Эллери Куин - Последний удар
— Доктор, вас ведь не было при рождении Джона? — Краем уха Эллери где-то слышал, что с появлением Джона Себастиана на свет связана какая-то необычная история.
— О, нет, — сказал доктор Дарк. — Джон поступил ко мне, так сказать, post uterum[После рождения (лат.).].
— Мне тогда было шесть недель, да, доктор Сэм?
— Не шесть, а семь, — поправил воспитанника Крейг. — Видите ли, мистер Куин, его родители умерли с промежутком в несколько дней, в девятьсот пятом году. Клер и Джон — ведь наш Джон назван в честь отца — возвращались на машине из Нью-Йорка в Ри в жуткую метель и разбились возле Маунт-Кидрон. Авария вызвала преждевременные роды вот этого господина, а Клер той же ночью умерла. Не прошло и недели, как Джон умер от травм. Перед кончиной он назначил меня опекуном младенца, ведь ни с той, ни с другой стороны близких родственников не было, и других детей тоже. Джон-младший был первенцем. Сиделка, миссис Сапфира, перешла ко мне вместе с младенцем. Вот преданная душа! Она нас так и не покинула, умерла в этом доме всего несколько лет назад. Мы с Сапфи на пару вырастили-таки этого юного разбойника.
— С моей немалой помощью, — вставил доктор Дарк. — Сколько раз мне приходилось мчаться сюда среди ночи, потому что маленькому Джону вздумалось косо посмотреть на Сапфи или Артура.
— С немалой помощью всех, — сказал Джон, положив руку Крейгу на плечо. — Сапфи, доктора Сэма, Эллен, когда она к нам переехала, но в первую очередь вот этого бородатого чудака. Боюсь, Артур, у меня не хватило красноречия, чтобы достойно описать твои заслуги.
— Верно, верно, — сказал Мариус Карло, прежде чем Крейг успел ответить. — Как только падет первая слеза, я исполню на этом фортепиано «Сердца и цветы» — если только оно настроено, в чем надо еще удостовериться.
— Мариус не способен понимать родственные чувства, — нежным голоском пропела Расти, тряхнув рыжей гривкой. — У него, видите ли, никогда не было ни отца, ни матери. Он вылупился в стоячем пруду, так ведь, милый?
Мариус сверкнул на нее черными глазами, потом пожал плечами и поднял стакан.
— У вас с отцом Джона было общее предприятие, мистер Крейг? — поспешно спросила Валентина.
— Да. «Себастиан и Крейг», издатели. Я занимался производственной частью, а в издательских делах понимал мало, так что после смерти Джона я продал предприятие и занялся тем, чем занимался изначально — печатным делом.
— Вы говорите так, словно это для вас шаг назад, мистер Крейг, — сказал Эллери. — А у меня было бы больше оснований для гордости, владей я «Эй-би-си Пресс», чем многими из известных мне издательств. Вы часом не Дэну Фримену продали дело? Да нет, он тогда был слишком молод.
Крейг кивнул.
— С девятьсот пятого года хозяйство несколько раз меняло владельца. Дэн купил его в начале двадцатых.
А-а, вот и он, ей-богу! И Роланд с ним. Заходите, заходите.
Издатель и адвокат странно смотрелись вместе.
Дэн З. Фримен был маленький бледный мужчина лет сорока, с большой головой, которая казалась еще больше оттого, что волосы на ней росли только начиная с макушки. У него были красивые ярко-карие глаза.
Казалось, что предстоящий тяжкий ритуал знакомства с полной гостиной незнакомых людей был издателю просто не под силу. Он сжал руку Эллери с силой утопающего, ухватившегося за ниспосланный свыше плавающий обломок. Эллери и виделся-то с ним всего раз, когда Фирмен принял к публикации «Загадку цилиндра».
— Так приятно вновь встретить вас, Куин, — лепетал Фримен, — очень, очень приятно…
При первой же возможности он забился в кресло и там затаился.
Роланд Пейн при всем желании не мог бы где-нибудь затаиться. Он был высок, краснолиц, с красивой копной седых волос и с неизменной, слегка рассеянной улыбкой, свойственной политическим мужам. Ему было немного за пятьдесят, а его густой приятный баритон сделал бы честь любому актеру старой школы. Эллери слышал о нем от инспектора Куина, имевшего обыкновение похваляться, что он знает всех адвокатов Нью-Йорка. Пейн был адвокатом весьма осмотрительным и расчетливым и, наподобие государственных ценных бумаг с золотым обрезом, приваживал только наиболее консервативную клиентуру. Несмотря на блистательную внешность и бархатный голос, он редко выступал в суде. В основном его практика сводилась к завещаниям и имущественным вопросам.
— Теперь, когда прибыли господа Пейн и Фримен, — заговорил Джон, — я готов посвятить присутствующих в два из четырех событий глобального масштаба, о которых упомянул ранее. Мистер Пейн, как семейный адвокат Крейга, скажите, как изменится мой статус, начиная с шестого января?
— В этот день, знаменующий вашу двадцать пятую годовщину, — с улыбкой произнес седовласый поверенный, — согласно условиям последнего завещания вашего отца, Джона Себастиана-старшего, вы вступаете во владение основным капиталом, сохранявшимся для вас с тысяча девятьсот пятого года. Убежден, что Джон не станет возражать, если я замечу, что он сделается весьма обеспеченным молодым человеком.
— И, разумеется, неотразимым! — воскликнула Эллен Крейг, сжимая руку Джона. — Представляете, Джон — и миллионер!
— Омерзительно, да? — Джон ухмыльнулся. — А теперь, мистер Фримен, в вашем профессиональном качестве, скажите, что важного для меня произойдет шестого января?
Издатель покраснел, когда на него устремились все взоры.
— Событие, более, по-моему, важное, чем просто получение наследства. Шестого января «Дом Фримена» выпустит в свет первую книгу стихов многообещающего молодого поэта «Пища любви». Автор — Джон Себастиан.
Все заголосили. Расти воскликнула:
— Как замечательно, Джон! А ты мне и словом не обмолвился. Мистер Крейг, а вы знали?
Крейг зашевелил бородой.
— Уж не думаете ли вы, Расти, что кто-то мог лишить меня удовольствия делать первую книгу Джона. Но мы с Дэном — пара старых траппистов-молчальников, — Крейг от всего сердца тряханул издателя за хрупкое плечо, — мы знаем, как держать язык за зубами.
— Джон, я так рада за тебя, — промурлыкала Валентина. — Поздравляю. — Она наклонила его голову и поцеловала.
Расти Браун улыбнулась.
— И мне тоже! — весело сказала Эллен, каким-то образом умудрилась пролезть между Джоном и Валентиной и, поцеловав его, остаться там.
У Джона уши покраснели.
— Я хотел, чтобы это был сюрприз. Правда, здорово? Мне до сих пор кажется, что все это сон.
— И разойдется ровно четыреста пятьдесят девять экземпляров, — заявил Мариус, размахивая стаканом как дирижерской палочкой, — и будет восторженная рецензия в «Журнале ветеринарной медицины».
