Элизабет Джордж - Месть под расчет
– При чем тут горе? Я изо всех сил стараюсь отыскать дорогу к тому себе, каким был три года назад. До Деборы. Если мне это удастся, я спасен.
– Тот был таким же.
– Три года назад я не принял бы это так серьезно. Что были для меня женщины? Партнерши в постели. И только.
– И таким ты хочешь стать? Жизнь как сексуальная фуга? Мысли лишь о следующем представлении в постели? Этого ты хочешь?
– Так проще.
– Конечно, проще. Такая жизнь всегда проще. Вылезаешь из постели, едва переведя дух, не говоря уж о чем-либо еще. И даже если просыпаешься утром, не зная, как зовут партнершу, тоже ничего. Тебе такого хочется? Такой игры?
– Зато не мучишься. Это исключено. По крайней мере, для меня.
– Возможно, тебе хочется помнить себя таким, но так не было. Ведь если ты говоришь, что думаешь, если жизнь для тебя ограничивалась коллекционированием и совращением обитательниц женской конюшни, то почему ты никогда не посягал на меня?
Линли вновь подошел к столу и налил себе еще виски.
– Не знаю.
– Знаешь. Говори.
– Не знаю.
– А какой бы я была добычей! Брошенная Саймоном, несчастная. Меньше всего мне хотелось вступать в серьезные отношения. Так какого же черта ты не воспользовался ситуацией? Упустил шанс доказать себе, что ты о-го-го. Непростительная промашка.
Поставив стакан на стол, Линли крутил его в пальцах, а Хелен смотрела на его повернутое в профиль лицо, понимая, как далеко ему до самообладания.
– Я думал, ты другая.
– Почему же? У меня все на месте. Не хуже и не лучше остальных: возбуждение, удовольствие, груди, бедра.
– Не глупи.
– Разве я не женщина? Меня легко соблазнить, особенно опытному мужчине. А ты ни разу даже не попытался. Ни разу. Разве так поступают мужчины, которым от женщин нужно лишь то, что они могут предложить им в постели? А у меня есть что предложить, разве не так, Томми? Ну, я бы поначалу посопротивлялась. А потом сдалась. И ты знал это. Но ни разу ничего не предложил.
Линли повернулся к ней:
– Как я мог после всего того, что у тебя было с Саймоном?
– Жалость? И это говорит мужчина, для которого существует только наслаждение? Какая разница, чьим телом воспользоваться? Разве мы не одинаковые?
Молчание затянулось настолько, что леди Хелен перестала ждать ответа. Она видела, какая мучительная борьба идет у него внутри и отражается на лице. Она хотела, чтобы он заговорил, зная, что только так он признает свою боль – и тогда боль еще помучит-помучит его и оставит в покое.
– Только не ты, – наконец произнес он, и она поняла, что эта фраза дорого ему стоила. – И не Дебора.
– Почему же?
– Это проникло глубже.
– Глубже?
– В сердце.
Хелен подошла к нему, коснулась его руки:
– Ты же все понимаешь, Томми. Никогда ты не был таким, как говоришь. Тебе хочется так думать, но на самом деле все было не так. Во всяком случае, для тех, кто давал себе труд заглянуть в тебя поглубже. И для меня тоже, хотя я никогда не была твоей любовницей. И для Деборы, которая была твоей любовницей.
– С ней мне хотелось другого. – У него были красные глаза. – Я мечтал о корнях, узах, семье. Я хотел быть лучше. Дело того стоило. Иона того стоила.
– Да. Она того стоила. И она стоит того, чтобы мучиться из-за нее. Сейчас тоже.
– О господи, – прошептал Линли.
Ее рука скользнула к его запястью.
– Томми, дорогой, все обойдется. Правда.
Он покачал головой, словно желая стряхнуть с себя боль последних дней.
– Боюсь, мне придется умирать в одиночестве. – У него дрогнул голос. Это был голос человека, который долгие годы не позволял себе обнаруживать свои чувства. – Я этого не вынесу.
Он повернулся и шагнул было к столу, но Хелен удержала его и подошла к нему совсем близко. Потом обняла его.
– Томми, ты не один, – едва слышно проговорила она.
И он заплакал.
***
Дебора толкнула калитку как раз в тот момент, когда зажегся уличный фонарь и лучи света пронизали опустившийся на деревья туман. Постояв немного, она полюбовалась его неярким отблеском на кирпичной стене, на белых рамах и на старых заржавленных перилах, с незапамятных времен требующих покраски. Так или иначе это ее дом, пусть она уехала отсюда три года назад и не вернется десять лет, тридцать лет или, как сейчас, один месяц.
Ей пришлось придумать много отговорок, из которых отец не поверил ни одной. Папа, мне надо доказать свою профессиональную пригодность. Приходится много работать. Встречаться с людьми. Показывать портфолио. Может быть, пообедаем где-нибудь в городе? Нет. В Челси не могу приехать. Коттер соглашался, лишь бы не ссориться с дочерью.
И он и она делали вид, будто забыли о своей ссоре, случившейся в Паддингтоне через неделю после возвращения Деборы из Ховенстоу. Он настаивал, чтобы она вернулась домой. Она отказывалась даже думать об этом. Он не понимал ее. Для него все было просто. Упакуй вещи, запри квартиру и езжай на Чейн-Роу. Собственно, как он представлял это себе – езжай в прошлое. Для нее же это было невозможно. Она старалась объяснить отцу, что ей нужно быть хозяйкой своего времени. В ответ он с бранью обрушился на Томми, мол, из-за него она переменилась, стала другой, поменяла жизненные ценности, и тут-то – слово за слово – разгорелась ссора, кончившаяся тем, что Коттеру пришлось дать обещание никогда, ни с кем и ни при каких обстоятельствах не заговаривать об отношениях своей дочери с Томми. Они расстались, недовольные друг другом, и с тех пор не виделись.
Саймона она тоже не видела. И не хотела видеть. Несколько страшных мгновений в Нанруннеле высветили для нее то, что она не могла забыть и о чем не могла не думать, так что весь последний месяц она разбиралась в себе и была вынуждена признать – два с половиной года ложь правила ее жизнью. Любовница одного мужчины, она тысячью всевозможных уз была привязана к другому. Тем не менее и к Томми она теперь привязана навсегда, правда, он об этом не узнает.
Деборе оставалось только понять, как ей справиться с тем злом, которое она причинила себе и другим. Итак, она жила в Паддингтоне, работала как начинающий фотограф на студии, провела один уик-энд в Уэльсе, а другой – в Брайтоне. И день это дня ждала, что в ее душе наступит хотя бы подобие покоя. Ничего подобного не происходило.
Теперь вот она приехала в Челси, не вполне представляя, чего хочет добиться, но зная, что чем дольше она отсутствует, тем труднее ей будет уладить отношения с отцом. Но даже себе самой она боялась сказать, что ей надо от Саймона.
Сквозь туман она видела свет в кухонном окне. Потом появился отец. Он подошел к плите, потом к столу, потом опять исчез. Сделав над собой усилие, Дебора двинулась по тропинке через сад к подъезду и поднялась по ступенькам.
