Дэн Симмонс - Колокол по Хэму
Я поставил блок левым предплечьем и ударил ее в подбородок. Мария рухнула спиной на палубу, будто тяжелая сумка с бельем, с такой силой ударившись головой о хромированный планшир, что раздавшийся звук напоминал выстрел. Она распласталась на палубе, раскинув ноги; на ее груди и в промежности белых трусиков выступил пот, глаза закатились.
Прижав к доскам ее запястья, я похлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство. Я ударил ее недостаточно сильно, чтобы убить или надолго оглушить, но голова Марии была повреждена серьезно. На планшире осталась кровь.
Глаза женщины распахнулись.
— Вряд ли ты сохранила страничку из радиожурнала, — сказал я. — Ты слишком умна, чтобы так поступить. Но это можно проверить. — Я приподнял ее одной рукой и разорвал лифчик и трусики. Бумаги там не оказалось, но я на это и не рассчитывал. Какая-то часть моего сознания с безразличием следила за происходящим, словно решая, нравится мне все это или нет. Кажется, я не испытывал ни малейшего удовольствия. Было такое ощущение, что меня вот-вот стошнит.
— Отлично, — продолжал я. — Теперь займемся пикником. — Я поднял Марию с палубы и перевалил через борт.
Вода привела ее в сознание, и она взмахнула руками, пытаясь ухватиться за катер. Я взял рыболовный багор и оттолкнул ее прочь. Она повернулась и по-собачьи поплыла к заливаемому водой островку, до которого было около десяти метров. Выбравшись на камни и песок рифа, она оглянулась на меня. По ее груди и коленям стекали капли.
Я спрятал багор, «ремингтон», тростниковый нож и парусиновую сумку, поднял якорь и швырнул за борт остатки снеди из корзины. Потом бросил Марии полную фляжку. Она поймала ее за ремешок одной рукой.
Я завел двигатель и развернул катер к западу.
— Возвращаюсь на Конфитес! — крикнул я. — Чтобы смазать йодом царапины на спине. Высшая точка прилива — примерно через тридцать пять минут. Риф уйдет под воду, будет очень сильная волна, но если ты зароешь ступни в песок и найдешь в кораллах нишу, то, может быть, удержишься на ногах.
— Хосе! — взмолилась женщина, оставшаяся на песчаной полоске. — Я действительно не умею плавать!
— Это не имеет значения, — ответил я. — До Конфитеса двадцать пять миль. — Я указал на юг. — А до Кубы или архипелага Камагуэй — двадцать. И лишь несколько мест, где кораллы не нарежут тебя лентами, если ты вздумаешь пробираться через рифы.
— Лукас! — взвизгнула женщина.
— Пораскинь мозгами, — сказал я. — Подумай над моими вопросами. Может быть, я еще вернусь. Платой за проезд будут твои ответы. Не хочешь ли поболтать прямо сейчас?
Она повернулась ко мне спиной, глядя на волны, которые захлестывали остатки островка. Кем бы она ни оказалась, вражеским агентом или беспощадным убийцей, у нее была прекрасная фигура.
Я двинул рукоятки газа вперед, и «Лорейн» помчался на запад. Я оглянулся и посмотрел в бинокль, только отойдя на две мили. Остров Потерянной Свиньи исчез из виду, но, вероятно, еще торчал над водой, потому что я различил бледный силуэт Марии на фоне голубого неба и синевы Гольфстрима.
Кажется, она смотрела в мою сторону.
«Пилар» маячила на горизонте точно на том месте, где мы условились встретиться. На борту был один Хемингуэй. Он спустился с ходового мостика и, едва катер подошел вплотную к черно-зеленому борту яхты, перебросил мне трап.
— Она что-нибудь сказала? — спросил писатель, цепляя багром причальный брус «Лорейн» и подтягивая катер к яхте.
— Сказала, что я — Schwachsinniger, — ответил я.
Хемингуэя это ничуть не рассмешило, как, впрочем, и меня.
— Все думают, что мы с тобой сегодня сошли с ума, — сказал он, посмотрев в сторону Конфитеса.
Я кивнул и поскреб щеку. За время похода я и сам отрастил небольшую бородку, хотя не собирался этого делать. Я бросил взгляд на часы. У меня болели внутренности в том месте, куда пришелся удар локтя Марии. А может быть, живот заболел сам по себе.
— Что теперь? — спросил Хемингуэй.
— Больше я не стану бить или пытать ее, — произнес я голосом, который показался мертвенным даже мне самому. — Я вернусь за ней, когда вода поднимется ей до колен, и если она не заговорит, нам останется лишь забрать ее с собой в Гавану.
— И что прикажешь с ней делать? Отдать Мальдонадо или Национальной полиции? Твоему дружку Дельгадо?
— Я доставлю ее в гаванское отделению Бюро, — ответил я. — Ледди и остальным это не понравится, и мы, вероятно, никогда не выясним цель этой операции, но, по крайней мере, они арестуют ее и Бекера. Может быть, Бекер расскажет им, кто еще участвовал в этом деле и что они замышляли.
— Или замкнется в молчании, — возразил Хемингуэй, хмуро взирая на меня. Яхта и катер колыхались на волнах прибывающей воды. — Либо твои приятели из Бюро уже знают, в чем тут дело. И, может быть, Дикарка расскажет им о вчерашних трупах и о документах, и нам придется отдать все бумаги ФБР, и нас самих расстреляют как предателей, и, может быть, именно так все и замышлялось.
— Все может быть, — сказал я, вновь посмотрев на часы. — Ясно одно: если я в ближайшие минуты не отправлюсь на Остров Потерянной Свиньи, все наши рассуждения лишатся смысла. У нас уже не будет пленника, которого можно допрашивать.
Я вновь завел двигатель. Хемингуэй оттолкнул катер от «Пилар» и втянул на борт трап.
— Эй! — окликнул я его. — Вы окрестили ее этой кличкой Дикаркой... в шутку, не так ли? Вы не доверяли ей. С самого начала.
— Нет, конечно, — ответил Хемингуэй и забрался на ходовой мостик.
* * *Я догнал «Пилар» двадцать минут спустя. Конфитес все еще виднелся на самом горизонте к западу. Хемингуэй убавил обороты и воззрился на меня, но не спустился с верхнего мостика. Я заглушил машину.
— Черт возьми, где она, Лукас? Что ты с ней сделал? — Он внимательно осматривал открытую рубку катера, словно подозревал, что я спрятал женщину под сиденьями.
— Ничего, — ответил я. — Когда я вернулся, ее там уже не было.
— Не было? — растерянно переспросил Хемингуэй и повернулся к востоку, прикрыв глаза ладонью, будто надеялся увидеть в океане плывущую женщину.
— Не было, — подтвердил я. — Над водой оставалось несколько квадратных футов суши, но Мария исчезла.
— Господи, — пробормотал писатель, снимая сомбреро и вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Я немного попетлял между островком и Кубой, — но ничего не увидел, — произнес я голосом, который вновь показался мне странным. — Наверное, она все же рискнула отправиться вплавь.
— Мне казалось, она не умеет плавать, — отозвался Хемингуэй со своего насеста.
Я свирепо посмотрел на него, но промолчал.
— Может быть, акула сорвала ее с гребня рифа, — предположил писатель.
Я хлебнул воды из фляжки, которую обнаружил на волнах в полумиле к югу от островка. Я пожалел, что на борту нет виски.
— Уж не думаешь ли ты, что ее спасла вчерашняя подлодка? — спросил Хемингуэй.
Я обдумал его слова. Они были не лишены мрачного юмора.
Глядя на голую женщину, которая стоит на воде в двадцати милях от ближайшей земли, капитан субмарины, разумеется, не мог знать, что она — немецкий агент. И если Марию действительно взяли на борт подлодки, экипаж которой провел вдали от берега несколько месяцев, ее ждало кое-что пострашнее тех мер, которые я был готов применить, чтобы развязать ей язык. Разумеется, она постаралась бы объясниться и назвать себя на пулеметном немецком, но вряд ли исход был бы иным.
— Это исключено, — отозвался я. — Она либо пустилась вплавь, либо утонула, сброшенная с острова волной.
Хемингуэй посмотрел на восток и кивнул.
— Перед тем как я отправился тебе навстречу, Сакеон сказал, что он проверил рацию.
— Ну, и?..
— Она разбила одну из ламп. У Саксона нет запасной, поэтому мы не сможем принимать и отправлять передачи, пока не вернемся домой и не купим эту дурацкую стекляшку.
Я промолчал. Из-за волнения моря и вида «Пилар», колыхавшейся вверх-вниз, к моему горлу подступила тошнота.
Впрочем, мне и до того было не по себе.
— Хорошо, — сказал я. — Забираем мальчишек и ваших друзей и возвращаемся домой.
— Как мы объясним исчезновение Марии?
— Скажем, что она затосковала по дому, и я увез ее на Кубу, чтобы она могла отправиться в родную деревню, — ответил я, оглянувшись на юго-восток. Пальмарито, что близ Ла Пруэба, находилась где-то там.
— Больше нам не удастся поговорить наедине, — сказал Хемингуэй. Он вновь надел потрепанное сомбреро, и на его лице поблескивали крохотные квадратики солнца. — Что, если мы вернемся, но не доставим курьерскую сумку туда, куда собирались?
Я вновь отхлебнул из фляги, завинтил ее и швырнул в кресло у штурвала. Я вытер губы. Солнечный свет, отражавшийся от гребней волн и хромированных деталей, слепил меня.
— Если мы не выполним свое предназначение, они либо отменят операцию и смотают удочки, либо...
