Агата Кристи - Рождественское убийство
Он довольно засмеялся.
— Это было в Южной Африке?
— Да. Это огромная страна.
— Вы давно оттуда уехали?
— В последний раз я был там лет через пять после женитьбы. Да, это было в последний раз.
— А до этого? Вы прожили там много лет?
— Да.
— Расскажите мне об этом.
Он с охотой принялся рассказывать. Пилар слушала, прикрыв лицо веером.
— Подожди-ка, — сказал вдруг Симеон. — Я кое-что тебе покажу.
Он осторожно поднялся на ноги. Затем, помогая себе тростью, он медленно заковылял по комнате. Открыв сейф и повернувшись к Пилар, он поманил ее рукой.
— Поди-ка сюда и взгляни на них. Возьми, потрогай, пропусти их сквозь пальцы.
Он взглянул на ее удивленное лицо и захихикал.
— Знаешь, что это? Алмазы, дитя мое, алмазы.
Пилар широко раскрыла глаза.
— Но ведь это обыкновенные камешки.
Симеон засмеялся.
— Это необработанные алмазы. Такими их находят в земле.
— А если их обработать, — недоверчиво спросила Пилар, — они будут выглядеть, как настоящие бриллианты?
— Конечно.
— Они будут сверкать и искриться?
— Сверкать и искриться.
— О-о-о, — протянула Пилар совсем по-детски, — я не могу в это поверить.
— Это истинная правда. — Симеон был в восторге.
— А они дорогие?
— Довольно дорогие. Сейчас, когда они неочищены, трудно сказать, сколько они стоят, но в общем, эта маленькая кучка стоит несколько тысяч фунтов.
— Несколько — тысяч — фунтов, — раздельно повторила Пилар.
— Скажем, девять или десять тысяч фунтов. Это довольно крупные камни.
— Но почему же вы тогда не продаете их?
— Потому что мне нравится хранить их у себя.
— Но как же деньги?
— Я не нуждаюсь в них.
— О… понимаю, — несмотря на свои слова, Пилар была поражена. — Но почему вы так и не обработали их?
— Потому что они нравятся мне именно такими, какие они есть.
Он внезапно помрачнел. Отвернувшись, он забормотал про себя:
— Мне нравится прикасаться к ним, чувствовать, как они струятся между пальцами… Они напоминают мне о днях моей юности. Прошлое возвращается ко мне — жаркое солнце, запах вельда, старина Эб, вечеринки…
Раздался тихий стук в дверь.
— Положи их обратно в сейф, — быстро потребовал Симеон, — захлопни его.
Когда это было исполнено, он громко сказал:
— Войдите.
Бесшумно и почтительно вошел Хорбери.
— Чай готов, сэр.
III
— Вот ты где, Дэвид, — сказала Хильда. — Я тебя везде ищу. Уйдем из этой комнаты, здесь холодно.
Дэвид ответил не сразу. Он стоял, молча глядя на кресло, низкое кресло с выгоревшей сатиновой обивкой. Он отрывисто произнес:
— Это ее кресло… здесь она любила сидеть… это то самое кресло… то самое. Только выгоревшее, конечно.
Хильда немного нахмурилась.
— Понимаю. Пойдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.
Дэвид не замечал ничего. Окидывая комнату блуждающим взглядом, он бормотал:
— Она почти все время проводила в этой комнате. Я помню, как сидел на стуле, а она читала мне «Джека — победителя великанов» — так называлась книга… «Джек — победитель великанов». Мне было тогда лет шесть…
Хильда взяла его под руку.
— Пойдем обратно в гостиную, дорогой. В этой комнате не топлено.
Он послушно повернулся; она почувствовала, как он весь дрожит.
— Все то же самое, — бормотал он. — Ничего не изменилось. Как будто и не было стольких лет.
Хильда была обеспокоена. Она громко воскликнула притворно бодрым голосом:
— Интересно, а где все другие? Наверное, уже пора пить чай.
Выйдя в холл, Дэвид, однако, не направился в гостиную, а открыл другую дверь.
— Здесь стояло пианино… да, оно здесь! Интересно, настроено ли?
Он сел, поднял крышку и пробежал пальцами по клавиатуре.
— Оно явно настроено.
Он начал играть.
Спокойная чарующая музыка струилась из-под его пальцев.
— Что это? — спросила Хильда. — Что-то очень знакомое, но я не могу вспомнить.
— Это «Песня без слов» Мендельсона. Она часто ее играла.
— Сыграй, пожалуйста, Моцарта, — попросила Хильда.
Дэвид покачал головой и продолжал играть Мендельсона.
Затем он внезапно в резком аккорде бросил все пальцы на клавиатуру и поднялся. Его била крупная дрожь. Хильда подошла к нему.
— Дэвид, что с тобой?
— Ничего… — прошептал он. — Ничего…
IV
Раздался резкий, нетерпеливый звонок в дверь. Трессильян встал с кресла в буфетной и вышел в холл.
Звонок раздался вновь. Трессильян нахмурился. Сквозь замерзшее стекло он увидел силуэт мужчины в шляпе с опущенными полями.
Трессильян провел рукой по лбу. Что-то обеспокоило его. Как будто то, что он делал сейчас, уже происходило…
Точно, это уже было, точно…
Он открыл дверь. Стоявший перед ним мужчина спросил:
— Мистер Симеон Ли здесь живет?
— Да, сэр.
— Могу ли я его видеть?
Вновь какие-то слабые воспоминания всколыхнулись у Трессильяна. Интонация голоса… Как у мистера Ли в те давние годы, когда он впервые оказался в Англии.
Трессильян с сомнением покачал головой.
— Мистер Ли — инвалид, сэр. Он почти никого не принимает. Если вы…
Незнакомец жестом прервал его. Он достал из кармана конверт и вручил его дворецкому.
— Будьте добры передать это мистеру Ли.
— Хорошо, сэр.
V
Симеон Ли вскрыл конверт и вынул небольшой лист бумаги. Прочитав письмо, он изумленно улыбнулся.
— Черт побери, это просто великолепно! — воскликнул он. — Проводите мистера Фарра сюда, Трессильян.
— Слушаюсь, сэр.
Дворецкий вышел. Симеон обратился к Пилар:
— Я только что упоминал о старом Эбенезере Фарре. Он был моим компаньоном там, в Кимберли. А теперь его сын приехал сюда!
Снова появился Трессильян.
— Мистер Фарр, — объявил он.
Стивен Фарр вошел в комнату, чувствуя себя несколько скованно. Эту скованность он пытался скрыть за напускной развязностью. Когда он заговорил, южноафриканский акцент в его голосе чувствовался гораздо сильнее, чем обычно.
— Мистер Ли?
— Рад вас видеть. Так вы сын Эба?
Стивен Фарр довольно робко улыбнулся.
— Это мой первый визит в Старый свет. Отец много раз просил меня навестить вас, если я когда-нибудь буду в Англии.
— Правильно сделали. — Симеон оглянулся. — Это Пилар Эстравадос, моя внучка.
— Как поживаете? — сдержанно осведомилась Пилар.
