Лидия Будогоская - Повесть о фонаре
— Это насчет фонаря. На нас пришел жаловаться.
— Ты почем знаешь? — зло прошептал Миронов и отвернулся от Соколова. А сам оглядывается — не услышал ли кто-нибудь?
Звонок. Наконец-то дядя Вася зазвонил. И двинулся прямо на ребят.
Ребята все разом повернулись и побежали, толкая друг друга, по лестнице наверх, в классы.
И дядя Вася тоже идет наверх. Переступает не спеша мягкими подшитыми валенками со ступеньки на ступеньку. А колокольчик в его руке бьется, как пойманная птица.
Опустела лестница. Только двое ребят отстали от других и остановились на первой площадке — Миронов и Соколов. Миронов прижался к перилам грудью, а толстый Соколов подбородком. И оба смотрят в пролет лестницы — в коридор.
Пилсудский уже идет к выходу. Он идет медленно, с шапкой в руке, оглядывая выбеленные стены, плотно закрытые двери, надписи над дверьми. И гулко раздается в опустевшем коридоре постукивание его палки и скрип деревянной ноги.
— Ну, Петька! — прошептал Соколов, когда в конце коридора глухо стукнула дверь, захлопнувшись за Пилсудским. — Пропали мы с тобой. Сейчас возьмут нас в оборот. Потянут на допрос.
Молчит Миронов, смотрит, хмурясь, куда-то в сторону.
Вдруг он тряхнул головой и повернулся к Соколову.
— Знаешь, про что я все думаю? Ведь он же нас не видел!
— Как не видел? Когда!
— Да тогда, ночью.
Соколов придвинулся близко к Миронову.
— Не видел, ты говоришь?
— Ну конечно, не видел. Я тогда в оба глядел, и никого на Гражданской не было. Он только потом догадался, когда мы у будки струсили.
— Ну, значит, можно и отпереться! — прошептал Соколов.
— Понятно, можно, — кивнул головой Миронов, — непременно нужно отпереться.
Соколов с Мироновым еще пошептались немного и побежали в класс.
Перед самой классной дверью Миронов остановил Соколова и сказал ему еще тише, чем прежде:
— Ты, смотри, при ребятах этих разговоров не заводи — ни со мной, ни с Кисселем. И не подходи ко мне лучше!
— Ладно!
Соколов и Миронов тихонько вошли в класс. У дверей они задержались.
Екатерины Ивановны еще нет, а ребята уже на местах. Только тихий гул стоит над партами, будто пчелы жужжат в кустах. Это ребята между собой потихоньку разговаривают.
Со всех сторон только и слышно: «Пилсудский, Пилсудский».
Миронов и Соколов оба разом покосились на Кисселя. Он тоже на своей парте сидит, перед самым учительским столом. Глаза у него бегают, а уши так и горят, как после драки.
— Киссель-то, — прошептал Миронов, — сидит, как на крапиве!
В это время быстро отворилась дверь — и вошла Екатерина Ивановна.
В классе сразу утихло жужжание, наступила полная тишина. Потом все, как по команде, поднялись с места.
— Здравствуйте, Екатерина Ивановна!
Так громко и дружно ребята никогда еще не здоровались с учительницей.
Один Миронов не успел вовремя встать. Только он приподнялся, как все остальные уже сели на места. Не заметила Екатерина Ивановна, даже не посмотрела на него.
Она совсем такая же, как была вчера, ничуть не строже. Спокойно подошла к учительскому столу, раскрыла портфель, достает учебники.
— Ребята! — говорит Екатерина Ивановна. — Что вы с Софьей Федоровной проходили? Помогите-ка мне разобраться. Пусть кто-нибудь скажет, на чем вы остановились по арифметике.
С места поднимается Былинка.
— Дроби начали… — отвечает она. — Круг сначала на две, потом на четыре части делили.
— А по русскому? — спрашивает Екатерина Ивановна.
— А по русскому, — говорит громко Шурук, — остановились на шипящих.
— А по естествознанию остановились на четвероногих! — кричат с задних парт. — На четвероногих!
Екатерина Ивановна улыбается и не торопясь переметывает страницы учебников.
А Миронов все смотрит на нее. Нет, ничего она про фонарь не знает. Может быть, и правда Пилсудский приходил карандаши продавать.
— А по обществоведению? — спрашивает Екатерина Ивановна. — О чем вы беседовали последний раз с Софьей Федоровной по обществоведению?
— О пятилетке! — кричат ребята.
— Вот и хорошо, — кивает головой Екатерина Ивановна. — Мы с этого и начнем.
И откладывает в сторону учебники.
— Давайте поговорим о пятилетке. Шурук, начинай! А за тобой и остальные ребята — кто что знает.
Миронов откинулся на спинку скамьи и легко вздохнул. Значит, про Пилсудского разговора не будет. Видно, ничего он ей не сказал про фонарь. Да и стал бы он из-за одного фонаря шум поднимать!
Шурук встает с места и морщит лоб. Вспоминает, видно, что рассказывала про пятилетку Софья Федоровна.
— Пятилетка… Это значит надо выполнить… план. Построить заводы, фабрики, рудники.
Но тут Шурука перебили ребята.
— Колхозы! Совхозы! — закричали со всех сторон.
— Паровозы!
— Машины!
— Электростанции!
— Дома для рабочих!
Про дома для рабочих сказал Соколов. А за ним и Миронов поднимает руку. Высоко поднимает, чтобы Екатерина Ивановна его поскорее заметила. Так и тянется к ней с поднятой рукой.
— Можно мне? Можно мне?
Наконец она повернулась к нему и кивнула головой. Тут он покраснел до самых ушей и сказал звонко:
— А еще строят новые социалистические города!
Миронов опускается на скамью. Больше ему сказать нечего. И другим ребятам тоже ничего больше в голову не приходит.
— Ну, хорошо, — проговорила Екатерина Ивановна. — Ты сказал, Миронов, что у нас строят новые социалистические города. Какие же это новые города? Что ты знаешь о них?
Миронов неловко ворочается, как будто и новая скамья ему тесна.
— Я, — говорит, — не знаю… какие они… не видел, у нас тут поблизости их не строят.
— Ну, хорошо, совсем новых городов поблизости не строят, — говорит Екатерина Ивановна. — Это верно, но может быть, и наш город заново строят.
— Не-ет, — отвечает Миронов, — он уже выстроен.
— А давно выстроен? — спрашивает Екатерина Ивановна.
— Давно.
— До революции?
— При старом режиме! — закричали ребята. — Наш город старинный, Екатерина Ивановна.
— Ну, так расскажите, что это за город, что в нем интересного, — говорит Екатерина Ивановна. — Я ведь не здешняя, ничего не знаю. Есть ли у вас хорошие, мощеные улицы?
— А как же, — говорит Миронов, — еще какая хорошая улица есть. Главный проспект. Он теперь весь вымощен от одного конца до другого. И панели есть.
— А еще, кроме Главного?
— Кроме Главного, — говорит Миронов, — есть еще хорошая улица — это та… где аптека…
— Ну, а ваша улица? — спрашивает Екатерина Ивановна. — Ваша улица тоже мощеная?
