Филис Джеймс - Неподходящее занятие для женщины
Мисс Лиминг говорила нарочито приветливо, как хозяйка дома, которая старается вовлечь в разговор скучающего гостя. Корделии же было трудно разговаривать, поскольку рот был занят едой, но, к счастью, американский профессор ухватился за слово «Фитцуилльям», поинтересовался, верно ли, что музей славится коллекцией майолики, и разговор стал общим.
К поезду Корделию отвезла мисс Лиминг, причем на этот раз не в Кембридж, а на соседнюю станцию «Одли Энд», не дав при этом каких-либо объяснений. Они ехали молча. Корделию сморили усталость и плотный обед. Она даже не пыталась добыть дорогой какую-нибудь новую информацию, чувствуя, что это бесполезно. Она покорно дала усадить себя в вагон. Когда поезд тронулся, ее пальцы нащупали конверт, переданный ей мисс Лиминг. Она достала из него несколько листков бумаги, текст на которых был составлен толково и грамотно, но ничего не добавлял к тому, что она уже знала. Была здесь и фотография. На ней она увидела улыбающегося молодого человека, повернувшегося в три четверти к камере, прикрыв одной рукой глаза от солнечного света. На нем были джинсы и безрукавка. Он полулежал на лужайке рядом с горкой книг. Фотография мало что добавила к информации, которой обладала Корделия. Разве что по выражению лица юноши можно было сказать, что этот человек умел быть счастливым. Она убрала все обратно в конверт, сложила на нем руки и задремала.
Глава II
На другой день Корделия выехала с Кремона-роуд, когда еще не было семи утра. Несмотря на всю усталость предыдущего вечера, она заставила себя закончить сборы, прежде чем улеглась спать, тем более что времени на это ушло немного. Как учил ее Берни, она первым делом проверила, все ли в порядке в чемоданчике с инструментами для осмотра места преступления. Совершенно излишняя предосторожность – им никто ни разу не пользовался. Затем она зарядила новую кассету в фотоаппарат «Поляроид» и выбрала из кипы дорожных карт те, что могли ей пригодиться. В рюкзак она сложила несколько банок консервов из запасов Берни. После недолгих раздумий там же оказались портативный транзистор и книга профессора Симпсона по судебной медицине. Наконец она нашла чистый блокнот и на первом листке написала: «Дело Марка Кэллендера», а несколько последних разграфила, чтобы легче было учитывать расходы. Вся эта подготовительная возня обычно и была самой приятной частью работы. Потом начиналась рутина, наводящие тоску неудачи, разочарования. Готовиться и строить планы Берни умел блестяще – его подводило неумение выполнять задуманное.
В последнюю очередь она позаботилась об одежде. Если жара будет продолжаться, ее плотный костюм, купленный в очень дорогом магазине, чтобы производить впечатление на солидных клиентов, носить будет невозможно. Хорошо, а если ей придется беседовать с ректором колледжа? В таких случаях нужно, чтобы с порога в тебе увидели профессионала. А встречают-то по одежке. Решено – костюм уложен в багаж. Поедет она в коричневой замшевой юбке и джемпере с короткими рукавами. Джинсы и остальные теплые вещи – в чемодан.
Как только она выехала из суматохи улиц северной части Лондона, поездка стала доставлять ей удовольствие. «Мини» вела себя послушно. Сельский пейзаж радовал глаз. Она горевала по Берни, но, откровенно говоря, сердце ее переполняла радость, что этим делом она будет заниматься самостоятельно. Здесь ее ждет успех, почему-то казалось ей. Она мчалась по сельской дороге, полная самых радужных надежд.
Добравшись до Даксфорда, она далеко не сразу нашла усадьбу Саммертриз, поскольку ее владелец, майор Марк-ленд, явно считал свою персону слишком известной, чтобы указывать в своем адресе название улицы. Ей, однако, повезло – скоро попался один из местных жителей, который действительно хорошо знал окрестности и детально, словно боясь, что краткий ответ будет вопиющей невежливостью, показал ей путь. Корделии пришлось найти подходящее место для разворота и мили две проехать обратно, потому что мимо Саммертриз она уже проскочила.
А вот, должно быть, и то, что ей надо. Огромное викторианское строение из красного кирпича, довольно-таки далеко отстоящее от дороги. Корделии оставалось только удивиться, кому могло понадобиться такое уродливое жилище, и, уж если это было абсолютно необходимо, зачем нужно было возводить этого типично городского монстра в самом сердце сельской Англии? Она припарковала машину на обочине в стороне от ворот усадьбы и пошла к дому пешком. До ненатуральности ухоженный сад своим уродством вполне соответствовал дому. Посреди лужайки были разбиты две прямоугольные клумбы, сочетание цветов на которых – красный, белый, синий – наводило на патриотические мысли. «Не хватает флагштока с национальным флагом», – подумала Корделия.
За открытой настежь входной дверью виднелся мрачный холл, но как только Корделия собралась нажать кнопку звонка, из-за угла дома появилась немолодая женщина, толкавшая перед собой тележку с рассадой. Несмотря на жару, она была в высоких резиновых сапогах, толстом вязаном свитере и длинной шерстяной юбке, голову ее покрывал шарф. Увидев Корделию, она остановилась.
– Добрый день. Вы, должно быть, из церкви насчет старой одежды?
– Нет, я от сэра Роналда Кэллендера. По поводу его сына, – ответила Корделия.
– Вы приехали за вещами Марка? Мы давно ждем, что сэр Роналд пришлет за ними кого-нибудь. Все по-прежнему там, в коттедже. Мы туда даже не заходили с тех пор, как Марк умер. Мы звали его просто Марком. Он же так и не сказал нам, кто его родители.
– Мне не нужны его вещи. Я приехала поговорить о самом Марке. Сэр Роналд поручил мне выяснить, почему его сын покончил с собой. Меня зовут Корделия Грей.
Новость смутила миссис Маркленд. Она смотрела на Корделию, часто помаргивая близорукими глазами.
– Корделия Грей? – переспросила она. – Мы ведь не встречались с вами прежде? Наверное, будет лучше, если вы пройдете в дом и поговорите с моим мужем и золовкой.
Она бросила свою тележку посреди дороги и первой вошла в дом, сорвав на ходу с головы шарф, делая тщетные попытки поправить прическу. Корделия проследовала за ней через прихожую, полностью лишенную обстановки, за исключением массивной дубовой вешалки, и оказалась в комнате, окна которой выходили на задний двор.
Комната была ужасающе плохо спланирована, а в меблировке ее отсутствовали какие-либо следы вкуса. Топорная софа и пара таких же грубо сработанных кресел окружали камин. Центр помещения занимал тяжелый стол красного дерева. Единственным украшением стен были групповые фотографии. Одна – полковой снимок. На другой, судя по паре скрещенных весел, запечатлелись на память члены студенческой гребной команды.
