Лидия Будогоская - Повесть о фонаре
- Ой, боюсь я его! - сказала Былинка.
- Ну, хорошо, ребята, - говорит Екатерина Ивановна. - А какие у вас самые хорошие старые дома в городе?
- Почта! - кричит Шурук.
- Нет, собор! - кричит Миронов.
- Нет, тюрьма! - говорит Былинка.
- А кто эти здания выстроил? Не знаете, ребята?
- Царь! - кричат с задних парт.
- А вот я слышала, что не царь, а царица, - отвечает Екатерина Ивановна. - Царица Екатерина Вторая. Я сама читала в архиве ее указ о том, чтобы построить в этом месте город и «заселить его сволочью». Так и написано было в указе.
- Вот так царица! - удивилась Былинка. - Какие слова пишет!
- В то время это слово не было ругательным, - сказала Екатерина Ивановна. - Так называли тогда людей безродных, простой народ. Ну вот, построила царица этот город, и простоял он таким, как был при ней, до самой Революции. Только купцы да хозяева лесопильных заводов все новые и новые дома себе строили на Главной улице. А до других улиц им, конечно, дела не было. Бугры - так бугры. Пески - так пески. Только я думаю, в эту или в следующую пятилетку ни бугров, ни песков у вас не останется. Ведь вот новую электростанцию у вас уже построили.
- И пожарное депо! - крикнул Миронов.
- И дома для рабочих. У одного дома тридцать восемь окон. Только стекла еще не вставлены! - закричал Шурук.
- Видите, а вы говорите, что ваш город не строится, - сказала Екатерина Ивановна. - А на самом деле на каждой улице есть что-нибудь новое. Вы только, видно, не все замечаете.
- На Заречье баня строится, - сказал Шурук.
- А у нас на Песках ларек открылся, - сказала Былинка. - Клюквенный квас продают.
Ребята засмеялись.
- Чего же вы смеетесь? - сказала Екатерина Ивановна. - Клюквенный квас - это тоже дело важное. Особенно летом, в жару.
- А вот у нас на улице ничего еще нет, - сказал Миронов.
- На какой это улице?
- На Гражданской!
- А фонари? - спросила Екатерина Ивановна. - Фонари ты забыл?
Миронов вздрогнул и как-то нечаянно переглянулся с Соколовым.
- Фонарь у нас на Гражданской мальчишки разбили, - сказала Маня Карасева.
- Какие мальчишки? - спросила Екатерина Ивановна.
- Да не знаем.
- Не знаете? А вот инвалид, который карандашами и тетрадками торгует, говорил мне, что это школьники из нашего класса разбили.
- Пилсудский, - сказал кто-то с задней парты шепотом.
В классе стало тихо.
А Екатерина Ивановна подошла к передней парте и, остановившись перед Кисселем, сказала:
- Ребята, мы должны это выяснить. До тех пор, пока мы не узнаем, кто разбил фонарь, не будет на этой улице другого фонаря. Так и останется улица в темноте.
- А почему так, Екатерина Ивановна? - спросил Шурук.
- А как же иначе? Ведь если поставить сейчас другой фонарь, так его, может быть, завтра опять расколотят. Верно, ребята?
Ребята молчали.
- Как же теперь нам это выяснить? - спросила Екатерина Ивановна.
- Надо вот что сделать, - сказала Былинка. - Вызвать всех, кто живет на Гражданской, и каждого спросить: он разбил или не он? На Гражданской у нас живут Киссель, Карасева…
Киссель заерзал на месте. А Карасева покраснела до ушей.
- Не била я фонарей, - плаксиво закричала она, - не надо меня вызывать!…
- Погоди, Карасева, - сказала Екатерина Ивановна, - вызывать я никого не стану. Ребята, которые разбили фонарь на Гражданской, должны завтра же сами сознаться. А сейчас мы с вами будем продолжать урок…
VII
В коридоре гремит звонок на перемену, и Екатерина Ивановна уходит из класса. Ребята с шумом поднимаются с мест. Сразу становится слышно, что в комнате тридцать шесть человек.
- Знаете что! Ведь эти фонарщики могут вылететь из школы, - говорит Шурук.
- Вот сознаются если, тогда, может быть, и не вылетят, - перебивает его Былинка.
- Все равно вылетят! - галдят ребята. - Так этого дела не оставят! Может, их еще в милицию поведут!
- Непременно поведут, и родителей заставят штраф платить!
Толкаясь на ходу, ребята валят толпой в коридор. Миронов выходит последним.
Былинка сейчас же подбегает к нему, хлопает всей ладонью по спине и говорит:
- Петя! Давай в пятнашки! Ты пятна!
И бежит от него со всех ног, раскатываясь, как на коньках, по гладкому полу.
Но Миронов не гонится за ней.
Он стоит у окна. Будто кого-то ждет.
И в самом деле, он ждет Соколова. Толстый Соколов лватает его за рукав, и они вместе идут в маленький узенький коридор в конце большого коридора. Здесь кладовые и рабочие комнаты. Все двери закрыты наглухо. Дневной вет пробивается сюда только через верхние стекла дверей.
- Не видел он нас тогда - факт! - шепчет Соколов. - И дураки мы будем, если сознаемся!
- Киссель не выдал бы, - говорит Миронов.
Соколов пожимает плечами.
- Киссель? Да ведь он первый полез к фонарю… Что же, он сам себя выдавать будет?
- Тише, - шепчет Миронов.
И оба они идут в самый дальний угол темного коридора. Здесь уже совсем тихо, еле доносится сюда шум перемены.
- А все-таки, - шепчет Миронов, - все-таки он может выдать - испугается и выдаст. Ты с ним поговори, когда пойдешь из школы.
- А ты сам поговори.
- Мне нельзя. Мы с ним в ссоре. Лучше уж ты настрочи его…
- Ладно.
- А потом ко мне зайди домой. Слышишь? Я тебя ждать буду.
- Есть такое дело.
И они повернули назад, к светлому коридору. Идут молча.
В раздевалке, в узких проходах между вешалками ребята натягивают свои пальтишки и вытряхивают калоши из мешков.
Миронов одевается по одну сторону вешалки, по другую сторону одеваются Киссель и Женька Шурук.
Только Миронов сунул одну руку в рукав жар-жакета, как вдруг он услышал:
- Киссель, а ведь это около вашего дома фонарь раскололи? - спрашивает Женька Шурук.
- Около нашего… - отозвался Киссель.
Миронов притаился за стенкой пальтишек и мешков с калошами и прислушивается. Он ждет, не скажут ли еще что-нибудь. Нет, ничего не слышно за вешалками.
Миронов надевает свой жар-жакет и собирается уже отойти от вешалки. Но вдруг слышит опять:
- Киссель! А Киссель!
- Ну чего тебе? - отзывается с неохотой Киссель.
- Уже не ты ли кокнул? - спрашивает его Шурук вполголоса. - Ты всегда ходишь с рогаткой.
Киссель сопит, - верно, надевает поверх пальто свою холщовую сумку. А потом отвечает спокойно и медленно:
- Рогатка? Рогатка всегда при мне… это верно. Да какой же я стрелок?… У нас есть стрелки получше меня.
Входная дверь тяжело захлопнулась за Кисселем, а Миронов все еще стоял около вешалки в жар-жакете, с шапкой в руке.
- Миронов, а Миронов! - окликнул его Соколов, вбегая в раздевалку.
Миронов оглянулся.
- Ах, это ты, Васька. А ну тебя! Я думал, что ты уже на улице. Беги, догоняй Кисселя - он только что вышел…
