Джойн Бойн - Криппен
— Мистер Робинсон, поразительная новость, — сказала Марта, взяв его за руку. — Мы с мистером Заиллем, — я хотела сказать, с Матье, — в общем, он пригласил меня погостить у них с Томом пару недель в Квебеке. Ему нужна помощница в его конторе, и он дал мне работу. Пока не встану на ноги, ну вы понимаете.
— Поздравляю, — сказал мистер Робинсон. — Похоже, в этом плавании вы все-таки нашли свое счастье.
— Я тоже, — произнес Матье. — Приятно, когда рядом есть еще один взрослый человек: подозреваю, что со временем Том начнет доставлять все больше хлопот. Боюсь даже представить, что с ним будет через год-два.
— Ну, ко мне это никакого отношения не имеет, Матье, — со смехом сказала Марта. — Я не собираюсь никого усыновлять.
— Мистер Робинсон, нам действительно пора идти, — напомнил Билли Картер.
— Да, конечно. До скорого.
— До свидания, мистер Робинсон, — попрощалась Марта и, повернувшись спиной, стала вглядываться в горизонт: когда же вдалеке появится порт?
— Если хотите знать, — тихо сказал Матье, когда они ушли, — он в конце концов попался.
— Попался? — спросила она. — На чем?
— Эх, — ответил Матье. — Пожалуй, теперь, когда мы уже почти прибыли в Квебек, можно безо всякого вреда рассказать.
Марта наклонилась вперед, и он стал делиться с нею своими наблюдениями.
— Так мы не в рулевую рубку? — спросил мистер Робинсон, удивившись, что Билли Картер не повел его в сторону привычного капитанского поста.
— Сегодня нет, сэр, — ответил он. — Капитан у себя в каюте.
— Он хочет, чтобы я спустился туда? — удивленно спросил мистер Робинсон. — Послушайте, мистер Картер, вы не могли бы сказать, в чем дело?
— Право же, не могу, сэр. Но мы уже почти пришли. Остался один пролет.
Они зашагали вниз, где помещалась команда, но перед этим мистер Робинсон заметил Тома Дюмарке, прятавшегося в углу: мальчик внимательно за ним следил, словно стервятник, ждущий, пока жертва испустит дух, чтобы камнем ринуться вниз и вонзить клюв в еще не остывшую плоть. Темные глаза подростка уставились в лицо мистеру Робинсону, а его губы злобно искривились. Мистер Робинсон понял, как глубоко мальчик его презирает, но это были пустяки по сравнению с яростью, охватившей его самого, когда он увидел, как Том напал на Эдмунда. Не обращая внимания на подростка, он пошел дальше.
С удивлением заметил двух крепких членов команды, стоявших возле капитанской каюты, однако промолчал. Офицеры разошлись в стороны, и Билли Картер постучал: повисла короткая пауза, затем голос изнутри велел им войти. Старпом открыл дверь и шагнул в каюту, за ним — мистер Робинсон, весело озираясь вокруг.
— Капитан, — сказал он. — Вы хотели меня видеть.
Кендалл кивнул, и дверь закрылась. Он кивком показал на человека за спиной мистера Робинсона, и тот оглянулся: кто же там стоит? С минуту его лицо ничего не выражало. Мистер Робинсон, конечно, узнал человека, но встреча казалась настолько неожиданной и неуместной, что он лишь через пару секунд вспомнил, кого перед собой видит. А затем его внезапно охватил ужас и в то же время — спокойствие, словно самое худшее уже произошло и наконец можно расслабиться.
— Доктор Хоули Криппен, — произнес инспектор Дью, шагнув вперед и вежливо протянув руку, словно они были старыми друзьями. На его лице читалось колоссальное облегчение: он нашел, кого искал. — Надеюсь, вы меня помните. Я — инспектор Скотланд-Ярда Уолтер Дью.
— Я вас помню, — спокойно сказал доктор. — В каком-то смысле я даже рад, что все закончилось.
ЭПИЛОГ
Лондон: 16 августа — 23 ноября 1910 года
На корабле, везшем обоих назад в Англию, их держали в отдельных каютах. Среди пассажиров на борту оказался и Билли Картер, освобожденный от обязанностей на «Монтрозе» и спешивший домой к рождению сына, который появился на свет преждевременно — через шесть дней после приезда отца. (Врачи и медсестры решили, что молодой человек не в своем уме, поскольку он настоял на том, чтобы присутствовать при родах.) Хотя Картер надеялся еще увидеть мистера Робинсона — или доктора Криппена, как он постепенно привык его называть, — инспектор Дью распорядился, чтобы арестованного выпускали на палубу для моциона лишь поздно ночью, когда остальные пассажиры спали. Некоторых начало беспокоить его присутствие, и они опасались, что их сожрет самый опасный лондонский каннибал, однако преступника требовалось привлечь к суду, и доставить его обратно можно было только морем, так что пассажирам ничего не оставалось, как только смириться.
За день до прибытия в Ливерпуль инспектор Дью вошел в каюту доктора Криппена и снял с него наручники. Он принес с собой обед для обвиняемого и решил сегодня поесть вместе с ним, поскольку нужно было ему кое-что объяснить насчет предстоящего испытания.
— А, инспектор, — сказал Хоули, обрадовавшись его приходу: большую часть времени он проводил в каюте один и ужасно скучал по общению. — Очень рад вас видеть. Я гляжу, мы пообедаем вместе, — добавил он, заметив на подносе две тарелки.
— Во второй раз, — ответил Дью, вспомнив, как они вместе закусывали в Лондоне.
— Да, — сказал Хоули, с некоторым разочарованием уставившись на свою наполненную тарелку и почувствовав в голосе собеседника укоризненную нотку. — Должен сознаться, в тот раз я был с вами не до конца откровенен, не так ли? Я должен за это извиниться.
— Ну да, вы ни разу не сказали, что расчленили тело своей жены и закопали его в подвале, если вы это имеете в виду, — ответил Дью. — Хотя вынужден признать, вы полностью меня одурачили.
— Неужели? Видимо, в этом деле я мастер.
— Но одно меня поражает и даже разочаровывает в моих способностях: я подловил вас на лжи, когда вы сказали, что ваша жена уехала в Америку ухаживать за больным родственником, — но я действительно поверил и последующей вашей лжи. И теперь выгляжу полным идиотом.
— Я бы на вашем месте не волновался, инспектор, — сказал Криппен. — Судя по тому, что мне известно, меня считают чуть ли не криминальным гением. Как же меня можно было раскусить? — Несмотря на то что Хоули просидел последнюю неделю взаперти в своей каюте, члены команды пересказывали ему сплетни других пассажиров и репортажи о его злодеяниях в газетах, и постепенно он начал мрачно шутить по этому поводу.
— Правда? — удивился Дью. — Вы так о себе и думаете?
Хоули улыбнулся: к новым обвинениям он был не готов — их хватало и так.
Некоторое время они ели молча, но затем инспектор вспомнил о цели своего визита.
— Когда прибудем в Ливерпуль, — сказал он, — на набережной, вероятно, соберется толпа. Но вам не стоит волноваться. Я отдал приказ, чтобы усиленные отряды полиции сдерживали людей и ограждали вас.
— Я что, правда в такой большой опасности? — спросил Криппен, и эта мысль его почти рассмешила.
— Нет, если мы вас защитим. Но страсти накалены, вы должны это понимать. То, что вы совершили, похоже, пленило воображение публики.
— И меня теперь презирают.
— Боятся. Презирают. Не понимают.
Хоули кивнул: он догадался, что инспектор ему отчасти сочувствует, — его выдала фраза «не понимают».
— Потом мы немедленно доставим вас на поезде в Лондон, где вы поступите на содержание к Его Величеству и будете дожидаться суда.
— И когда же он состоится?
— Думаю, очень скоро. Уже в октябре.
— Отлично, — сказал Хоули. — Чем раньше все это кончится, тем лучше.
Дью смущенно уставился на него.
— Но, доктор Криппен, — сказал он, — вы ведь сознаете, что исход очевиден: против вас собраны неопровержимые улики. Не говоря уже о том, что вы признали свою вину. У вас практически нет шансов на оправдание.
— Конечно, я это сознаю.
— И понимаете, что вас ждет виселица?
— Это принесет мне огромное облегчение.
С момента встречи с инспектором Дью в каюте капитана Кендалла Хоули уже успел смириться с неминуемой смертью. Несмотря на свою невиновность, он в некоторой степени был замешан в преступлении. Однако теперь его главной задачей было взять на себя всю ответственность за убийство Коры, подтвердив непричастность Этель Ле-Нев, чтобы сохранить ей жизнь.
— А что с Этель? — спросил он, пытаясь скрыть тревогу. — Ее, конечно, отпустят?
— Разумеется, нет, — раздраженно отрезал Дью. — Она тоже предстанет перед судом. Отдельно, конечно.
— Предстанет? — переспросил Хоули, положив вилку. — Но за что? Она совершенно ни в чем не виновна. Я же вам несколько раз говорил. Она об этом ничего не знала.
— Вы оба так утверждаете. Но решать это суду.
— Но, дорогой мой инспектор, я же сознался. Признал свою вину. И уверяю вас, Этель Ле-Нев ничего не знала о том, что я совершил. Ее единственное преступление — любовь ко мне.
