Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)
– Сопряжение? – уточнил Холмс.
– Как вам известно, гравитация – это сила, которая придает нашим телам вес. Ральф пришел к убеждению, что силу притяжения такого крупного тела, каким является Земля, можно ослабить путем правильного распределения токов высокого напряжения и магнитных потоков. Ослабить, или уменьшить.
– Уменьшить? – спросил я. – Но если это так, то коммерческая польза была бы просто колоссальная. Подумайте об этом, Холмс. Если бы можно было снизить вес перевозимых товаров, к примеру…
– О, к черту коммерцию и грузоперевозки! – вскричал Уэллс. – Доктор Ватсон, Ральф Бримикум утверждал, что нашел способ полностью устранить влияние силы притяжения. А при отсутствии силы притяжения человек обретает способность летать! Он даже говорил, что построил небольшую капсулу… и пролетел в ней – прошу заметить, один, без свидетелей – до Луны и обратно. Он показывал мне следы на своем теле, которые, по его словам, появились вследствие недостатка во время полета пищи и воды и под воздействием космических лучей, а также ожоги от лунного вакуума. И он вручил мне маленький пузырек, в котором, если рассказанное им – правда, находится лунная пыль – “доказательство” его путешествия. Пузырек со мной. – Он похлопал себя по карманам.
Холмс вскинул тонкую бровь:
– И вы в это поверили?
Уэллс задумался.
– Пожалуй, я хотел верить. Но сомнения все-таки были. Ральф имел склонность преувеличивать собственные успехи. Он с таким нетерпением ожидал признания и уважения. Однако я забегаю вперед. Несмотря на огромный талант, Ральф с большим трудом сдавал экзамены в колледже, настолько одержим он был своими навязчивыми гравитационными идеями. Поэтому никакое приличное учреждение не приняло бы его на работу, и ни один журнал не опубликовал бы его теорий и скороспелых выводов из ограниченного числа экспериментов. – Уэллс вздохнул. – Вероятно, величайшей трагедией для Ральфа стала безвременная кончина его отца спустя несколько месяцев после того, как Ральф окончил колледж. Бримикум-старший сколотил состояние в Трансваале и, выйдя в отставку, вернулся в Чиппенхэм, лишь затем, чтобы умереть от хронической малярии. Он оставил все свое состояние двум сыновьям: Ральфу и младшему – Тарквину. Это внезапное наследство сделало Ральфа богатым человеком. Ему больше не нужно было убеждать коллег в значимости своей работы. Теперь он мог двигаться собственной дорогой, куда бы она его ни привела. Ральф обосновался в Уилтшире и всецело посвятил себя исследованиям. Он в частном порядке публиковал их результаты, которые – вызывая огромный интерес у таких же, как я, студентов, увлекающихся эзотерикой, – резко и грубо отвергались другими учеными.
– А что скажете о Тарквине? – спросил Холмс.
– Я его не очень хорошо знал. Мне он особо никогда не нравился, – сказал Уэллс. – Он разительно отличался от Ральфа. Тщеславный, эгоистичный, умом он с братом тягаться не мог, однако знаний поднахватался и, если я правильно понимаю, кое-что в его достижениях смыслил. Тарквин промотал свое наследство, попытавшись пойти по стопам отца в Южной Африке, потерпел неудачу и вернулся домой, преследуемый кредиторами. В конце концов брат взял его к себе старшим ассистентом. Тарквин покупал оборудование для экспериментов Ральфа, готовил установку и так далее. Но даже с этим он справлялся плохо, и Ральф вынужден был определить его помощником к своему инженеру, флегматичному местному парню по фамилии Брайсон.
– Похоже на то, что ваш обед проходил прямо в центре сделанной Ральфом установки, – заметил я.
– Да, – улыбнулся Уэллс. – Он обожал такие представления. И я обязан описать вам назначение установки, поскольку это будет важно для расследования. Я уже упоминал о попытках Ральфа – иногда успешных, по его словам, – ослабить силу земного притяжения. Но результата он добивался лишь с малыми величинами. Для того чтобы расширить свои возможности – строить корабли больших размеров, способные переносить группы людей через космическую пустоту, – Ральф продолжал изучение более тонких аспектов феномена гравитации, особенно эквивалентности инерционной и гравитационной масс. Знаете…
Я замахал руками:
– Погодите, мистер Уэллс. Не могу говорить за Холмса, но у меня уже голова идет кругом. О гравитации я знаю только то, что она вызывает у моих пациентов сколиоз и плоскостопие.
– Позвольте объяснить вам с помощью аналогии, доктор Ватсон. Мистер Холмс, вы не дадите мне пару монет? Соверен и фартинг подойдут – то, что надо. Спасибо. – Он поднял монеты вверх. – Послушайте, Ватсон. Соверен значительно тяжелее фартинга.
– Это совершенно очевидно.
– Если я отпущу обе монеты одновременно, они упадут на пол.
– Разумеется.
– Но какая из них упадет первой – фартинг или соверен?
Холмс, казалось, забавлялся. Я же почувствовал оторопь, которая иногда на меня находит, если мне не удается выстроить цепочку логических рассуждений. Однако вопрос казался довольно простым.
– Соверен, – уверенно ответил я. – Не принимая во внимание сопротивление воздуха, а по той причине, что он тяжелее…
Уэллс отпустил монеты. Они упали рядом друг с другом и звякнули о пол купе одновременно.
– Я не эксперт в гравитационной механике, – упрекнул меня Холмс, – но принципы Галилея помню, Ватсон.
Уэллс вернул монеты.
– Все это объясняют различные законы Ньютона. Под действием силы тяжести все предметы падают с одинаковым ускорением, вне зависимости от их массы. Представьте себе следующее, Ватсон: если бы вы оказались в лифте, а трос порвался, то вы бы с лифтом упали одновременно. Но вы ощущали бы себя парящим в кабине лифта.
– Недолго, – мрачно сказал я, – только до дна шахты.
– Безусловно. Именно этот феномен стремился изучить Ральф. В лаборатории, где мы обедали, – вы видели ее на фотографии, – при помощи установки из катушек индуктивности, диффузоров и электрических контуров он сумел создать некое пространство, в котором – Ральф неоднократно демонстрировал нам этот фокус – благодаря коррекции гравитационного поля с помощью электрической энергии более тяжелые предметы действительно падали быстрее легких! Это был инерционный корректор, как называл его Ральф. Дело вроде бы пустяковое – и гораздо менее зрелищное, чем полет капсулы на Луну, – однако столь же невероятное и удивительное. Если, конечно, реальное.
– Но вы в этом сомневаетесь, – сказал Холмс. – К тому же вы использовали слово “фокус”.
Уэллс вздохнул.
– Дорогой старина Ральф! Не думаю, чтобы он лгал намеренно. Но его энергия и оптимизм в отношении собственной работы подчас мешали ему мыслить критически. Тем не менее признание его теорий и устройств – в особенности инерционного корректора – было главной жизненной целью, настоящей идеей фикс Ральфа.
