Николас Блейк - Голова путешественника. Минута на убийство (сборник)
Поимка преступника была сейчас лишь вопросом времени. Оставался, конечно, еще вопрос: не получишь ли ты, завернув за очередную перегородку, пулю в лоб? У Биллсона не меньше пяти патронов, подумал Найджел, и у него засосало под ложечкой… Тем временем они добрались до последнего закоулка. Блаунт осторожно заглянул за перегородку. Никого…
– Черт возьми, этого не может быть! Тут тупик…
– Нет, сэр, – сказал один из добровольцев-пожарных. – В стене есть запасной выход. Вон там, за нарами.
Блаунт стремительно бросился туда, отшвырнул в сторону постель, и в выбеленной стене открылся стальной щит, похожий на заслонку печи. Блаунт нажал на ручку, потянул, потом толкнул вперед – дверь отворилась. За ней была темнота.
– Что там, снаружи?
– Задний двор, – ответил пожарный.
Блаунт протиснулся в лаз. За ним вылез Найджел. Несколько секунд они смотрели на достойную кисти художника сцену. Посредине двора стояла передвижная помпа, Льюис держал брандспойт, направляя струю воды в окно на шестом этаже. Языки пламени вырывались оттуда, а стальная рука воды, казалось, заталкивала их обратно. Со стороны улицы доносились колокола пожарных машин; полицейский как раз открывал ворота, отделявшие задний двор от улицы, чтобы впустить машины. Найджел понял, что Биллсон, если он выбрался через запасной выход, как раз на это и рассчитывал. В воздухе стоял гвалт: кричали люди, рычали машины, стучал движок помпы, с шипением вырывалась вода из брандспойта. Все глаза были обращены к пылающему окну на шестом этаже. Когда пожарные машины стали въезжать во двор, их фары осветили фигуру человека, кравшегося вдоль ограды к воротам. Блаунт, увидев его, закричал и бросился к воротам, чтобы закрыть их. Но ему до ворот было ярдов сто, а Биллсону – не более двадцати, и, как ни старался, как ни махал Блаунт, ему не удавалось привлечь внимание полицейского, дежурившего возле ворот…
И тут Найджел выхватил из рук Льюиса брандспойт и всем весом навалился на него, преодолевая давление мощной струи, которая толкала его в сторону. Наконец ему удалось справиться с рукавом и, направив струю к земле, развернуть ее искрящейся дугой. Биллсону оставалось до ворот ярдов десять; его силуэт отчетливо вырисовывался в свете фар. Струя неуверенно поискала его – и нашла. Биллсона бросило на ограду, прижало к прутьям, распластав по ним; дрожащая светлая пика едва не пронзила его…
Спустя десять минут они сидели в зале заседаний на первом этаже министерства. Мертвенно-бледное лицо Эдгара Биллсона высовывалось из одеял, обертывающих его, как капустные листья, – струя брандспойта, не оставившая на нем сухой нитки, выбила из него боевой пыл. Его глаза, и без того водянистые, теперь, от усталости и от жалости к себе, были переполнены влагой. Найджел попросил Блаунта пригласить на допрос заместителя директора: ведь речь пойдет о фотографиях серии KB, а потому присутствие представителя руководства необходимо.
Блаунт предъявил арестованному обвинение в поджоге и, как обычно, предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. В дрожащем существе, сидевшем перед ним, едва можно было узнать Эдгара Биллсона – старого Биллсона, знаменитого обструкциониста, завзятого спорщика по пустякам, профессионального казуиста. Он даже не вспомнил про свое право на адвоката. По всей видимости, он готов был сознаться во всем. И об этом решении объявил, бросив злобный взгляд на Харкера Фортескью, что подтвердило теорию, которую Найджел вынашивал уже некоторое время.
Больше года назад, начал Биллсон, он несколько раз подряд серьезно проигрался на бегах и по уши залез в долги. Некоторое время спустя к нему обратилось некое лицо и попросило время от времени «одалживать» ему негативы интересных фотографий серии КВ. За пользование каждым негативом уплачивалась небольшая сумма наличными, а негативы возвращались на следующий день.
– Фамилия и адрес этого лица? – потребовал Блаунт.
– Я вернусь к этому позже, – едва ли не торжествующим тоном ответил Биллсон.
Поначалу он не видел в этом ничего дурного: ведь негативы, которые у него просили, были законсервированы не из соображений безопасности, а по политическим мотивам.
– Вы имеете в виду: если какой-нибудь руководитель союзной державы снят, например, без штанов? И тому подобное? – спросил Найджел.
– Именно. Но прошло какое-то время, и упомянутое лицо обратилось за фотографиями другого рода. За снимками, на которых можно разглядеть детали секретной аппаратуры, например, радарных устройств на самолетах. Я решительно возражал. Я указал ему, что если такие фотографии попадут в руки иностранных агентов, то враг получит информацию государственной важности. Джентльмены, когда я сообщу вам, кто этот человек, вы поймете, почему я никак не мог заподозрить, что он сам – иностранный агент.
– Ах, давайте прекратим словоблудие, – нетерпеливо прервал его Найджел. – И без того ясно, что «некое лицо» – наш уважаемый заместитель директора.
У сержанта, записывавшего показания Биллсона, сломался грифель карандаша, и он вполголоса чертыхнулся. Блаунт подскочил на стуле, как будто под ним взорвалась маленькая бомба. Биллсон оскалил крысиные зубы и закивал. Харкер Фортескью, который еще не смыл с лица копоть, сказал, с ненавистью взглянув на Биллсона:
– Не будьте идиотом! Послушайте, суперинтендант, я сейчас все объясню…
– Мы к этому еще вернемся, – мрачно ответил Блаунт. – А я должен предупредить вас, что с этого момента все, что вы скажете, будет заноситься в протокол и может быть использовано в качестве доказательства. Биллсон, вы готовы показать под присягой, что Харкер Фортескью является тем лицом, которому вы поставляли фотографии серии КВ?
– Да. С удовольствием.
– Забудьте про удовольствие! Рассказывайте дальше!
Когда Фортескью попросил отбирать ему серии снимков, задержанные цензурой по соображениям охраны военной тайны, продолжал Биллсон, он стал всерьез подозревать его.
Но было поздно: он успел запутаться в силках. Он уже передал комплект снимков, и его могли обвинить в соучастии в тяжком преступлении. Кроме того, он все еще не выбрался из долгов, на него наседали кредиторы, – одним словом, он сдался. Можете вообразить, в какой ужас он пришел, когда Фортескью однажды сказал ему, что четыре негатива испорчены: вблизи дома Фортескью упал снаряд, и от сотрясения на снимки пролилась кислота. После этого Фортескью к нему за негативами не обращался, и Биллсон решил, что он струсил. Отношения между ними как будто прекратились, никаких разговоров о секретных фотографиях тоже не было.
– Пока вы не начали меня шантажировать, – прервал его заместитель директора.
