Жорж Сименон - Негритянский квартал
Мужчины были без пиджаков, перебросив их через руку, как Дюпюш в первый день в Панаме. Один, несмотря на ночное время, так и остался в тропическом шлеме.
Они отплывали рано утром. Они уезжали все, все!
Ежедневно через канал проходило около двадцати пароходов. Сотни пассажиров шли прогуляться по твердой земле и смотрели по сторонам со спокойным любопытством.
Один Дюпюш должен торчать здесь!
— Ты не сказал мне, что это за место.
— А ты остановись на минутку. На углу виднелся фанерный барак, ярко освещенный двумя ацетиленовыми лампами. У дощатого прилавка стояли четыре табурета. Метис в белой поварской куртке жарил сосиски и подавал их клиентам на ломте хлеба.
— Ну? — спросила Жермена.
— Вот это место мне и предлагает Эжен, разумеется, пока нет ничего лучше. Говорят, с чаевыми можно заработать два доллара за ночь.
Он говорил с трудом, словно ему сдавили горло. Но Жермена этого не заметила. Она спокойно продолжала идти. Не удивилась, не возмутилась. До самого отеля Дюпюш не посмел заговорить с ней.
Концерт на площади кончился. На скамьях сидели несколько парочек.
— Спокойной ночи, — прошептал Дюпюш.
— Хочешь зайти на минутку?
— Да нет, не стоит.
Дюпюш не хотел встречаться ни с Че-Че, ни с г-ном Филиппом Он собирался попросить у Жермены денег, но не думал, что в последний момент у него не хватит смелости. Неужели она не догадывалась, что у него ничего не осталось Она лишь сказала:
— Обещай, что не будешь пить.
— Черт возьми — Почему ты так мне отвечаешь?
— Так просто… До свидания, маленькая. Не бойся, мы выкарабкаемся!..
— Разумеется.
Жермена наскоро поцеловала его и перебежала площадь. Перед подъездом отеля она остановилась и помахала мужу рукой. Через окно он видел, как она разговаривает в холле с г-жой Коломбани и Че-Че.
Затем они присели и выпили на ночь.
Он толкнул дверь бара Фернана и направился к столу, за которым сидели оба брата Монти, Кристиан и еще какой-то мужчина, которого Дюпюш не знал.
— Садитесь к нам, — сказал Эжен, пожимая Дюпюшу руку. — Вы еще не знакомы с Жефом?
Эжен был самым вежливым в этой компании. К Дюпюшу он обращался с оттенком почтительности.
— Жеф, это господин Дюпюш. Он инженер, ехал в Гуаякиль руководить работами в рудниках АОКЭ. Здесь у него ни знакомых, ни денег. Мы ищем для него работу.
Бар был плохо освещен. Как и во всем негритянском квартале, в нем царил тусклый полумрак. Двое клиенгов пили, облокотившись о длинную стойку, за которой поблескивало множество бутылок, привезенных сюда со всех концов света.
— Очень приятно, — протягивая лапу, пробурчал Жеф.
Он был чудовищен. Два метра ростом, необъятно широк в плечах, наголо обритый череп, двухдневная щетина на щеках. Типичный беглый каторжник. А может быть, он хотел им казаться? Голову Жеф держал низко, исподлобья следя за собеседником. У него был тягучий голос с сильным фламандским акцентом. Вдобавок он все время гримасничал.
— Жеф — владелец «Французской гостиницы» в городе Колон, — пояснил Эжен. — Он старожил, прибыл сюда почти одновременно с Че-Че.
— Вы бывали и в Кристобале, и в Колоне? — осведомилось чудовище.
— Мы с женой провели несколько часов в Кристобале, в Вашингтон-отеле, когда приехали сюда.
— Понятное дело.
Кристиан Коломбани, как всегда безупречно выбритый и надушенный, покуривал сигару. В глубине бара находилось несколько лож, в которых можно было уединиться, задернув занавес. Некоторые из них, очевидно, были заняты — оттуда доносился шепот.
— Чем занимаетесь сейчас? — спросил Жеф, сделав официанту знак наполнить стаканы.
— Сам не знаю. Наш посланник дал мне постоянный пропуск в Интернациональный клуб. Быть может, встречу там людей, которые мне помогут.
Жеф пил мятную настойку с водой, остальные — пиво. Никто не удивился тому, что человек из Колона допрашивает новичка, словно следователь.
— Ничего вы не найдете в этом клубе. Дохлое дело.
Это был последний раз, когда Жеф сказал Дюпюшу «вы». Потом он говорил ему «ты», как, впрочем, и всем остальным.
— Приехал бы ты раньше, когда на канале была работа, я и слова бы не сказал. Теперь другое дело. По одну сторону живут американцы… Они живут у себя в зоне, у них свои клубы и магазины. По другую сторону — панамцы, они дерутся из-за того, кого посадить президентом или министром.
Жеф не сводил глаз с Дюпюша, и тот почувствовал беспокойство. Оба Монти вежливо молчали. Видимо, они и сегодня играли в карты, как каждый вечер. Стол был покрыт красной скатертью с рекламой нового аперитива.
— Что будешь пить, Дюпюш?
— Пиво.
— Где твоя жена?
— Отец взял ее к нам кассиршей, — вмешался Кристиан. — Она живет у нас в отеле.
В разговор вступил Эжен Монти.
— Я пока нашел ему место. Крочи берет его продавцом сосисок.
Жеф заворчал совсем по-медвежьи. Он облокотился о стол, который казался слишком маленьким для него.
— Нет, так не пойдет.
Он закурил сигарету и выдохнул облако дыма.
— Хочешь, я дам тебе совет, малыш? Убирайся отсюда! С женой или без жены, но убирайся.
Жеф повернулся к Кристиану:
— Твой отец рассказывал мне о нем. У нас с ним одно мнение: Дюпюш ничего здесь не добьется, и в один прекрасный день дело закончится скандалом…
— Я вас не понимаю, — пробормотал Дюпюш.
— Плевать! Зато я себя понимаю. Эжен и Фернан тоже меня понимают. Правильно, ребята?
Никто не ответил.
— Поверь, парень, постарайся смотаться, и поскорее.
Есть у тебя на родине кто-нибудь, кто мог бы прислать тебе тысячи три-четыре?
Дюпюш собрал все силы.
— Я и сам выберусь отсюда.
— Рассказывай!
— И потом, посланник пообещал мне…
— Оставь этого толстого соню в покое. Вся его энергия уходит на то, чтобы менять рубашки.
— Возле Дарьена есть рудники, я мог бы поехать туда…
— Гм!
— Что вы сказали?
— Ничего. Допивай. Умеешь играть в белот?
— Нет.
— Тогда смотри, как мы будем играть, и помалкивай.
Почему Дюпюш не ушел? Он сел рядом с ними и стал следить за игрой.
Несмотря на все, что наговорил ему Жеф, он не рассердился на него. Время от времени, не отрываясь от игры, казалось даже, Жеф хочет ободрить Дюпюша.
Раздвинулась красная занавеска, закрывавшая одну из лож, и через зал прошла негритянская пара. На мужчине был темный костюм и соломенное канотье. На женщине, уже немолодой и очень толстой, ярко-розовое платье. Они ушли, и никто не обратил на них внимания.
Только Фернан повернулся к бармену-негру:
— Уплатили?
— Уплатили.
— Козырь, козырь и марьяж червей.
Трамваи уже не ходили. На улице было тихо, и когда игроки замолкали, слышалось тиканье стенных часов.
