Элизабет Джордж - Ради Елены
— Мне нужно задать ей вопрос, — ответил Линли.
— Ясно. Один вопрос. Чудесно. Что ж. Вы арестуете ее, если я представлю вам вещественное доказательство? Если я докажу вам ее вину?
Глин ожидала реакции на свои вопросы. Она довольно улыбнулась, когда Линли в нерешительности остановился и обернулся.
— Да, — протянула она, — о да, господин полицейский. .
Глин поднялась из-за стола и вышла. В задней части дома, куда она ушла, тут же раздался лай ирландского сеттера. Глин прикрикнула на собаку: «А ну, заткнись!» Но пес не унимался.
— Вот.
Глин вернулась, неся под мышкой две желто-коричневые папки и свернутый кусок холста.
— Это все лежит у Энтони в кабинете в дальнем углу ящика. С час назад он достал их и начал хныкать, а потом уехал. Смотрите сами. Я даже знаю, что вы скажете мне через пару минут.
Сначала Глин дала Линли папки. Он быстро просмотрел обе. В папках были наброски для портрета убитой девушки, выполненные одной и той же рукой. Наброски были прекрасные, и Линли просмотрел их с удовольствием. Но ни один из них не мог служить мотивом убийства, и он уже собирался сказать об этом Глин, когда она ткнула его холстом:
— А теперь взгляните на это.
Присев на корточки, Линли на полу развернул довольно большое полотно, которое сначала сложили пополам и скатали в рулон, чтобы засунуть в ящик. Холст был залит краской и разорван крест-накрест, третья линия разрыва, поменьше, шла от центра. С помощью мастихина холст был наобум замазан красной и белой краской, и от художественного замысла не осталось и следа. Там, где не прошелся мастихин, проглядывал масляный слой основной картины. Линли встал и посмотрел на полотно сверху, чувствуя, как в голове кристаллизуется окончательный вывод.
— А вот это, — сказала Глин, — было внутри холста, когда я только его развернула.
Линли на ладонь шлепнулась маленькая медная пластинка, длиной два дюйма и шириной чуть меньше дюйма. Линли поднес ее к свету, догадавшись уже, что там прочтет. На пластинке было тонко выгравировано «ЕЛЕНА». Линли посмотрел на Глин и увидел, какое сладчайшее удовольствие испытывает она в этот момент. Что ему еще сказать, когда мотив убийства налицо? Но Линли спросил:
— Ходила ли Джастин на пробежку во время вашего пребывания в Кембридже?
Глин явно не ожидала такой реакции, но все же ответила на вопрос, подозрительно прищурившись:
— Ходила.
— В спортивном костюме?
— Ну не в бальном же платье.
— Какого цвета был ее костюм, миссис Уивер?
— Какого цвета? — повторила Глин чуть ли не в бешенстве от того, что инспектор не сделал выводов относительно порванного холста и ничего не понял.
— Да, какого цвета?
— Черного.
— Джастин ненавидела мою дочь, неужели вам этого мало? — спросила Глин, провожая его к двери из маленькой столовой, где запахи несвежих яиц, тунца, масла и жирных чипсов наперебой лезли в нос. — Что вам еще нужно? Какие еще доказательства?
Глин положила ему руку на плечо, развернула к себе и подошла так близко, что Линли чувствовал на своем лице ее дыхание и слышал масляный запах рыбы при каждом ее выдохе.
— Он рисовал Елену, а не свою жену. Он писал Елену, а не свою жену. Вы только представьте себе. Представьте, как ненавистна вам каждая минута этих сеансов, проходящих у вас на глазах. Прямо здесь, в столовой. Здесь хороший свет, наверное. Энтони нужен был хороший свет.
Линли повернул машину к Булстрод-Гарденз, где мокро-серый туман одерживал победу над светом и только у самых фонарей становился золотым. Линли въехал на полукруглую дорожку, усыпанную ковром листьев, которые ветер сбросил с тонких березок. Сидя в машине, Линли задумчиво смотрел на дом, оценивал улику, которую взял с собой, размышлял о рисунках Елены, об их связи с порванным холстом, о текстофоне и пытался расположить события во времени. Вопрос времени сейчас главный, он определяет дальнейший ход расследования.
Сначала она уничтожила изображение падчерицы, но, не получив истинного и настоящего удовольствия, решила подобраться к самой Елене, утверждает Глин. Она остервенело била Елену по лицу, как кромсала и резала холст, озверев от желания убить.
Больная фантазия, подумал Линли. Но часть ее близка к реальности. Линли сунул полотно под мышку и пошел к входной двери.
Ему открыл Гарри Роджер, следом неслись Кристиан и Пердита.
— Ты к Пен? — только и спросил Гарри у Линли и повернулся к сыну: — Сбегай за мамой, Крис.
С воплем «мама!» мальчик стремглав помчался на второй этаж, по дороге молотя разбитой головой лошади-скакалки по балясинам и визжа: «Ии-гого, Ии-гол.'» Роджер проводил Линли в гостиную. Он посадил дочь на колени и молча смотрел на холст под мышкой у Линли. Пердита прижалась к груди отца.
Кристиан с грохотом бежал по верхнему коридору. Его лошадь скребла по стене. «Мама!» Маленькие кулачки забарабанили в дверь.
— Ты принес ей работу? — вежливо спросил Роджер с непроницаемым выражением лица.
— Я хочу, чтобы она взглянула на это, Гарри. Мне нужен совет эксперта.
Роджер мельком улыбнулся, как человек, который принял информацию к сведению, хоть она ему и не нравится.
— Извини, пожалуйста, — сказал он, вышел на кухню и закрыл за собой дверь.
Через секунду в гостиной появился Кристиан, ведя за собой маму и тетю. Где-то по дороге он нашел игрушечную портупею и неумело пытался пристегнуть ее к поясу, у коленок болталась кобура с пистолетом.
— Дядя, я тебя убью, — сказал Кристиан Линли и запутался в ногах у леди Хелен, пытаясь вытащить пистолет из кобуры. — Я его убью, тетя Лин.
— Нельзя говорить такое полицейскому, Крис.
Леди Хелен опустилась на колени перед малышом и со словами «не вертись» застегнула портупею у него на поясе.
Кристиан захихикал и крикнул:
— Ии-бабаах, я тебя убил, дядька!
Потом кинулся к дивану и начал лупить пистолетом по подушкам.
— Не знаю, на что он еще способен, но разбойник из него получится отменный, — заметил Линли.
Пенелопа беспомощно взмахнула руками:
— Ему давно пора в постель. Он превращается в чертенка, когда хочет спать.
— Что же творится, когда он полон сил?
— Ии-пах-пах, — завопил Кристиан.
Он лег на пол и пополз к коридору, прицеливаясь в невидимых врагов и имитируя звуки пальбы.
Пенелопа посмотрела на сына и покачала головой:
— Придется поить его успокоительным до совершеннолетия, только кто тогда будет так меня смешить?
Пока Кристиан штурмом брал лестницу, Пенелопа кивнула на холст:
— Что ты принес?
Линли развернул полотно на спинке дивана, чтобы Пен издалека посмотрела на холст, и спросил:
— Ты можешь с этим что-нибудь сделать?