Татьяна Любова - Ноябрьский триллер
Глава шестая
Юбилей
С раннего утра дом превратился в проходной двор. То и дело подвозили недостающие продукты и вино. В последний момент оказалось, что в винном погребе осталось только тринадцать бутылок шампанского, пришлось заказывать по телефону еще два ящика. Потом прибыл штат официантов, следом за ними приехали пиротехники.
Синьор Массимо лично проверял установку «огненных забав», по щиколотку увязая в грязном снегу, синьора Луиза жаловалась на ужасную головную боль и поминутно глотала какие-то разноцветные пилюли, синьор Паоло, до полуночи просидевший с зятем за бриджем, спал сном праведника, чем приводил жену в исступление.
Лина носилась из кухни в гостиную и обратно, как заведенная, и только всем мешала. Каждые четверть часа она останавливалась посреди холла, смотрела на часы и восклицала, картинно заламывая руки:
— Уже половина одиннадцатого, мы не успеваем! Почему до сих пор нет парикмахера? Я вызывала его к десяти!
— Дорога плохая, Лина Николавна. Ночью потеплело, вот и развезло дорогу-то, — невозмутимо отвечал Петрович. Он с утра таскал дрова для камина в кладовую возле гостиной, глухо бухая громадными валенками.
— Боже мой, он не успеет нас причесать!
— Почему она все время кричит? — спросила сына синьора Фандотти, глотая очередную таблетку и глядя на него круглыми совиными, выцветшими от времени глазами. Сухое морщинистое лицо и узкогубый рот скобочкой очарования ей тоже не добавляли.
— Волнуется, мама. — Массимо старался быть терпимым.
— Хм, волнуется. Когда я волнуюсь, то не кричу, потому что в отличие от твоей жены получила соответствующее воспитание.
— Конечно, мама. Иди к себе, отдохни, — и Массимо легонько подтолкнул мать в сторону лестницы.
— О, Мадонна, я всегда всем мешаю!
— Никому ты не мешаешь. А вот и Джина! — радостно воскликнул он, завидев спускающуюся по лестнице сестру. — Джина, займись мамой, она неважно себя чувствует.
— Я неважно себя чувствую с того самого момента, как вышла замуж за вашего отца! Кстати, где он? Неужели еще спит? Нет, этому пора положить конец!
— Кому пора положить конец? Папе? — не удержалась Джина.
— Как смешно! Вы только и способны над матерью насмехаться. А вот собственных детей воспитать не можете! Где Софи? Уверена, что девочка бегает с утра голодная. Барти не привезли, а ребенок должен привыкать к обществу. Они хотят вырастить из ребенка дикаря. Конечно, кто может вырасти у матери с такими манерами! — И синьора Фандотти презрительно фыркнула в сторону невестки.
Лина, ни слова не понявшая из разговора мужниных родственников, стояла, сцепив руки на животе, мучительно краснела и жалко улыбалась, подозревая, что говорят о ней и говорят, судя по выражению их лиц, нечто весьма нехорошее.
— Не стоит так волноваться, мама. Думаю, что взять себя в руки — средство более действенное, нежели твои бесконечные таблетки. Тебе нужно отвлечься. — Джина, взяв под руку мать, двинулась с ней вверх по лестнице.
— Пожалуй, ты права. Я раскину карты. Это меня успокаивает. И потом парикмахера все равно нет. Какие, однако, русские — бездельники! Им платят деньги, а они еще и ехать не хотят! Уму непостижимо!
— Ну, ну, мама, ты опять за свое.
— Ты права, дорогая. Больше не буду.
Добравшись до комнаты, предназначенной синьоре Луизе Фандотти, мать с дочерью облегченно вздохнули — общество злополучной невестки их угнетало.
Усевшись за низкий столик орехового дерева, инкрустированный перламутром, синьора Луиза сказала:
— В моем чемодане есть нераспечатанная колода карт. Будь добра, милая, достань ее. Я всегда вожу с собой карты, мало ли… Они должны быть где-то внизу.
— Нашла! — Джина протянула матери новенькую глянцевую колоду, усаживаясь напротив. — Ну, и на кого же мы будем гадать?
— Конечно, на себя. Это же интереснее всего. Между прочим, гадать меня учила твоя бабушка. Уж и мастерица была… Я, конечно, не так хороша, но…
— Не умаляй своих достоинств, мама. Ты гадаешь профессионально. Помнишь, как под Рождество ты мне нагадала замужество? А ведь мы с Альберто тогда и знакомы-то не были, и вдруг через три месяца свадьба! — польстила Джина матери.
— Ладно, лиса. Смотри, вот ты, вот Альберто. Занят он, делами занят. Ага, девушка возле него молоденькая замаячила. Ну-ка, посмотрим, что сия мадемуазель делает около нашего Альберто. Ф-ф-фу… не волнуйся, это Софи. Наверняка Софи. А у нее, вертихвостки, молодой человек имеется. А ты и не знала. Знай теперь, нос надо по ветру держать. Много охотников на такую красотку найдется. Дед в ней души не чает, скажу по секрету: он простил ее за… — Старуха осеклась. — Ну, не будем: кто старое помянет, тому глаз вон. Простил и в завещании ей виллу «Миракль», что в Каннах, отписал. Только не говори ей пока, всему свое время. А вот у тебя, дорогая, хлопоты, хлопоты, пустота какая-то, злость на червовую даму… Та-а-к, что там еще?.. Господи, святая Мадонна, смерть! — Синьора Фандотти побелела и начала задыхаться.
— Какая смерть? Санта Мария, мама, что с тобой? Не нужно так волноваться! Глупости все это. Где твои таблетки? — Джина вскочила, смахнув карты на пол, и бросилась в ванную, где на полочке стояла колонна пузырьков разного калибра. Синьора Луиза была большой любительницей новомодных пилюль.
— Там, справа, розовые… Ах, мне дурно, голова кружится…
— Может, врача? — Встревоженная Джина металась по комнате в поисках пледа.
— Нет, не надо. Я отойду, полежу чуть-чуть и отойду. Это все нервы, детка, не обращай внимания. Для меня приезд сюда — наказание господне. Только из-за Барти прилетела, а эта фифа даже не соизволила его привезти сюда.
— Мама, успокойся. Тебе нельзя разговаривать. Я приоткрою окно, ладно? Нужен свежий воздух.
— Пришли ко мне Софи, — прошептала синьора Луиза. Лицо ее посерело и заострилось, под глазами легли черные круги. — Смерть, — шептала она, — я видела, пиковый туз лег как раз… — Глаза синьоры Фандотти внезапно закатились, она потеряла сознание.
Такси остановилось против внушительных металлических ворот. Наталья расплатилась и, выйдя из машины, направилась к маленькому окошечку, рядом с которым светлел щиток видеофона.
Она еще ни разу не была в загородной резиденции Фандотти. Массивная конструкция ворот подавляла, Наталья чувствовала себя маленькой и очень одинокой перед впечатляющим фасадом чьей-то успешной жизни.
Трясясь от холода — пронизывающий ветер пробирал ее жиденькое пальтецо насквозь, — она нажала на кнопку вызова. Низкий голос попросил назвать фамилию, затем, вероятно, нашел ее в списке гостей, потому что последовала пауза, после чего створка ворот мягко щелкнула и отъехала в сторону.
