Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Алексис проснулся, но не сразу сообразил, где находится.
«Пара йок!» Алексис не мог понять, почему турок сказал: «Денег нет!» У них, курсантов мореходного училища, это было самое ходовое выражение. Защита от многочисленных навязчивых предложений — пара йок! Денег ведь и в самом деле не было, почти не было. Не хватало даже на самые дешевые товары, какие можно купить только в Турции. А разве денег вообще когда–нибудь бывает достаточно?
На бульваре в Измире подходит крохотный человечек и предлагает крем для загара. Человечек выглядит таким несчастным, что хочется купить хотя бы потому, чтоб немного порадовать его, но… пара йок!
А вот догоняет ватага мальчишек с заплечными ящиками и обувными щетками в руках. Показывают пальцами, что у господ пыльные туфли. Только «пара йок» помогает отбить атаку.
Мужчина несет блюдо на голове, а на блюде дымящаяся пирамида больших аппетитных баранок, посыпанных хрустящим кунжутом. «О, прошу…» Курсанты переглядываются и глотают слюнки: «пара йок». Не тратить же деньги на еду — еда есть на паруснике, причем отменная! А экономят они как последние скряги потому, что у каждого на родине есть близкие люди и всем обязательно надо привезти хоть какой–нибудь пустячок из своей первой поездки за границу.
— Пара йок! — зло пробурчал Алексис и уселся на кровати, ногами нашарил шлепанцы. Да, денег опять нет — ситуация, которая повторяется циклообразно. Кто–кто, а он, дипломированный моряк, должен бы предвидеть эти циклы. Например, что по Даугаве пойдет лед и что льдинами будет забит весь залив, и суда повернут на Вентспилс. В Риге однокурсники объявятся уже с пустыми руками. Если у кого что и было, давно продали. В ресторан — пожалуйста — они всегда готовы пригласить его за свой счет, последним рублем тоже поделятся: они жалеют Алексиса, понимают — он не виноват, что тот переход на паруснике был для него первым и последним…
Мимо Гибралтара, через Босфор… О, Босфор! Как они ждали встречи с ним! С открыток и фотографий в проспектах смотрели горные склоны, поросшие сочной зеленью и усеянные дачами до самой воды. Некоторым их обитателям до моря всего несколько шагов по деревянному настилу, похожему на пол, — и ныряй в глубину хоть с головой. В Стамбуле только тот считается богачом, у кого дача на Босфоре…
Не зажигая света, Алексис через комнату Ималды прошел в кухню и напился воды.
«Неужели и у меня шарики за ролики?.. Может, я тоже чокнулся? Каждую ночь все турки да турки! И каждый раз я что–то покупаю и никогда у меня нет денег. Пара йок! Бьюсь как рыба об лед. И во сне и наяву… Именно бьюсь, хотя живу вроде бы нормально. В сущности, ведь у меня есть все, что нужно, и даже больше!»
Алексис сел на табуретку.
«Конечно, у меня есть все необходимое. А если бы мне еще не приходилось заботиться об Ималде, я мог бы веселиться и жить припеваючи.»
Он и не замечал, что все время пытается обмануть себя, приговаривая: жизнью я доволен, даже очень доволен! С такой же бравадой он старался убедить в этом и других.
«Конечно, все уладится!» — поддакивали ему ребята, похлопывая по плечу при встрече. Удобные слова — за них не надо нести ответственности. Но друзья по мореходке и в самом деле искренне желали ему, чтобы все поскорее уладилось.
«Ты только не теряй форму! Будь как пионер — всегда готов!»
Как же ему, штурману дальнего плаванья, сохранить эту форму? Шуровать на буксирчике от юглского моста по Букултскому канальчику, Большому и Малому Балтэзерсам до Ани? Или от старого Сенного рынка вдоль по Даугаве и Булльупе до Майори?
И разговор, всегда затеваемый товарищами из благих намерений, бередил уже почти зажившую болячку.
«А помнишь, как мы…»
Помню, черт подери, к сожалению, помню!
Кушадасы — жемчужина на Эгейском море. Дикие скалы со скупой растительностью и прозрачные бухты, как в безлюдных местах Крыма.
Пляж, огороженный металлической решеткой, — только для обитателей отеля «Птичий остров!» — туда можно попасть лишь по специальному туннелю, проложенному под автострадой.
Большие полосатые тенты, похожие на грибы. Их выставляют в апреле, а убирают в октябре. К концу сезона полоски на жесткой ткани выгорают.
Под ногами галька и крупный грязный песок.
Толстенный немец едет по шоссе верхом на верблюде. Он хвастливо смеется, что–то кричит стайке своих соотечественников, оставшихся пешими.
Деревянные лежаки и бронзовые от загара тела. Австриячки, француженки и мадьярки без бюстгальтеров. Разглядывать неудобно, а отворачиваться, наверное, неприлично. Притворившись, что смотришь на одинокую лодку на отмели, уголками глаз стреляешь по четким символам женственности.
«Помнишь ту бухту по другую сторону гор? Как там безлюдно!»
«Не знаю, о какой ты говоришь…»
«Ну о той, где мы нашли морских ежей.»
«А…»
Тогда морских ежей ночью к берегу то ли прибило бурей, то ли они сами вылезли погреться на солнышке. Ежей было много — штук двадцать или больше — они плотно присосались, словно приросли к камням, выставив свои длинные острые иголки. Алексис одного оторвал от камня, положил на ладонь и стал рассматривать, но иголки быстро потускнели, и Алексис скорее опустил ежа в воду.
Боцман на паруснике, старый морской волк, страшно возмутился:
«Кто ж так делает! Ловите и бросаете обратно в воду! Да будет вам известно, что морской еж на бутерброде раз в сто вкуснее черной икры! Вам слишком хорошо живется, как я погляжу!»
Но наступил уже вечер и никому не хотелось снова тащиться через горы к бухте.
«Знаешь, я однажды в Сингапуре отведал… Мне эти ежи не очень–то понравились… — как–то признался приятель, но, сообразив, что ляпнул не то, сменил тему. — А ты помнишь, как Саша навел нас на тех разбойников?»
«Где?»
«В Стамбуле.»
«Не помню. Может, я тогда был с другой компанией?»
«Как не помнишь? Именно ты прошептал мне тогда на ухо: «Сейчас мы схлопочем по морде!» Мы бродили тогда вчетвером — Саша, Валерий, ты да я!»
Малыш Саша, как всегда, претендовал на лидерство. Дальновидный, он столько начитался про Турцию, что сведения так и лезли из него. А чтобы другие поняли, какой он умный, организовал экскурсии сверх предусмотренной программы. С пяти часов утра до завтрака — первую, и после ужина до трех часов ночи — вторую.
«Молодому человеку вполне достаточно двух часов сна! — будил он товарищей, уснувших, как им казалось, только что. — Разрешение капитана есть, а выспаться и дома сможете!»
Так они и тащились следом за Сашей, пока не слетал сон, чуть ли не стороной огибали известные туристские объекты, чтобы понаблюдать повседневную жизнь чужого города.
