Полина Дашкова - Пакт
«Пожалуйста, помоги, очень страшно, я ни с кем не могу поделиться своим страхом. Все, кого я люблю, боятся точно так же, если начну жаловаться, им станет еще хуже, это невыносимо, когда нечем утешить. Все слова – ложь. Утешения звучат фальшиво. Мы врем друг другу, даже если просто улыбаемся, улыбка – ложь, потому что каждому хочется выть. Когда это кончится? Настасья Федоровна говорит, ты стала ангелом у Господа под крылышком. Ну попроси же Его, так ведь невозможно…»
В тишине чудился ответный шепот: «Не бойся, спи». Маша незаметно засыпала, остаток ночи спала крепко, без сновидений. Утром вскакивала, неслась к телефону, звонила на Мещанскую, слышала в трубке голос Васи, мамы, папы или Карла Рихардовича и только убедившись, что все целы, начинала день.
Как-то вечером, измотанная долгой репетицией, Маша прилегла на диване в гостиной и, проснувшись, увидела, как Илья в прихожей надевает плащ. Часы показывали четверть одиннадцатого. Он только вернулся со службы и вот опять уходил.
– Ты куда? – спросила она испуганно.
– Пойду прогуляюсь немного.
– Я с тобой!
– Нет. Ложись, ты устала, тебе нужно выспаться.
– Илья, пожалуйста, я не могу тут одна, я с ума сойду, пока буду ждать тебя.
Он надел шляпу, целую минуту молчал, хмурился, наконец, сказал:
– Ладно, одевайся.
По пустым переулкам довольно скоро они дошли до Никитского бульвара. По дороге Илья произнес всего одну фразу:
– Молчи, не задавай вопросов.
На бульваре еще издали, в ярком свете фонарей Маша узнала человека, который шел к ним навстречу. Это был Карл Рихардович. Он ничуть не удивился, увидев ее, поцеловал, сказал:
– Вот и хорошо, тебе тоже полезно подышать перед сном.
– Он не хотел меня брать, – пожаловалась Маша.
– И в общем, он прав, – доктор виновато улыбнулся, – наша болтовня тебе совсем неинтересна.
– Я буду молчать. Если не хотите, чтобы я слушала, можете говорить по-немецки.
– Не можем, – раздраженно отрезал Илья.
Маше стало неловко за собственную глупость. Прохожих было еще достаточно много, милиция на каждом шагу. Веселой весной счастливого тридцать седьмого город наводнился сумасшедшими, которые узнавали врагов издали, в темноте, по глазам, по запаху. На звуки иностранной речи ловцы шпионов могли слететься в любое время суток.
Илья держал Машу под руку, смотрел на доктора, говорил быстро и очень тихо:
– Охота на Жозефину отменяется. С Эльфом приказано восстановить связь.
– Поздравляю! – радостно прошептал доктор. – Как тебе это удалось?
– Очень просто. Я высказал предположение, что шпионка Жозефина и агент Эльф два разных человека.
– И все? Сразу согласились? Не потребовали никаких доказательств?
– Какие доказательства? Бог с вами, доктор, – Илья усмехнулся. – Инстанция верит лишь в то, во что желает верить. Я должен был подтвердить, что Жозефина действительно существует. Инстанцию весьма заинтересовала эта дамочка. Идею охоты он отмел сразу, Ежова обматерил. Похищение или убийство гражданки рейха, любовницы Канариса вызовет международный скандал. Ну а что касается Эльфа, я заранее подготовил очень вкусную сводку по всем ее сообщениям, включил самые лестные отзывы фюрера об Инстанции… Лучше бы я этого не делал.
Маша слушала, затаив дыхание. «Инстанцией» Илья называл Сталина. Она чувствовала, как напряглась его рука, и голос звучал жестко, неестественно спокойно.
– Почему? – спросил доктор.
– Отправили связного. Он в первый же вечер в Берлине попал в полицию. Напился, полез в драку. Агенту, который пришел встретить его, удалось уйти. Он сообщил о провале.
– Погоди, но почему ты думаешь, что из полиции этот деятель обязательно угодит в гестапо? Может, как-нибудь выкрутится?
– Вряд ли. Человек, способный напиться и подраться в первый вечер, не выкрутится. Скорее всего, он уже там. В воскресном приложении «Берлинер Тагеблатт» появится условное объявление, в кафе «Флориан» на встречу с Эльфом придет агент гестапо с опознавательными знаками и паролем.
– Надо срочно предупредить ее! – доктор так разволновался, что повысил голос, но тут же спохватился и продолжил шепотом: – Тот, второй, разве не может?
– Второй сразу удрал из Берлина и больше там не появится.
– Пусть они дадут шифрограмму в посольство…
Илья остановился, закурил, нервно помотал головой:
– В посольстве работают их агенты, шифрограммы перехватывают и читают.
– Должна быть агентура в пограничных странах…
– Да, кое-кто еще остался, – Илья выпустил клуб дыма и усмехнулся, – но это займет слишком много времени. К тому же придется дать ее координаты. Имя, адрес. К счастью, у Слуцкого хватило ума не снабдить этими подробностями провалившегося связника, в противном случае наш разговор вообще не имел бы смыла.
Они оба замолчали. Маша не смела проронить ни слова. Она поняла, что речь идет о советском агенте в Берлине, которому угрожает опасность. Агент – женщина. Илья и Карл Рихардович пытаются спасти. Неужели они могут – отсюда, из Москвы? Получается, что могут? Илья сказал: «В противном случае наш разговор не имел бы смысла».
Сама возможность кого-то спасти, пусть не здесь, а в Германии, ошеломила Машу. Впервые за последние пару лет отступил привычный тупой, покорный страх. Она отцепилась от Ильи, перебежала на сторону Карла Рихардовича и взяла его под руку. Не терпелось узнать побольше о женщине-агенте, которую они с Ильей спасают от гестапо. Доктор понял ее без слов и прошептал на ухо:
– Помнишь, я показывал тебе немецкий модный журнал? Девушка на обложке…
– Маня, ты обещала молчать, – строго заметил Илья.
– Она и молчит, это я говорю, – заступился доктор. – Стало быть, итальянский священник все-таки пригодится?
– Это последний слабенький шанс.
– Да, но что я ему скажу? Только имя…
– Не только, у меня есть ее новый адрес, которого пока не знает никто, даже Слуцкий. Сейчас Эльф в Париже, вернется в Берлин не раньше следующего понедельника. Она ушла из «Серебряного зеркала» в пресс-центр МИД.
– Илья, ты меня пугаешь, – прошептал доктор. – Откуда тебе все это известно?
– Из частной переписки заместителя военного атташе германского посольства в Москве господина Максимилиана фон Хорвака. Эльф теперь его невеста, он пишет ей письма почти каждый день, она отвечает пару раз в неделю. Она сняла маленькую квартирку в Шарлоттенбурге, он настаивает, чтобы она переселилась в его виллу в Шеберге еще до его приезда в Берлин. В мае он получит отпуск, похоже, тогда они и поженятся.
– Шарлоттенбург, Шеберг, – грустно пробормотал доктор. – Все-таки до сих пор скучаю по Берлину. – Он вздохнул, снял шляпу и протянул Илье.
– Ах да, совсем забыл, – Илья отдал ему свою, темно-зеленую, надел его, коричневую. – Надо же, как раз, а мне казалось, моя голова больше вашей.
– Просто я лысый.
– Кашне подходящего я не нашел, – Илья развел руками.
– А какое нужно? – спросила Маша.
– Коричневое, в зеленую клетку, – сказал Карл Рихардович.
– У мамы есть платок шелковый, бежевый, но клетка синяя, тоненькая…
Они не заметили, как дошли до Мещанской. Был второй час ночи.
– Давайте-ка вы переночуете тут, – предложил доктор.
Они не возражали. Илья лег спать на диване у Карла Рихардовича. Маша прошмыгнула в свою комнату, поцеловала спящих родителей. Мама обняла ее, пробормотала:
– Манечка, девочка, как же я соскучилась.
Папа что-то сердито заворчал во сне и повернулся на другой бок. Вася проснулся, сел, открыл глаза, громко произнес:
– Машка-какашка, – упал на кровать и тут же опять уснул.
* * *Опыты с выхлопными газами получили одобрение товарища Ежова. Майрановского наградили часами, но не золотыми, как у Блохина, а стальными. Началась новая серия исследований.
Карл Рихардович как будто вернулся на двадцать лет назад, в прифронтовой госпиталь Первой мировой. Майрановский экспериментировал с ипритом. Обожженные глаза, язвы на коже. Среди больных доктору иногда мерещился ефрейтор Гитлер, и он пытался ответить себе на вопрос: зная все наперед, стал бы он помогать ефрейтору или оставил бы его в невменяемом состоянии? Ответа не было, зато зеркальный уродец влезал со своими комментариями: «Слово не воробей, ты, герр доктор, призвал ефрейтора спасать Германию, вот он и спасает. Скоро весь мир начнет спасать, это будет весело».
Кроме иприта, Майрановский работал с газами психического действия и упорно продолжал совершенствовать свою «таблетку правды». Несколько сотрудников ИНО, прежних заказчиков, которые еще недавно деловито наблюдали чужие мучения, теперь сами оказались объектами испытаний. Все чаще среди «опытного материала» попадались люди из НКВД. Вчерашние следователи в бреду, под воздействием психогенов, корчась на койках в лазарете, продолжали допрашивать своих подследственных, кричали, требовали признаний, угрожали, умирали, не осознавая, где находятся.
