нас была и ничего об этом не сказала, а я уверен, что она упомянула бы о том, что слышала.
— А может, она и слышала, да не придала этому значения — подумала, что у машины выхлоп не в порядке.
Я заметил, что в это утро Хэйдок был настроен куда более добродушно и жизнерадостно, чем вчера. Он был похож на человека, который изо всех сил старается скрыть обуревающую его радость.
— А что, если там был глушитель? — добавил он. — Не исключено. Тогда никто ничего бы и не услышал.
Мельчетт замотал головой.
— Слак ничего такого не нашел, потом спросил Реддинга напрямик. Реддинг поначалу вообще не мог взять в толк, о чем речь, а когда понял, категорически заявил, что ничем таким не пользовался. Я думаю, можно ему поверить на слово.
— Да, конечно. Бедняга.
— Юный идиот, черт бы его побрал! — взорвался полковник Мельчетт. — Прошу прощенья, Клемент. Но ведь иначе его не назовешь. Как-то не могу думать о нем как об убийце.
— Мотив какой? — спросил Хэйдок, одним глотком допивая кофе и вставая из-за стола.
— Он говорит, что они поссорились, он вспылил и не помнит, как застрелил полковника.
— Хочет вытянуть на непреднамеренное убийство, э? — Доктор потряс головой. — Ничего не выйдет. Он подкрался сзади, когда старик писал письмо, и выстрелил ему в затылок. Ссорой тут и не пахнет.
— Да у них и времени на ссору не было, — вмешался я, припомнив слова мисс Марпл. — Подкрасться, застрелить полковника, переставить часы назад на восемнадцать двадцать и убраться подобру-поздорову, да у него едва хватило бы времени на все это. Я никогда не забуду, какое у него было лицо, когда я встретил его за калиткой, и как он сказал: «Вы его увидите, даю слово. О! Вы его увидите!» Уже одно это должно было возбудить мои подозрения, навести на мысль о том, что случилось за несколько минут до нашей встречи.
Хэйдок уставился на меня удивленным взглядом.
— То есть как это «за несколько минут до встречи»? Когда же, по-вашему, Реддинг его застрелил?
— За несколько минут до моего прихода.
Доктор покачал головой:
— Невозможно. Исключено. Он уже был мертв задолго до этого.
— Но, дорогой вы мой, — воскликнул полковник Мельчетт, — вы же сами сказали, что полчаса — только приблизительный срок.
— Полчаса, тридцать пять минут, двадцать пять минут, даже двадцать — это в пределах вероятности, но меньше — ни в коем случае. Ведь тогда тело было бы еще теплое, когда я подоспел.
Мы молча смотрели друг на друга. Лицо Хэйдока внезапно переменилось. Стало серым, на глазах постарело. Эта перемена меня поразила.
— Да вы послушайте, Хэйдок, — полковник первым обрел дар речи. — Если Реддинг застрелил его в четверть восьмого…
Хэйдок вскочил.
— Я вам сказал, что это невозможно, — проревел он. — Если Реддинг утверждает, что застрелил Протеро в четверть восьмого, значит, Реддинг лжет. Пропади оно все пропадом — я врач, говорю вам, мне лучше знать! Кровь уже начала свертываться.
— Если Реддинг лжет… — начал было полковник Мельчетт, потом смолк и потряс головой. — Пожалуй, надо пойти в полицейский участок, поговорить с ним самим, — сказал он.
Глава 8
По дороге в участок мы почти не разговаривали. Хэйдок слегка отстал и сказал мне вполголоса:
— Знаете, не нравится мне все это. Не нравится. Мы все чего-то тут не понимаем.
У него был крайне озабоченный, встревоженный вид.
Инспектор Слак был на месте, и мы уже вскоре встретились с Лоуренсом Реддингом.
Его бледное лицо выглядело усталым, но он был совершенно спокоен, поразительно спокоен, сказал бы я, при сложившихся обстоятельствах. Мельчетт же хмыкал и фыркал, явно нервничая.
— Слушайте, Реддинг, — начал он, — мне известны показания, которые вы давали инспектору Слаку. Вы утверждаете, что пришли в дом викария примерно без четверти семь, встретили Протеро, поссорились с ним, застрелили его и ушли. Протокол я вам не читаю, но это главное.
— Да.
— Я собираюсь задать вам несколько вопросов. Вас уже уведомили, что вы можете не отвечать на них, если не сочтете нужным. Ваш адвокат…
Лоуренс не дал ему договорить:
— Мне нечего скрывать. Я убил Протеро.
— А! Ладно! — И Мельчетт громко фыркнул. — А как у вас оказался с собой пистолет?
— Он был у меня в кармане, — ответил Лоуренс, слегка помявшись.
— И вы взяли его с собой, когда шли к священнику?
— Да.
— Зачем?
— Я всегда держу его при себе.
Он снова слегка замешкался с ответом, и я окончательно уверился, что он говорит неправду.
— А зачем вы перевели часы назад?
— Часы? — Лоуренс явно не знал, что сказать.
— Ну да, стрелки показывали восемнадцать двадцать две.
Его лицо внезапно исказилось от страха.
— А, да, конечно. Я их перевел.
Хэйдок неожиданно бросил ему в лицо:
— Куда вы стреляли?
— В полковника Протеро.
— Я спрашиваю, в какую часть тела?
— А! Я, кажется, в голову. Да, я стрелял в голову.
— Вы что, не помните?
— Вам все и так известно, зачем вы спрашиваете?
Это была слабая, неловкая попытка вывернуться. Снаружи послышался какой-то шум. Вошел констебль с запиской. Он был без шлема.
— Письмо викарию. Написано — срочно.
Я вскрыл конверт и прочел:
«Прошу вас, умоляю, приходите ко мне. Я не знаю, что мне делать. Я должна кому-то признаться. Пожалуйста, приходите немедленно и приведите с собой кого хотите.
Анна Протеро».Я бросил на Мельчетта красноречивый взгляд. Он понял намек. Мы вышли все вместе. Я бросил взгляд через плечо и мельком увидел лицо Лоуренса Реддинга. Глаза его были прикованы к листку бумаги, который я держал в руке, с выражением такого мучительного отчаяния и страдания, какое мне едва ли когда приходилось видеть на человеческом лице.
Я вспомнил, как Анна Протеро, сидя передо мной на диване, сказала: «Я готова на все», и на душе у меня стало невыразимо тяжко. Я вдруг увидел причину героического самооговора Лоуренса Реддинга. Мельчетт разговаривал со Слаком.
— Выяснили, чем Реддинг занимался в течение дня? Есть основания полагать, что он убил Протеро раньше, чем он говорит. Разберитесь и доложите.
Он обернулся ко мне, и я молча протянул ему письмо Анны Протеро. Он пробежал его и удивленно надул губы. Потом пристально взглянул на меня.
— Вы на это намекали утром?
— Да. Тогда я не был уверен, должен ли я все рассказать. Теперь я считаю это своим долгом.
И я рассказал ему о том, что видел в тот вечер в мастерской.
Полковник обменялся несколькими словами с инспектором, и мы отправились в Старую Усадьбу. Доктор Хэйдок пошел вместе с нами.
Дверь отворил безукоризненный дворецкий — с приличествующей обстоятельствам торжественностью в каждом движении.
— Доброе утро, — сказал Мельчетт. — Будьте добры, попросите горничную миссис Протеро доложить о нас, а потом возвращайтесь сюда, я вам задам несколько вопросов.
Дворецкий поспешно удалился, но вскоре вернулся и доложил, что поручение выполнено.
— А теперь поговорим про вчерашний день, — сказал Мельчетт. — Ваш хозяин был дома во время ленча?
— Да, сэр.
— И настроение у него было обычное?
— Насколько я мог заметить, да, сэр.
— А потом что было?
— После ленча миссис Протеро пошла к себе прилечь, а полковник ушел к себе в кабинет. Мисс Протеро уехала играть в теннис на спортивной машине. Полковник и миссис Протеро пили чай в гостиной в половине пятого. Шоферу было приказано подать машину в пять тридцать, они собирались ехать в деревню. Как только они уехали, позвонил мистер Клемент, — поклон в мою сторону, — и я сказал ему, что они уже уехали.
— Гм-м… — протянул полковник Мельчетт. — Когда мистер Реддинг был здесь в последний раз?
— Во вторник днем, сэр.
— Насколько мне известно, они немного не поладили?
— Должно быть, так, сэр. Мне было приказано впредь не принимать мистера Реддинга.
— А вы сами слышали, как они ссорились? — напрямик спросил полковник Мельчетт.
— У полковника Протеро был очень звучный голос, сэр, особенно когда он сердился. Я поневоле слышал кое-что, когда он повышал голос.
— Достаточно, чтобы понять, о чем идет спор?
— Я понял, сэр, что речь идет о портрете, который писал мистер Реддинг, о портрете мисс Летиции.
Фырканье Мельчетта прозвучало как рычанье.
— Вы видели мистера Реддинга перед уходом?
— Да, сэр, я его провожал.
— Он был очень сердит?
