Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения
Миссис Деннисон покраснела. Он ясно видел, что намек и, вероятнее всего, выбор местоимения ее смутили.
— Жители Лидсетта, — ответила она, — обычно ждут главной распродажи. Да и вряд ли стоило бы им тратить время на то, чтобы ехать сюда из деревни, поглядеть, что мы получаем. Но иногда я продаю вещи жителям мыса. В конце концов, ведь эта распродажа организуется в пользу церкви. Почему же нельзя продать какую-то вещь, не дожидаясь, пока ее отвезут далеко, если кому-то из здешних жителей она оказалась необходимой? Естественно, они платят должную цену.
— И кому же время от времени оказываются необходимыми какие-то вещи?
— Мистер Блэйни несколько раз покупал здесь одежду для детей. Один из твидовых пиджаков мистера Гледхилла подошел мистеру Копли, так что миссис Копли за него заплатила. И Нийл Паско заезжал недели две назад посмотреть, не окажется ли у нас что-нибудь подходящее для Тимми.
— А это когда было? — спросил Олифант. — До или после того, как мистер Лессингэм принес кроссовки?
— Не могу припомнить, сержант. Спросите лучше у него. Никто из нас не заглядывал в сундук с обувью. Мистер Паско интересовался теплыми джемперами для Тимми. Заплатил за два. На полке в кухне стоит жестяная коробка с деньгами.
— Так что те, кто приходит, не просто берут вещи и оставляют деньги?
— Нет-нет, главный инспектор. Это никому и в голову не пришло бы.
— А как насчет поясов? Вы могли бы сказать, если бы какие-нибудь из поясов или подтяжек пропали?
Она ответила с неожиданным раздражением:
— Как я могла бы судить об этом? Посмотрите сами: в этой неразберихе голову можно сломать — подтяжки, пояса, старые сумки, шарфы, кашне. Как я могу судить, что из всего этого пропало и когда?
— Вас удивило бы, если бы мы сообщили вам, что у нас имеется свидетель, который видел кроссовки в ящике в пятницу утром? — спросил Олифант.
Самый простой и безобидный вопрос Олифант умел задать таким тоном, что тот звучал как обвинение. Но грубость, едва ли не оскорбительность тона, всегда была тщательно рассчитанной, и Рикардс очень редко вмешивался, понимая, что это может принести свои результаты. Разве не Олифант, в конце концов, сумел хоть отчасти поколебать непробиваемую выдержку Алекса Мэара? Но сейчас ему следовало бы помнить, что он разговаривает с бывшей учительницей. Миссис Деннисон обратила на него взгляд, полный мягкого упрека, словно перед ней был умственно отсталый подросток:
— Боюсь, вы не совсем внимательно слушали то, что я вам говорила, сержант. Я не имею ни малейшего представления, когда пропали эти кроссовки. И раз это так, то почему меня должно удивлять то, когда их здесь видели в последний раз? — Она взглянула на Рикардса: — Если мы собираемся продолжать обсуждение этого вопроса, зачем же нам здесь стоять? Нам всем было бы гораздо удобнее в гостиной, не правда ли?
Рикардс надеялся, что там будет хотя бы теплее.
Она провела их через холл в комнату в передней части дома, выходившую окнами на юг. Перед окнами простиралась неровная лужайка, окаймленная неухоженными лавровыми кустами и рододендронами, а за ней — примятые ветром кусты, тем не менее вполне успешно скрывавшие от взгляда дорогу. Комната была просторная и едва ли теплее, чем та, которую они только что покинули. Казалось, даже самые яркие лучи осеннего солнца не способны проникнуть сквозь высокие, с частыми переплетами окна в тяжелых бархатных шторах. Было душновато, воздух здесь был пропитан запахами мастики для полов, сухих ароматических трав и — совсем чуть-чуть — вкусной еды, будто комната все еще хранила ароматы долгих викторианских «файв-о-клоков».[63] Рикардс прямо-таки ждал, что вот-вот услышит шорох кринолина.
Свет миссис Деннисон не включила, и Рикардс чувствовал, что вряд ли стоит ее об этом просить. В полумгле комнаты вырисовывалась мебель красного дерева, столики у диванов, уставленные фотографиями, удобные глубокие кресла под дряхлыми чехлами и множество картин в вычурных рамах. Создавалось впечатление, что находишься в мрачной, мало посещаемой картинной галерее где-то в глухой провинции. Миссис Деннисон, видимо, не осталась нечувствительной если не к полутьме, то хотя бы к холоду. Она наклонилась и включила электрокамин, справа от настоящего камина, облицованного резным камнем. Потом она села спиной к окну и жестом указала Рикардсу и Олифанту на кушетку, где они и уселись бок о бок на жестких подушках, решительно выпрямив спины. Миссис Деннисон сидела совершенно спокойно, сложив руки на коленях; ждала. В этой комнате с тяжелой мебелью красного дерева, с атмосферой тяжеловесной респектабельности она будто стала меньше ростом, и Рикардсу представилось, что она мерцает бледным, бесплотным привидением в глубине огромного кресла. Как она живет здесь, на мысу, думал он, да к тому же в этом одиноко стоящем доме, содержать который по-настоящему невозможно? Чего она искала, сбежав сюда, на продуваемый всеми ветрами берег? И нашла ли она то, что искала?
— Когда было решено, что достопочтенный Копли и его супруга переедут к дочери? — спросил он.
— В прошлую пятницу, когда была убита Кристин Болдуин. Их дочь в последнее время очень волновалась и настаивала, чтобы они переехали, но окончательно решиться их заставило только то, что убийство было совершено так близко отсюда. В воскресенье я должна была отвезти их на машине в Норидж и посадить на поезд в восемь тридцать вечера.
— Это многим было известно?
— Я думаю, об этом говорили. Можно, пожалуй, сказать, что это было многим известно, поскольку есть люди, которым просто необходимо было сообщить об этом. Мистер Копли должен был отменить службу в церкви, которую он обычно проводит. Я сообщила миссис Брайсон, владелице магазина, что вместо обычных полутора литров мне теперь понадобится всего пол-литра молока в день. Да, можно сказать, что многие знали.
— Почему же вы не отвезли их в Норидж, как было договорено?
— Потому что сломалась машина, как раз когда они кончали укладываться. Мне казалось, я это уже объясняла. Примерно в половине седьмого я пошла в гараж и вывела машину. Подъехала к парадному. Все было в порядке. Но, когда я их наконец усадила — в семь пятнадцать — и мы готовы были ехать, она не завелась. Так что я позвонила мистеру Спарксу в лидсеттский гараж и договорилась, что он отвезет их на такси.
— Без вас?
Прежде чем она успела ответить, Олифант поднялся на ноги, прошел к торшеру, стоявшему рядом с ее креслом и, ни слова не говоря, повернул выключатель. Яркий свет залил сидящую в кресле женщину. На миг Рикардсу показалось, что она сейчас запротестует. Она приподнялась с кресла, потом снова опустилась в него и как ни в чем не бывало продолжала говорить:
