Джорджет Хейер - Тупое орудие
— Я не вожусь с актрисами.
— Тогда прекратите их поносить! — Хемингуэй положил портрет на стол. — Шеф, у вас еще есть вопросы?
— Пока нет.
Распахнулась дверь, и в кабинет вошла мисс Флетчер. Бледная, в глубоком трауре, она смогла улыбнуться Ханнасайду.
— Ах, суперинтендант… Вы ведь суперинтендант, да?
Ханнасайд поднялся и незаметно накрыл фотографии бюваром.
— Совершенно верно, мадам.
Мисс Флетчер взглянула на заваленный бумагами стол.
— Боже мой, сколько у вас работы! Чаю не желаете?
Ханнасайд отказался, чем явно разочаровал хозяйку, и спросил, не хочет ли она с ним поговорить.
— Да, пожалуй, только, может, в другое время? Вы сейчас заняты, я не должна вас отвлекать.
— Мисс Флетчер, я в вашем полном распоряжении. Присядьте, пожалуйста. Гласс, подождите в коридоре.
— У вас такое доброе лицо! — заворковала мисс Флетчер. — Ничего подобного я не ожидала. Подкрепиться точно не желаете? Чашку кофе с сандвичем?
— Спасибо, мисс Флетчер, не нужно. О чем вы хотите поговорить?
— Боюсь, я напрасно трачу ваше время. Следовало спросить дорогого мистера Лоуренса, пока он был здесь. Мы с ним знакомы так давно, что считаем скорее другом, чем адвокатом. Надеюсь, он тоже так считает, хотя совмещать обе роли не обязан. Да, зря я его не спросила: вопрос как раз по его части…
— В чем дело, мисс Флетчер? — осведомился Ханнасайд, прервав бессвязный монолог.
— В репортерах, — призналась она. — Понимаю, беднягам нужно зарабатывать на жизнь, и если вдуматься, работа у них не из легких, да и обижать людей не хочется…
— Они вам докучают? — перебил Ханнасайд. — Просто передайте через дворецкого, что заявлений делать не намерены.
— По-моему, это не слишком любезно, — неуверенно проговорила мисс Флетчер. — Один из бедняг явно страдает от истощения. С другой стороны, очень не хочется видеть свою фотографию в газетах.
— Конечно, мисс Флетчер. Чем меньше вы им скажете, тем лучше.
Полностью с вами согласна, но что делать с племянником? Невилл — большой балагур, а кто знает, во что поверят люди. Не могли бы вы с ним поговорить? Думаю, к вашим словам он прислушается больше, чем к моим.
— Что он затеял? — спросил Ханнасайд.
— Представился репортеру нашим лакеем. Мол, его фамилия Криппен[20], но он желает остаться инкогнито.
Ханнасайд ухмыльнулся:
— Ну, мисс Флетчер, из-за этого слишком переживать не стоит.
— Да, пожалуй, только другим репортерам Невилл представился югославским шпионом, прибывшим в Лондон с секретным заданием. Сейчас он на лужайке у парадного крыльца — потчует газетчиков нелепицей о международном заговоре, у истоков которого якобы стоял мой брат. Невилл — прекрасный актер, да еще по-сербски говорит, недаром по Балканам путешествовал. А ведь репортеров обманывать нехорошо, как вы считаете?
— Да, с прессой шутки плохи, — согласился Ханнасайд. — Прошу вас, Хемингуэй, скажите мистеру Флетчеру, что я хочу с ним побеседовать.
— Как мне вас благодарить!.. — воскликнула мисс Флетчер. — Нельзя забывать, что бедняжка Невилл вырос без материнской ласки. По-моему, этим многое объясняется. Он милый мальчик, и я очень его люблю, но почему-то бессердечный, как многие молодые люди в наши дни. Ничто его не трогает, даже трагедия вроде этой. — У мисс Флетчер задрожали губы, она нащупала платочек и промокнула глаза. — Извините, мы с покойным братом были очень близки. До сих пор не верится, что с ним могло такое случиться.
— Понимаю, мэм, для вас это страшный удар, — с сочувствием проговорил Ханнасайд.
— Да, мой брат был само обаяние. Его все любили.
— Мисс Флетчер, я сделал точно такой же вывод. Тем не менее выходит, как минимум один враг у вашего брата был. Вам никто в голову не приходит?
— Нет! Впрочем, все его… знакомые мне неизвестны. — Она с тревогой взглянула на Ханнасайда. — Мне хотелось и об этом с вами поговорить… Боюсь, вас удивит, что я затрагиваю такую тему…
— Мисс Флетчер, можете быть со мной предельно откровенны, — подбодрил ее Ханнасайд.
— Мой брат, — чуть слышно начала она, глядя ему через плечо, — заводил отношения… с женщинами.
Ханнасайд кивнул.
— Я брата не расспрашивала, и сам он ничего не рассказывал, но я, конечно же, знала о его романах. В дни моей юности дамы такое не обсуждали. Сейчас другие времена, молодые люди говорят на любые темы, и, по-моему, напрасно. Кое о чем лучше умалчивать, как вы считаете? Однако мне пришло в голову — я всю ночь об этом думала, — что моего брата могли убить… из ревности.
— Не исключено, — отозвался Ханнасайд.
— Если так, все обязательно вскроется. Но если вы поймете, что причина в другом, или вообще не выясните, кто убийца… может, личную жизнь моего брата не стоит предавать огласке?
— Разумеется, — кивнул Ханнасайд. — Я прекрасно понимаю вашу позицию и ваши чувства, мисс Флетчер. Обещаю уважать их, насколько возможно.
— Вы так добры! — вздохнула мисс Флетчер. — Я опасаюсь, что газетчики напечатают какую-нибудь гадость о моем бедном брате, ну, что письма раздобудут… Наверное, вы понимаете, о чем я.
— Об этом не тревожьтесь, — успокоил ее Ханнасайд. — Письма такого свойства мы не обнаружили.
— Очень вам благодарна! — выпалила мисс Флетчер. — У меня камень с души свалился.
Тут в кабинет вошел ее племянник в сопровождении сержанта Хемингуэя. Мисс Флетчер встала и робко улыбнулась суперинтенданту. Невилл о чем-то рассказывал, как всегда быстро и негромко, а по внимательному лицу Хемингуэя было ясно, что рассказ интересный. Увидев тетю, Невилл запнулся на середине предложения и посоветовал ей откровенничать с полицией только в присутствии адвоката. Мисс Флетчер объяснила Ханнасайду, что Невилл шутит, и направилась к двери.
— Полиции нужно подчиняться, но вы, суперинтендант, прервали меня в самый неподходящий момент! — посетовал Невилл, закрыв за ней дверь.
— Очень жаль. — Глаза Ханнасайда лукаво блеснули. — Сложности на международной арене?
— Ага, я только выпустил на сцену черногорского патриота с ножом…
— Послушайте моего совета, не дурачьте прессу. Вряд ли, конечно, но вдруг вашу байку про заговор напечатают?
— Очень на это надеюсь! — воскликнул Невилл. — Байка отличная, и сочинял я ее с большим тщанием. У вас ко мне дело? Я рассказывал сержанту про свои приключения в Скопье. Приличной историю не назовешь, но, к счастью, ваш сержант отнюдь не праведник. Да мы с ним почти родственные души!
Усмешка мигом исчезла с лица Хемингуэя. Он густо покраснел и смущенно откашлялся.