Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей
На всём кладбище никого, кроме него, не было, и некому было заметить одну странную вещь: тщательно осмотревшись вокруг, Ашенден раздвинул густые заросли плюща позади скромного креста на могиле Боудена, вынул что-то из бокового кармана плаща и аккуратно положил к подножию креста, присыпая землёй, а потом снова поправил плющ, несколько раз почти женским жестом пригладив его листья.
Спешить ему было некуда, и, неторопливо направляясь к выходу, он несколько раз останавливался и читал надписи на могильных плитах, в том числе: «Кеннет Грэхем, уплывший по реке забвения 6 июля 1932 года и прославивший на все времена детство и литературу». Ашендену очень понравилась эта надпись. Мимоходом он взглянул на «Теодора и Сибли, утонувших в 1893 году», но уже стемнело, и он не смог узнать, кто они такие были и где отдали Богу души.
Он снова вышел на главную улицу и по дороге обратно в «Рэндольф» заглянул в маленький бар в здании «Кингс-Армс», чтобы заказать кружку бочкового пива «Флауэрз», за что наверняка заслужил бы одобрение инспектора Морса.
Переходя Бомон-стрит, Ширли Браун напрягла руку, и Эдди Стрэттон отпустил её. Это было в десять минут шестого.
— Что бы ты ни говорил, Эдди, всё равно любопытно было бы узнать, куда он направлялся.
— А я тебе говорю, Ширл, забудь об этом!
— Он хотел поскорее скрыться. Ты же заметил это.
— Ты всё ещё считаешь, что он видел нас?
— Я всё ещё считаю, что он нас видел, — ответила Ширли Браун, растягивая слова, как это делают калифорнийцы.
В лифте они оказались одни, и, выходя из него, Эдди кивнул ей:
— До скорой встречи, Ширл!
— Ага. И передай Лауре, что я желаю ей поскорее поправиться.
Эдди Стрэттон ничего не ответил и пошёл к номеру 310.
Глава десятая
Глупая настырность — это демон небольшого ума.
Ралф Уолдо Эмерсон. ОчеркиМорс слишком долго работал в полиции, чтобы поверить в то, что смерть и кража или (как он начинал теперь думать) кража и смерть могли оказаться случайным совпадением. Нельзя сказать, чтобы он испытывал какие-либо иллюзии относительно кражи. Он никогда не отказался бы помериться силами с убийцей, но готов был сложить оружие перед сколько-нибудь умелым домушником — даже, уж если на то пошло, перед сколько-нибудь неумелым домушником. И если, как, по-видимому, думают все, Лаура Стрэттон не закрыла дверь в номер, чтобы мог войти муж, если она беспечно оставила сумочку на ночном столике прямо напротив этой неприкрытой двери, если кто-то знал обо всём этом… да, даже если кто-то и не знал об этих вещах… ну, что же, было бы просто удивительно, если бы сумочка быстренько не улетучилась. Минут через пятнадцать? Самое большее, подумал Морс. Все мы можем призывать (некоторые из нас могут призывать): «Не вводите нас во искушение», — но всё же большинству людей безумно нравится бросать свои фотокамеры, бинокли, радиоприёмники, ракетки для сквоша, сумочки… хм… да, бросать их на задних сиденьях автомобилей, а потом бежать жаловаться в полицию, когда вдребезги разбивают задние стёкла и…
Э, да о чём тут говорить!
Конечно, всё дело заключалось в том, что Морс практически потерял интерес к делу, и единственное, что помнил, — это алкогольные способности леди, которую звали миссис Шейла Уильямс.
Он едва успел убрать стакан, когда даже без стука, которого требуют простая вежливость и приличие, в дверь просунулась голова Макса. Увидев Морса в кресле управляющего, Макс быстро вошёл в кабинет и тут же уселся.
— Мне сказали, я найду тебя здесь. Впрочем, можно было бы и не говорить. Любой патологоанатом, стоящий своего жалкого вознаграждения, обладает довольно тонким нюхом.
— Ну?
— Сердечный приступ. Острая сердечная недостаточность.
То же сказал Суейн.
Морс медленно кивнул.
— Непонятно только, какого чёрта ты заставил меня притащиться сюда, чтобы подтвердить очевидное? Кстати, где тут выпивка?
Морс с неохотой указал на буфет.
— Ты ведь за это не платишь, а?
— Чего бы ты выпил?
— Ничего, Морс, я же при исполнении.
— Ну, смотри.
— А так оно, ничего? Можно пить?.. Виски?
Морс встал, плеснул немного виски в пластиковый стаканчик и протянул Максу.
— Ты абсолютно уверен, Макс…
— Послушай, а ведь недурная штука, правда? — …о времени наступления смерти?
— Между половиной пятого и четвертью шестого.
— В самом деле?
Никогда ещё Морс не слышал от этого полицейского врача-горбуна ничего похожего на такое категорическое заключение.
— А как это ты?..
— Горничная, Морс. Сказала, что бедняга-старушенция поднялась к себе в половине пятого, причём на своих двоих. А потом твои люди сообщили мне, что горячо любящий муж нашёл её в четверть шестого. — Макс сделал хороший глоток «Гленфидича». — Ведь мы профессионалы, Морс, мы ведь такие, что мимо нас ничто не проскользнёт.
Он допил виски и от удовольствия причмокнул.
— Ещё?
— Ты что… Я же всё-таки на службе… И между прочим, собираюсь на прекрасный ужин в весёлой компании.
В голове Морса звякнул колокольчик:
— Не на тот ли пир, куда устремился этот тип?
— На тот самый, Морс.
— Он тут, в гостинице, работает доктором.
— Лучше скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю.
— Я имею в виду, что он осмотрел миссис Стрэттон, только и всего.
— И ты не очень ему веришь.
— Не очень.
— А мне говорили, что он совсем неплохой знахарь.
— Честно говоря, мне показалось, что он немного того…
— Чуток membrum virile?[4] Знаешь, иногда ты попадаешь в точку… Может быть, ещё на дорожку, а, Морс?
— Ты его знаешь?
— Ещё бы. И в данном случае ты совершенно в пролёте. Он не просто… Нет, лучше выразиться по-другому — большего олуха во всём Оксфорде не сыскать.
— И всё-таки она умерла от сердечного приступа?
— Несомненно! Так что не ищи здесь никакой чепухи. И это говорит тебе не какой-нибудь Суейн, Морс, а я.
Когда десять минут спустя Макс отбыл на ужин Британской медицинской ассоциации, Морс совершил то, что на языке политиков называется поворотом на сто восемьдесят градусов. И к тому времени, когда в комнату вошёл Льюис и следовавший за ним по пятам доктор Теодор Кемп, Морс уже знал, что ошибся в своих первоначальных выводах. Совпадение кражи и смерти (в любом порядке) нередко бывает чистой случайностью.
Но только не в данном случае.
Конечно же Льюису придётся всех допросить — или большую их часть. Но это зависит от Льюиса. Что до него самого, то Морс ничего так не желал, как поскорее вернуться в свою холостяцкую квартиру в северном Оксфорде и ещё раз прослушать вторую часть брюкнеровского Концерта № 7.
