Эллен Вуд - Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Но я никогда не забуду, как внутренне терзался в тот вечер, одним ухом слушая собеседника, а другим ловя малейший шорох за стеной. Один раз я услышал Раффлса: хотя комнаты разделяли не старомодные распашные двери, а одинарная, к тому же закрытая и задрапированная портьерами, я бы мог поклясться, что один раз до меня донесся какой-то шум. Я пролил вино и громко рассмеялся в ответ на очередную сальную шутку австралийца. Больше я ничего не слышал, как ни напрягал уши. И вот, когда официант наконец удалился, Крэггс, к моему ужасу, вскочил и, не говоря ни слова, побежал в спальню. Я сидел не двигаясь, будто окаменел.
— Мне показалось, дверь стукнула, — вернувшись, сказал он. — Должно быть, почудилось… воображение, знаете ли… прямо испугался. Раффлс говорил вам, какие бесценные сокровища я храню?
Картина. Он все-таки вспомнил о ней. До сих пор мне удавалось отвлекать его расспросами о Квинсленде и о том, как он нажил состояние. Я попытался вернуться к прежней теме, но безуспешно. Тогда я сказал, что Раффлс вскользь упомянул о его приобретении, и тут Крэггса понесло. Как это часто бывает, после плотного обеда он разоткровенничался и оседлал любимого конька. Я взглянул на часы: было всего без четверти десять.
Правила приличия не позволяли мне уйти так рано. И вот я сидел (мы все еще пили портвейн) и слушал рассказ о том, что вдохновило моего собеседника приобрести этого, как он выражался, «настоящего, подлинного, чистопробного, беспримесного, стопроцентного Старого Мастера»; таким способом он хотел «обскакать» коллегу-парламентария, питавшего страсть к живописи. Не стану даже пересказывать его монолог, это было бы слишком утомительно. Главное, все кончилось приглашением, которого я так боялся весь вечер.
— Вы должны взглянуть на нее. В соседней комнате. Пойдемте.
— Разве она не упакована? — торопливо спросил я.
— Под замком, только и всего.
— Прошу вас, не стоит беспокоиться, — настаивал я.
— Какое, к черту, беспокойство? Идемте же.
Тут я понял, что, упорствуя, могу навлечь на себя подозрения, когда обнаружится пропажа. Поэтому я покорно проследовал за ним в спальню и сначала осмотрел железный футляр, стоявший в углу: Крэггс был безмерно горд этим незамысловатым на вид приспособлением и, казалось, мог часами распространяться о достоинствах замка «Чаббс». Наконец, после бесконечных вступлений, он вставил ключ, раздался щелчок, и я замер.
— Господи Исусе! — вскричал я. Картина была на месте, среди карт!
— Впечатляет, а? — произнес Крэгсс, достав и развернув полотно, чтобы мне было лучше видно. — Вот это вещь! И не подумаешь, что ей двести тридцать лет. А ведь так и есть! Ну и лицо будет у старика Джонсона, когда он ее увидит! Пусть больше не хвалится своими картинами. Да она одна стоит всех картин в колонии Квинсленд, вместе взятых. Ей цена — пятьдесят тысяч фунтов, не меньше, мальчик мой, а я купил за пять!
Он дружески ткнул меня в бок и был явно настроен откровенничать и дальше, но, взглянув на меня, сдержался.
— Если вас так проняло, — усмехнулся он, потирая руки, — то что будет со стариком Джонсоном? Чтоб он повесился на крюке для картины!
Не помню, что я ответил. Сначала я молчал, приходя в себя от потрясения, потом уже по другой причине. Меня одолевали противоречивые мысли. Раффлс потерпел поражение! Сам Раффлс! Быть может, мне повезет? Или уже поздно? Неужели ничего нельзя сделать?
— До встречи, — сказал он, бросив последний взгляд на полотно, прежде чем свернуть его, — до встречи в Брисбене.
Представьте себе, что я испытал, когда он закрыл футляр!
— Это последний раз, — он положил ключ в карман, — на корабле она отправится прямиком в сейф.
Последний раз! Если бы я мог сделать так, чтобы он отправился в Австралию лишь с законным содержимым своего драгоценного футляра! Если бы мне удалось то, что не удалось Раффлсу!
Мы вернулись в гостиную. Понятия не имею, как долго он говорил и о чем. На смену портвейну пришел виски с содовой. Я едва пригубил, зато Крэггс выпил изрядно, и, когда я оставил его около одиннадцати, он плохо соображал. Последний поезд до Эшера отходил с Ватерлоо в 11.50.
Я взял кэб и помчался домой. Тринадцать минут спустя я уже снова был в отеле. Я поднялся по лестнице. Коридор был пуст; я помедлил секунду, прислушиваясь к храпу в гостиной, а потом тихо открыл дверь ключом, который предусмотрительно позаимствовал у хозяина.
Крэггс не шевелился: он крепко спал, растянувшись на диване. Но, на мой взгляд, недостаточно крепко. Я смочил платок в принесенном мной хлороформе и осторожно положил ему на рот. Два-три хриплых вдоха — и старик превратился в бревно.
Я убрал платок и достал ключи из кармана Крэггса.
Через пять минут я вернул их на место, а полотно обмотал вокруг тела под пальто. Прежде чем выйти, я глотнул виски с содовой.
На поезд я сел легко, настолько легко, что минут десять дрожал, сидя в вагоне первого класса для курящих и ожидая отправки, с ужасом прислушиваясь к шагам на перроне. Наконец я расслабился и зажег сигарету, наблюдая, как проплывают мимо огни Ватерлоо.
Несколько человек возвращалось из театра. Отчетливо помню их разговор. Они были разочарованы представлением — одной из последних опер «Савоя»[86] — и с сожалением вспоминали времена «Фрегата 'Передник'» и «Пейшенс». Один из них напел мотив, и возник спор, откуда эта мелодия: из «Пейшенс» или из «Микадо». Они сошли в Сербитоне, а я на несколько пьянящих мгновений остался наедине со своим триумфом. Подумать только: мне удалось то, что не удалось Раффлсу!
Это было первое из наших приключений — и наименее постыдное, — в котором я сыграл главную роль. Моя совесть была чиста: в конце концов, я лишь ограбил грабителя. И сделал это сам, в одиночку, ipse egomet![87]
Я представил себе Раффлса, его удивление, его восторг. Впредь он будет обо мне лучшего мнения. Теперь все изменится. Мы получим по тысяче каждый, — достаточно, чтобы стать честными людьми, — и все благодаря мне!
Окрыленный, я сошел в Эшере и взял единственный кэб, стоявший под мостом. В лихорадочном возбуждении я прибыл в Брум-холл. В окнах нижнего этажа еще горел свет, и дверь отворилась, когда я взбежал по лестнице.
— Так и знал, что это вы, — весело приветствовал меня Раффлс. — Все в порядке. Для вас приготовили комнату. Сэр Бернард еще не лег, хочет пожать вам руку.
Я был разочарован, увидев своего друга в столь приподнятом настроении. Но я хорошо знал его: Раффлс из тех, кто встречает поражение с улыбкой. Меня этим не проведешь.
