Ксавье Монтепен - Чревовещатель
– Мариетта и Сиди-Коко разговаривали довольно долго, но я не могла слышать всего, потому что они говорили чрезвычайно тихо, медленно шагая вперед. Мариетта, насколько я поняла, корила его за ремесло, которое он себе избрал… Чревовещатель же говорил, что, когда вышел из полка и не обнаружил Мариетту в том городе, где ее оставил, он пришел в отчаяние и не мог заниматься ничем другим, это же занятие он не считает бесчестным… Потом он сказал, что любит ее всеми силами души и хочет жениться на ней, что он поговорит с Ландри… Мариетта ответила, что Ландри, однажды уже отказавший ему, наверняка откажет и на этот раз и вряд ли вообще примет его. Он просил, умолял, но Мариетта осталась непоколебима. Она быстро подошла ко мне, взяла меня за руку и сказала Сиди-Коко: «Не преследуйте меня больше… Я не хочу этого!..» Увлекая меня за собой, она побежала так быстро, что я едва успевала за ней. Молодой человек не осмелился возражать, но мне казалось, что я слышала на дороге, позади нас, стук его башмаков. Ключ от калитки находился у Мариетты, она быстро отперла ее, поцеловала меня и отослала домой. Опасаясь, что Сиди-Коко вздумает преследовать меня, я успокоилась лишь тогда, когда прибежала в деревню, не встретив его.
– И после ты не встречала его? — спросил судья.
– Нет, я не видела его больше.
– Но на следующий день, без сомнения, Мариетта сказала тебе о нем что-нибудь?
– Она только приказала, чтобы я ничего не говорила в присутствии ее отца о нашем ночном приключении, что я и исполнила в точности.
– Думаешь ли ты, что Сиди-Коко, несмотря на запрет Мариетты, искал случая снова увидеться с ней?
– Я ничего не думаю…
– Можешь ли ты еще что-нибудь сообщить нам? Не ожидали ли в замке гостей? Не делали ли приготовлений? Не должен ли был сегодня приехать господин Домера со своей племянницей?
– Вот все, что я знаю. Три дня назад Мариетта сказала мне: «Завтра отец уедет по делам в Руан и поздно возвратится домой. Я не хочу оставаться одна и потому прошу тебя, приди к нам утром, пораньше». Я пришла еще до рассвета, но Жака Ландри уже не было. Около семи или половины восьмого почтальон принес письмо. «Это письмо от господина Домера, из Парижа, и адресовано на имя отца», — сказала Мариетта, взглянув на адрес и положив письмо на стол.
– Не читая? — спросил Фовель.
– Конечно, господин мэр, потому что оно было адресовано на имя ее отца. Жак Ландри приехал в восемь часов вечера. Когда Мариетта отдала ему письмо, он быстро вскрыл его и, прочитав, сказал: «Что делать, черт побери? На завтра надо заготовить провизию, дичь, рыбу, говядину — все самое лучшее, что только можно достать. Таков приказ». — «Я запишу все, что нужно купить, — ответила Мариетта, — а Жервеза отправится к Сильвену, к мяснику и к отцу Колетт. И к утру у нас будет все, что нужно».
Она написала записку и прочла мне ее, потому что я не умею читать, между тем как память у меня превосходная. Я пошла в деревню и купила все необходимое, но так как было уже слишком поздно возвращаться в замок, то я осталась ночевать у своей бабушки. О, если бы мне сказали тогда, что я не увижу больше мою бедную Мариетту и Жака Ландри, я бы ни за что не поверила… Боже мой! Боже мой!.. — И девочка снова разрыдалась.
– Словом, — сказал Ривуа, немного помолчав, — ты оставила Мариетту и ее отца вчера вечером, между восемью и девятью часами?
– Кажется, в восемь с четвертью, — ответила Жервеза. — Знаю наверняка, что половины еще не пробило.
– И в это время в замке никого постороннего не было?
– Нет, совершенно никого.
– Уверена ли ты в этом?
– Точно так же, как и в том, что меня зовут Жервезой.
– Странно! — пробормотал судья. — Очень странно!
IX
– Еще один вопрос, — сказал Ривуа после нескольких минут размышления. — Когда ты из замка шла в Рошвиль по поручению Мариетты, встретила ли ты кого-нибудь по пути?
– Да, господин судья, — ответила Жервеза, — я встретила двух человек, направлявшихся в эту сторону.
– Вместе или порознь?
– Вместе.
– Ты их знаешь?
– Я не разглядела их лиц… ночь была слишком темная.
– Но ведь ты могла узнать их по голосу.
– Только один из них что-то сказал, но его голос показался мне совершенно незнакомым.
– Хорошо. Бригадир, проводите ее в кухню и распорядитесь, чтобы она оставалась в замке до прибытия следователя, потому что ее показания весьма интересны.
– Но, господин судья, — заметил унтер-офицер, — эта девочка еще ничего не ела.
– О, я не голодна, — возразила Жервеза, — у меня нет ни малейшего аппетита, уверяю вас…
– Я понимаю это очень хорошо, — сказал ей Ривуа, — но если у тебя появится аппетит несколько позже, что вполне возможно, то я разрешаю тебе воспользоваться провизией, которую ты найдешь в кухне на столе. Бригадир, позовите Андоша Равье.
Андош Равье был маленьким худощавым человеком лет пятидесяти, смиренным и робким, по ремеслу ткач. Он был обременен многочисленным семейством, но пользовался репутацией честного человека. Поклонившись судье и мэру, он встал у дверей, как-то жалко и униженно сгорбившись и теребя в руках шапку.
– Здравствуйте, Андош, — обратился к нему Фовель. — Скажите нам, что вы знаете.
– Об убийстве, господин мэр, я не знаю ровным счетом ничего, — пробормотал ткач.
– Но вам, по всей вероятности, есть что сообщить, потому что бригадир представил нам вас в качестве свидетеля, и представил по вашей же просьбе.
– Свидетелем я быть могу… но убийство…
– Ну, так говорите же, что вы хотели сказать, и не злоупотребляйте нашим временем, которое для нас дорого.
– Дело вот в чем, господин мер, — робко начал ткач. — Вчера я пошел на Липовую ферму, отнес ключнице кусок полотна. Там меня угостили огромным стаканом сидра. У меня голова очень слабая — быть может, потому, что я никогда не пью. На обратном пути ноги мои подкашивались, и я постоянно спотыкался. Между тем я вовсе не был пьян, а так, немного навеселе. Пробило девять часов, когда я подходил к ограде парка господина Домера. Все знают, что в этом парке есть очень старое каштановое дерево, которому по древности нет равных в целом округе. Его длинные и толстые ветви касаются стены и опускаются вниз до самой земли. Всем известно…
– Черт побери! Да когда же вы начнете говорить о деле? — вскрикнул Фовель, считавший все эти подробности излишними. — Какую пользу мы можем извлечь из вашего каштанового дерева?
– Как вам угодно, господин мэр, — смиренно ответил ткач, — я должен повиноваться вам, но если вы не желаете, чтобы я говорил о каштановом дереве, то мне нечего больше сказать.
