Кен Фоллетт - Опасное наследство
– Как вам известно, сегодня днем облигации Кордовы упали в цене.
– Да.
– И вы, вероятно, слышали о том, что мой банк закрыл двери.
– Да. Сожалею.
– С тех пор как в последний раз обанкротился английский банк, прошло двадцать четыре года.
– «Оверенд энд Герни». Да, я хорошо это помню.
– Я тоже это хорошо помню. Мой отец тогда потерял все свое состояние и повесился у себя в кабинете на Леденхолл-стрит.
Гринборн повел бровью.
– Прошу извинить меня, Пиластер. Этот скорбный факт ускользнул от моего внимания.
– Тогда разорилось много фирм. И завтра может произойти нечто подобное, только в гораздо большем масштабе.
Подавшись вперед, Хью принялся излагать свои соображения:
– За последние четверть столетия объем финансовых операций в Сити вырос в десять раз. Из-за сложности этих операций все мы теперь гораздо сильнее связаны друг с другом. Некоторые из тех, с кем мы не сможем расплатиться, тоже потеряют свои деньги и не смогут расплатиться со своими кредиторами – и так далее. Через неделю обанкротятся уже десятки банков; сотни фирм вынуждены будут закрыться, и тысячи людей окажутся без средств. Если только не предпринять решительных мер.
– Решительных мер? – переспросил Гринборн едва ли не с раздражением. – Какие еще меры? Единственные ваши меры – это расплатиться по долгам, иначе ничего уже не поможет.
– Если действовать поодиночке, то да, мы беспомощны. Но я надеюсь на поддержку финансового сообщества.
– Вы предлагаете другим банкам расплатиться вместо вас? С чего бы им так поступать?
Гринборн уже почти не скрывал своего негодования.
– Но вы ведь, безусловно, согласны с тем, что будет лучше для нас всех, если кредиторы Пиластеров получат свои деньги.
– Несомненно.
– Предположим, будет образован синдикат банкиров, который возьмет на себя активы и обязательства Пиластеров. Этот синдикат мог бы объявить о гарантии выплат любых их долгов по требованию. В то же время мы могли бы приступить к ликвидации имущества Пиластеров согласно строгому протоколу.
В глазах Гринборна наконец-то отразилась заинтересованность. Он задумался над этим предложением, и от его раздражения не осталось и следа.
– Да, понимаю. Если члены синдиката обладают достаточной репутацией и уважением, то их гарантии могли бы убедить всех, и кредиторы не стали бы требовать немедленного вывода своих средств из банка. При удаче денег от продажи имущества и активов хватило бы на выплаты кредиторам.
– И удалось бы избежать ужасного кризиса.
Гринборн покачал головой.
– Но в конце концов члены синдиката потеряют свои деньги, потому что долговых обязательств у Пиластеров больше, чем активов.
– Необязательно.
– Почему?
– Кордовские облигации, выпущенные более чем на два миллиона фунтов, конечно, сегодня ничего не стоят. Но другие активы внушительны. Многое зависит от того, сколько мы выручим от продажи домов партнеров и другого личного имущества. По предварительным оценкам, недостача составляет лишь миллион фунтов.
– Значит, синдикат потеряет миллион.
– Возможно. Но кордовские облигации не такие уж никчемные. Повстанцев могут победить. Или новое правительство может возобновить выплаты по ним. В какой-то момент цены на них поднимутся.
– Вполне допустимо.
– Если цена облигаций поднимется хотя бы до половины их номинальной стоимости, то синдикат ничего не потеряет. А если поднимется чуть больше, то даже окажется в небольшом выигрыше.
Гринборн покачал головой.
– Но только не цена гавани Санта-Марии. Этот Миранда, посланник Кордовы, всегда производил на меня впечатление отпетого мошенника, и его отец, по всей видимости, глава повстанцев. Я почти уверен, что все эти два миллиона фунтов пошли на закупку оружия и боеприпасов. А в этом случае инвесторы не получат ни пенса.
«В смекалке старику не откажешь», – подумал Хью, который опасался того же самого.
– Боюсь, что вы правы, – сказал он вслух. – И все же шанс есть. Если позволить разгореться панике, то вы в любом случае потеряете деньги, не этим, так другим образом.
– План действительно оригинальный. Вы всегда казались мне самым сообразительным из всего семейства, молодой Пиластер.
– Но план зависит от вас. Если вы согласитесь возглавить синдикат, то все в Сити последуют вашим указаниям. Если вы откажетесь, то у синдиката не будет достаточного авторитета, и кредиторы к нему не прислушаются.
– Я понимаю. Я и сам так считаю, – Бен Гринборн явно не отличался ложной скромностью.
– Так вы согласны? – спросил Хью и затаил дыхание.
Старик некоторое время думал, а потом твердо ответил:
– Нет.
Хью безвольно опустил руки, лишившись последней на-дежды. На него навалилась огромная усталость, и он сам почувст-вовал себя невероятно дряхлым стариком.
– Всю свою жизнь я соблюдал осторожность, – сказал Гринборн. – Там, где другие видели возможность быстро разбогатеть, я видел большой риск и отказывался от соблазна. Твой дядя Джозеф в этом отношении был моей противоположностью. Он часто рисковал – и получал прибыль. Его сын Эдвард был еще хуже. Про вас я ничего сказать не могу, вы недавно приняли руководство банком. Теперь Пиластеры должны расплачиваться за высокую прибыль прошлых лет. Но я не получил никакой доли от этой прибыли, так с какой же стати мне оплачивать их долги? Если я потрачу свои деньги и спасу вас, то неразумный инвестор окажется в выигрыше, а разумный пострадает. Если на такой основе построить всю банковскую деятельность, то зачем вообще помнить об осторожности? Тогда можно идти на любой риск, зная, что в случае неудачи тебя спасут. Но риски существуют всегда. Так дела не ведутся. И банкротства будут всегда. Они позволяют отличить плохих инвесторов от хороших и служат напоминанием об опасности.
Хью и раньше задавался вопросом, рассказывать ли Бену Гринборну, что его сына убил Мики Миранда. Сейчас, задав себе этот вопрос снова, он пришел к тому же выводу: это сообщение только разбередит его старые раны, но никак не переубедит его.
Хью собирался сказать что-то еще в последней попытке повлиять на решение собеседника, но в этот момент в библиотеку вошел дворецкий и сказал:
– Прошу прощения, мистер Гринборн, но вы попросили позвать вас сразу, как только придет детектив.
Гринборн немедленно встал. Он выглядел крайне взволнованным, но вежливость не позволяла ему выйти без объяснений.
– Извините, Пиластер, но я вынужден вас покинуть. Моя внучка Ребекка… пропала… и мы все крайне обеспокоены.
– Приношу свои соболезнования. Надеюсь, вы отыщете ее.
Хью знал сестру Солли, Кейт, но смутно помнил ее дочь, хорошенькую черноволосую девочку.
– Мы надеемся, что с ней не случилось ничего страшного. Возможно, она просто сбежала с неким молодым человеком. Но все равно это неприятно. Еще раз прошу извинить меня.
– Разумеется.
Старик вышел, оставив Хью без всякой надежды на будущее.
III
Мэйзи иногда казалось, что разрешение от бремени сродни инфекции. Бывало так, что на протяжении многих дней в одной и той же палате лежало много женщин на девятом месяце и никто из них не рожал; но стоило начать стонать одной, как через несколько часов от схваток мучились уже все.
Сегодня как раз был такой случай. Начиная с четырех утра были заняты все повивальные бабки и сестры, но когда они выбились из сил, Мэйзи с Рейчел оставили бухгалтерские книги и сами взяли в руки полотенца с одеялами.
К семи часам вечера суматоха закончилась, и они пили чай в кабинете Мэйзи в компании ее брата и любовника Рейчел, Дэна. Там их и застал Хью Пиластер.
– Боюсь, что у меня крайне плохие новости, – заявил он с порога.
Уловив нотки тревоги в его голосе, Мэйзи поставила чайник и замерла. Хью выглядел таким печальным, будто кто-то умер.
– Хью, что случилось?
– Насколько я помню, вы держите все деньги больницы в моем банке?
Мэйзи вздохнула. Если речь идет только о деньгах, то не такие уж это и ужасные новости.
На вопрос Хью ответила Рейчел:
– Да. Финансовой отчетностью заведует мой отец, но с тех пор, как он стал юристом в банке, свои личные сбережения он держал в вашем банке. Ему было удобно поступить так же и со средствами больницы.
– Значит, и он инвестировал свои деньги в облигации Кордовы.
– Неужели?
– Так в чем дело, Хью? – переспросила Мэйзи. – Ради всего святого, объясни же наконец!
– Банк разорился.
В глазах Мэйзи заблестели слезы – не из жалости к себе, а из жалости к нему.
– Ах, Хью! – воскликнула она.
Она, как никто другой, знала, насколько мучительно он переживает банкротство. Для него это все равно что гибель любимого человека, ведь в этот банк он вложил столько сил и средств. Ей хотелось, чтобы он поделился с ней частью своего горя и тем самым облегчил свои страдания.
– Боже милосердный! – прошептал Дэн. – Не миновать нам паники.
