Андрей Кивинов - Ля-ля-фа
Ну, я бы поцеловал Джерри в лобик, отстранил ее твердой мистерской рукой и пошел чистить крокодилову рожу товарища в «Рибоке».
Не, Коля Томин, что-то не те мысли посещают тебя в последнее время. То Монте-Кристо с деньгами, то Джерри со слезами. Так не пойдет. Мечтать, конечно, здорово, но мечтами дело не поправишь. Не мечтать надо, мистер Том, а шевелиться. Крутиться, суетиться, творить, выдумывать, пробовать. Через «не хочу» и «не могу»… А стоя у окошка, можно заработать только бесплатный душ с третьего этажа.
Студент выходит с недовольной миной. Кажется, у юноши облом с интеграцией. Используем выгодный момент.
Я впрыгиваю в кроссовки, хлопаю дверью, пересекаю двор, цепляя расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.
– Саша, это ты? – голос Юльки звучит ровно, без недовольства.
Мне это не нравится. Я ожидал что-нибудь типа: «Ты еще не убрался, попугай кожаный?». Поэтому я чеканю железом:
– Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.
Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает дверь: что это за пумпиндель в «Ри-боке». Но быстро вспоминаю свой последний визит к Юлии и необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому опускаем глаза и шепчем:
– Можно?
– Проходи.
Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у Шурки. С порога: «Тебе чего?».
Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у зеркала в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.
– Что такой кислый?
– Потому что кисло.
Юлька пожимает плечами.
– Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал, что так лучше понимается сущность его предмета.
– И что за предмет?
– Теория государства и права.
– Ну и как? Поняла сущность?
– Возможно. Хотя стихи были о любви.
– Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда, без стихов, но объясняется вполне доходчиво.
– Ты о чем?
– Юля, мне очень нужны сто долларов…
Последняя реплика произносится с максимальной жалостью и гнусавостью в голосе. Поэтому Джерри не сразу вступает в антитоминскую коалицию, а тихонько уточняет:
– Зачем?
Я, стараясь не слишком искажать факты, выкладываю ей историю с моим залетом. Джерри понимает не сразу:
– Тебя что, в тюрьму посадить могут?
– Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я не плачусь тебе, не прошу жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что…
– Ни за что не бывает.
– Это, конечно, правильно, только меня действительно ни за что. По сути. Это не моя наркота. И я не хочу в тюрьму.
Юлька молчит. Потом неожиданно спрашивает:
– А ты не врешь, Том?
Я жалею, что выкинул следовательскую записку.
– Там потолок в дырочку.
– Где?
– В ментовской. Можешь сходить и проверить.
– Ты пробовал достать деньги?
– Да. Слишком мало времени. Шесть дней.
Джерри вздыхает. Я предвижу следующие слова. Поэтому упреждаю:
– Юль, не надо, а? Да, я дурак, пацан, никто, но я не хочу туда.
– Мать знает?
– Нет. Я не говорил, у нас все равно нет денег, зачем зря расстраивать?
– Когда сможешь вернуть?
– Как заработаю. Мне бы сейчас перехватить на время. Потом с Шуркой найдем.
Очень сомнительно. (Но это про себя.) Джерри встает с дивана и выходит во вторую комнату. Во мне затеплилась надежда. О Господи, лишь бы она набила что-нибудь.
Юлька быстро возвращается и протягивает мне стодолларовую бумажку. Я не верю своим глазам. Осторожно беру купюру и рассматриваю ее. Полноценный президент Франклин, чем-то похожий на нашего учителя истории, улыбается из своей овальной рамки. «Хундред долларс». «Унитед ста-тес оф Америка».
Я начинаю бормотать какие-то глупости. Юлька перебивает:
– Постарайся через месяц вернуть. Я взяла у отца. Он редко пересчитывает накопления. Если заметит, я совру что-нибудь. Но ты постарайся побыстрее.
– Конечно, Джерри, – бормочу я, даже близко не представляя, где через месяц достать такую же бумажку, но в душе лелею мысль, что Джер-рин папаша не следователь Небранский и с ним всегда можно договориться об отсрочке. Тем более, он меня знает.
– Джерри, ты человек. Спасибо. У меня правда вилы были. Тебе чего надо, ты говори. Хочешь, этого кожаного с «дипломатом» отошью, если достает?
– Вот это тебя как раз не касается. А будешь шпионить, больше не пущу.
– Не буду, не буду. Извини. Ну, я пошел. Тут один вариант намечается, попробую провернуть.
– Чтобы потом опять прибежать?
– Не, там все чисто. Коммерция.
Я хочу поцеловать Джерри. Скажем так, по дружбе, исключительно в знак благодарности. Она отклоняется:
– Перестань, Том…
Я пожимаю плечами и, ухмыляясь, морщу лоб. Но я не Саша с «дипломатом». Я Коля без «дипломата».
– Пока, Юлька. Спасибо…
Я бегу на рынок. Пожалуй, побыстрее, чем позавчера от президентских ребят. Все! Что я там плакался насчет зависти? Сейчас я никому не завидую. Гора с плеч. Русский кайф. Когда терпишь, терпишь, а потом… Почти наркотическое опьянение. Я живу.
На рынок я бегу, чтобы найти Шурку. Держать внутри положительные эмоции так же вредно, как и отрицательные. Сейчас мы отметим мое будущее освобождение. Я угощаю. Сегодня я угощаю. Помимо американских денег, мои карманы отягощены небольшим остатком русских. Как раз на пару бутылок пива. Нам хватит.
Шурка торгует розами. Цветочница Анюта. Ну, заливает…
Я встаю рядом и помогаю ему выбирать цветы для пожилой дамы с напудренными щеками. Дама смущается Шуркиных плоских острот, но к соседям не уходит, хотя розы там не хуже и подешевле.
Шурка прирожденный торгаш. Если б он не был троечником в школе и пошел по пути повышения своего образовательного уровня, то не исключено, что получил бы портфель министра торговли. Он был бы первым министром с серьгой в ухе. Ничего такой пацан.
Рядом сидит Сопля с пачкой патриотических газет. Под газетами он наверняка прячет наркоту в пакетиках. Очень удобное прикрытие. Мы не обращаем на него внимания.
– Шурка, я баксы достал.
– Ну?! Где?
Мне, конечно, хочется соврать что-нибудь героическое или хотя бы коммерческое типа: «Да, президент „Альфа-банка“ одолжил, мы тут с ним пивка попили». Но сочинять нет смысла. Потому что Джерри в нашем дворе фигура более известная, чем какой-то там президент «Альфа-банка».
– Юлька одолжила. У предков. На месяц.
– Достанешь?
– А, ерунда, главное с ментовкой разобраться. На, гляди.
Я достаю купюру и машу ею перед носом Шурки, как будто он никогда не видел долларов. Замечаю удивленно-завистливый взгляд Сопли. Мне приятно.
Помахав деньгой, я прячу ее в задний карман брюк и тяну Шурку к «скворечнику». Счастливый человек – искренний человек. Душа нараспашку.