Жорж Сименон - Мегрэ и строптивые свидетели
Брэм был толстым человеком с желтым цветом лица. В открытую дверь был виден еще один кабинет, в котором работали мужчина в серой блузе и машинистка средних лет.
— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— Мегрэ указал на старомодный громоздкий сейф, который, несмотря на свои размеры и тяжесть, не устоял бы даже перед взломщиком-новичком.
— Вы держите наличные деньги в этом сейфе?
Месье Брэм сначала закрыл дверь в соседнюю комнату и, вернувшись с несколько смущенным видом, бросил взгляд на адвоката, как бы спрашивая у него совета.
— О каких наличные деньгах вы говорите? — спросил он наконец одновременно наивно и грубовато.
— У вас имеется штат служащих, следовательно, вам приходится выплачивать им жалованье…
— Увы! Даже слишком часто приходится это делать.
— Но у вас должны быть оборотные средства…
— Они должны были бы у меня быть, господин комиссар! К несчастью, мы уже давно живем ссудами под большие проценты. Вот сегодня утром у меня в этом сейфе находится не больше десяти тысяч франков[1]. И они мне сегодня же утром понадобятся, чтобы расплатиться по одному счету. — Ваши рабочие и работницы знают о положении фирма?
— Им случается дожидаться жалованья по несколько дней, а порой получать его частями.
— Значит, никому из них не пришла бы в голову мысль ограбить дом?
Услышав такое предположение, месье Брэм беззвучно рассмеялся.
— Безусловно, нет.
— Вашим соседям также известно финансовое положение фирмы?
— Лавочник, мясник, молочник приходят по три, а то и по четыре раза, прежде чем им заплатят…
Было очень неприятно расспрашивать дальше. Это походило на публичное обнажение, и все же это было необходимо.
— У Ляшомов нет личного состояния?
— Никакого.
— Как вы думаете, сколько денег могло быть в бумажнике месье Леонара?
Бухгалтер сделал неопределенный жест.
— Немного. Какая-нибудь мелочь.
— И все же фирма продолжает существовать.
Месье Брэм снова взглянул на адвоката.
— Мне кажется, — вмешался тот, — что следствие все больше и больше интересуется моими клиентами, а не убийцей.
Мегрэ проворчал:
— Вы рассуждаете, как старая Катрин, метр. Как, по-вашему, я найду убийцу, если не буду знать мотивы, которые толкнули его на это? Нас ведь пы таются убедить, что это сделал грабитель…
— Лестница это до казывает…
Комиссар скептически проворчал:
— Конечно! И еще ис чезновение бумажника! И тот факт, что до сих пор не найдено оружие…
Мегрэ вел допрос стоя. Остальные также не садились, несмотря на приглашение бухгалтера, который явно устал стоять и все время косился на свое мягкое кресло.
— Скажите, месье Брэм, вам все же удается оплачивать ваших служащих, поскольку они продолжают работать?..
— Каждый раз эти похоже на чудо.
— А откуда появляются эти волшебные деньги?
Бухгалтер начал проявлять признаки волнения.
— Месье Леонар мне их всегда вручал сам.
— Наличными?
Метр Радель сказал вкрадчивым голосом:
— Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, месье Брэм.
— Все равно, это.. узнают при проверке денежных документов фирмы или поедав запрос в банк… Деньги мне обычно вручались в форме чека…
— Вы хотите сказать, что у месье Леонара был личный счет в банке, а не общий с фирмой Ляшом, и что именно с этого счета он снимал нужные суммы, когда необходимость к этому вынуждала?
— Нет. Дело касается мадам Ляшом.
— Матери месье Леонара?
— Нет, мадам Полет.
Наконец-то что-то стало проясняться, и Мегрэ, удовлетворенный, сел.
— Садитесь за ваш стол, месье Брэм. Отвечайте спокойно. С какого времени мадам Полет, как вы ее называете, то есть жена Армана Ляшома, играет роль провидения этого дола?
— С того момента, когда она в него вошла.
— Когда состоялась их свадьба?
— Шесть лет тому назад, два года спустя после смерти мадам Марсель.
— Простите, кто была эта мадам Марсель?
— Жена месье Леонара.
— Итак, значит, шесть лет тому назад Арман Ляшом женился на Полет… Полет, как дальше?
— Полет Зюбер.
— У нее было состояние?
— Очень большое.
— Ее родители живы?
— Ее отец умер пять месяцев лазад, она была его единственной дочерью. Что же касается матери, то она ее не знала.
— Кто был Зюбер?
Это имя, несомненно, было знакомо Мегрэ, почему-то ему казалось, что он слышал его в криминальной полиции.
— Фредерик Зюберский, называвший себя Зюбером, торговал кожей.
— У него были какие-то неприятности с полицией, не так ли?
— Налоговый инспектор одно время буквально гонялся за ним. И кое в чем он был замешан во время войны…
Вспомнил! Зюберский, называвший себя Зюбером, одно время пользовался широкой известностью. Он начал свою карьеру с того, что ездил на тележке по деревням и собирал у крестьян необработанные шкуры, затем он обзавелся складом — как раз в Иври, недалеко от дома Ляшомов.
Еще до войны состояние его считалось значительным. К тому времени у него было довольно много грузовиков и многочисленные склады в провинции. Позднее, спустя два-три года после освобождения, ходили слухи, что он сколотил себе огромное состояние во время оккупации, я поговаривали о его скором аресте.
То, что газеты так много писали о нем, можно в большой степени отнести за счет живописности этой фигуры. Зюбер был простак, плохо скроенный, плохо одетый, говорящий по-французски с сильным акцентом, почти безграмотный.
Он ворочал миллионами, некоторые утверждали, что даже миллиардами, и еще поговаривали, что в действительности он лично или через подставных лиц имел монополию на все кожевенное сырье.
Сам Мегрэ не занимался делом Зюбера, оно проходило через финансовый отдел. В конце концов об этом деле перестали говорить, и комиссар не знал, как оно кончилось.
— Отчего умер Зюбер?
— От рака, его оперировали в клинике Сент-Жозеф.
— Если я вас правильно понял, фирма Ляшом продолжает еще кое-как существовать благодаря его деньгам?
— Вступая в брак, мадам Полет принесла значительное приданое…
— Которое она целиком вложила в кондитерскую фабрику Ляшомов?
— В большей или меньшей степени. Скажем, что к ее помощи прибегали каждый раз, когда это было необходимо.
— А затем, когда это приданое было истрачено? Оно ведь выло быстро истрачено?
— Да.
— Так что же предприняли, тогда?
— Мадам Полет отправлялась к своему отцу…
— А он не приезжал сюда сам?
— Я его здесь ни разу не видел. Если он и бывал в доме, то но вечерам, в квартире хозяев, но я в этом не вполне уверен.
— Я, право, не понимаю, господин комиссар, чего вы добиваетесь, — снова запротестовал адвокат.
