Найо Марш - Убийство в частной лечебнице
— Ничего страшного, — Филлипс снял халат и шапочку и причесался. — Но вы совершенно правы, — сказал он неожиданно, — мне операция не понравилась.
Томс добродушно ухмыльнулся и сочувственно посмотрел на Филлипса.
Дверь открылась, и вошел доктор Робертс.
— Я только что заглянул в текущие записи в истории болезни, — начал он. — Состояние пациента внушает тревогу. На тот момент вливание камфары помогло, но пульс пока неудовлетворительный. — Робертс нервно переводил глаза с одного хирурга на другого и протирал очки. — Должен признаться, мне не по себе, — сказал он. — Это же… это же такой важный пациент.
— Все пациенты важны, — ответил Филлипс.
— Разумеется, сэр Джон. Я хотел только сказать, что мое повышенное беспокойство объясняется высоким социальным положением пациента.
— Господи, вы разговариваете как пишете, Робертс, — шутливо прокомментировал Томс.
— Как бы там ни было, — продолжал Робертс, с сомнением поглядев на толстячка, — как бы там ни было, я очень беспокоюсь.
— Сейчас приду и осмотрю его, — ответил Филлипс. — Могу понять вашу тревогу. Томс, идемте-ка лучше с нами.
— Сию минутку, сэр.
— В его состоянии есть нечто трудно предсказуемое, — проговорил Робертс.
Он углубился в детали. Филлипс внимательно слушал.
Томс бросил в зеркало самодовольный взгляд.
— Я готов. — Он повернулся к Робертсу. — Какой у вас чудной стетоскоп, Робертс, — заметил он игриво.
Робертс с гордостью поглядел на свой стетоскоп. Это был старинный инструмент в форме деревянной трубки с толстой средней частью, украшенный зарубками.
— Я не променял бы его на самую последнюю новинку в этой области, мистер Томс, — сказал Робертс.
— Он похож на спиртомер. А зачем тут зарубки?
Робертс смутился. Он сконфуженно посмотрел на Филлипса.
— Боюсь, вы сочтете меня очень тщеславной личностью, — пробормотал он робко.
— Ну же, — сказал Томс. — Валяйте, говорите! Это что, пациенты, которых вы прикончили, или миллионеры, которым вы давали наркоз?
— Нет, ни то ни другое. Собственно говоря, это своего рода мерка. Зарубки — это случаи операций у пациентов с тяжелыми сердечными заболеваниями, которым я успешно давал наркоз.
Томс расхохотался, а Робертс покраснел, как школьник.
— Вы готовы? — холодно спросил Филлипс.
Они вышли вместе.
В операционной сестра Мэриголд, сиделка Бэнкс и сиделка, пришедшая подменить Харден, убирали и готовились к следующей операции, экстренной бронхоскопии, которую должен был проводить специалист-отоларинголог. Джейн отвели в общежитие медсестер.
— Две срочные операции за вечер! — воскликнула важно старшая сестра. — Не скажешь, что мы тут бездельничаем. Сколько времени, сиделка?
— Шесть тридцать пять, — ответила Бэнкс.
— Что такое с Харден, сестра? — спросила подменившая сиделка.
— Честное слово, не знаю, — откликнулась сестра Мэриголд.
— Зато я знаю, — мрачно сказала сиделка Бэнкс.
Сестра Мэриголд бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с сознанием ее высокого ранга. Достоинство победило. К счастью, подменившая сиделка была свободна от условностей.
— Ну-ка, Бэнкс, — потребовала она, — выкладывай! Почему Харден хлопнулась в обморок?
— Она была знакома с пациентом.
— Что?! Она знала сэра Дерека О'Каллагана? Харден?
— Ну да! Их родители были соседями в Дорсете, разве ты не знаешь, — принялась кривляться Бэнкс, передразнивая, как она считала, манеру разговора помещиков-землевладельцев.
От крахмального халата сестры Мэриголд, казалось, исходили волны осуждения.
— Сиделка Харден родом из очень приличной семьи, — сказала она наставительно новенькой сиделке.
— Ох-ох, про-осто у-ди-ви-и-ительно приличной, — издевалась Бэнкс. — Ну да, она была знакома с О'Каллаганом. Могу сказать, что с месяц назад он оказался самым беспринципным из всех тори, а она из-за этого просто взбесилась! И потом все мне рассказала.
— Большое спасибо, сиделка Бэнкс, достаточно, — ледяным тоном сказала сестра Мэриголд. — Операционная не место для политики. Мне кажется, мы готовы. Я хотела бы переговорить с доктором по поводу этого больного.
Она вышла из операционной, шурша накрахмаленным халатом.
— Ну и нервы у тебя, Бэнкс, — сказала вторая сиделка. — Как ты отважилась так говорить про сэра Дерека! Мне кажется, он такой красивый на фотографиях.
— Тебе кажется, что если у него физиономия как у Конрада Вейдта, то он подходит на роль правителя народа, человека, который может диктовать законы. Типично буржуазное невежество и тупость! Однако он последний из представителей этого типа и первым падет, когда настанет Заря.
— О чем это ты?
— Я-то знаю, о чем я!
— Ну а я нет. Что такое эта Заря?
— Заря Великого Дня Пролетариата.
— Это что Такое? Нет, Бэнкс, не лезь в бутылку, мне правда хочется знать.
— Узнаешь, — пообещала Бэнкс. — И очень скоро.
В дверях появился отоларинголог и вопросил, готовы ли они его принять. Через десять минут в операционную вкатили больного ребенка, и снова над столом поднялись пары наркоза. Через десять минут ребенка забрали. Отоларинголог насвистывал, когда мылся после операции. Потом он просунул в операционную голову, заметил: «Нет грешникам покоя, сиделка!» — и убрался восвояси.
Обе женщины молча работали. Сиделка Бэнкс о чем-то мрачно думала.
— Эге, — сказала новенькая, — там, кажется, Фипс ворчит на лестнице. (Кличку Фипс медперсонал дал сэру Джону Филлипсу.) И еще Томс-и-Джерри. Интересно, как он там. Сэр Дерек, я хочу сказать.
Сиделка Бэнкс не отвечала.
— Мне кажется, тебе все равно.
— Нет, что ты, меня это как раз очень даже интересует.
Голоса стали громче, но ни одна из сиделок не могла разобрать, о чем шла речь. Они стояли очень тихо, напряженно прислушиваясь.
Потом послышалась оживленная беготня. К разговору присоединился женский голос.
— Это кто? — спросила новенькая.
— По голосу вроде Мэриголд, — сказала Бэнкс. — Господи, как меня бесит эта женщина!
— Ш-ш-ш… Интересно, в чем там дело?
Голос сэра Джона Филлипса перекрыл остальные.
— Мне лучше самому этим заняться, — сказал он.
— Фипс, похоже, здорово перетрусил, — выдохнула новенькая.
— Да, — отчетливо произнес Томс. — Да.
Раздался звук торопливых шагов. Потом дверь в операционную вдруг распахнулась и особая сиделка О'Каллагана влетела туда пулей.
— Какой ужас! — выкрикнула она. — Господи, какой ужас!
