Кен Фоллетт - Опасное наследство
Впрочем, о том, что Сэмюэл будет против, он также знал заранее. Все взоры теперь обратились на Молодого Уильяма.
– Южноамериканские облигации всегда казались мне более рискованными, – заговорил он наконец. – Но если мы боялись их выпускать, то упустили бы часть неплохого дохода за последние несколько лет.
«Звучит обнадеживающе», – подумал Мики.
– Я не думаю, что в ближайшем будущем Кордову ждет финансовый крах. За время правления президента Гарсии политическая обстановка в стране заметно укрепилась. Я верю, что в будущем мы сможем получать еще больше дохода от вложения средств в ее предприятия. Следовательно, можно даже немного увеличить наши вклады.
Мики подавил вздох облегчения. Он выиграл.
– Четыре партнера за, двое против, – подвел итог Эдвард.
– Минутку, – прервал его Хью.
«Черт бы его побрал! – мысленно воскликнул Мики. – Какой еще туз в рукаве он припас?»
Ему захотелось закричать в знак протеста, но он сдержался.
Эдвард хмуро посмотрел на Хью.
– Что еще? Ты же проголосовал.
– Голосование в этом помещение всегда считалось самым крайним средством. Если между партнерами наблюдается разногласие, то мы сперва пытаемся найти компромисс, который устраивал бы всех.
Эдвард собрался было отмахнуться от его слов, но снова заговорил Уильям:
– И что же ты предлагаешь, Хью?
– Спросим Эдварда вот что. Ты точно уверен в том, что мы сможем продать все облигации или хотя бы основную их часть?
– Да, если цена будет хорошей, – ответил Эдвард.
По выражению его лица было видно, что он не понимает, к чему клонит Хью. У Мики зародилось подозрение, что Хью их обыгрывает.
– Тогда почему бы нам не продать их на комиссионной основе, без гарантии размещения?
Мики подавил готовящееся вырваться у него проклятие. Он на это не рассчитывал. Обычно, когда банк выпускал облигации, скажем, на миллион фунтов, он брал на себя обязательство выкупить все нераспроданные облигации, тем самым гарантируя заемщику выплату миллиона целиком. В обмен на такую гарантию банк требовал большой процент. Другой способ состоял в том, чтобы выпустить облигации без гарантий размещения. В таком случае банк не рисковал и получал гораздо меньший процент, но если облигации распродавались на десять тысяч фунтов, то и заемщик получал только десять тысяч фунтов. Весь риск перекладывался на плечи заемщика, а сейчас Мики был менее всего готов рисковать.
– Хм-м. А это мысль, – задумчиво произнес Уильям.
«Ловко нас обхитрил Хью», – в отчаянии подумал Мики.
Если бы Хью продолжил выступать против, его бы точно переспорили. Но он предложил схему сокращения риска, что всегда нравилось консервативно настроенным банкирам.
– Если мы распродадим их все, то все равно получим около шестидесяти тысяч комиссионных, даже по сокращенной ставке. А если не распродадим, то избежим серьезных потерь.
«Ну скажи же хоть слово!» – мысленно обращался Мики к Эдварду, терявшему контроль над совещанием.
Но Эдвард, похоже, тоже не знал, как поступить в такой ситуации.
– И мы могли бы прийти к единогласному решению, как и раньше, – добавил Сэмюэл.
Все одобрительно закивали.
В отчаянии Мики сказал:
– Я не могу обещать, что мои поручители с этим согласятся. В прошлом банк всегда гарантировал размещение облигаций Кордовы. Если вы решили поменять свою политику… – он помедлил. – То тогда мне придется обратиться в другой банк.
Это была пустая угроза, но откуда им знать?
Уильяма она явно оскорбила.
– Поступайте, как вам будет угодно, это ваше право. У другого банка свои представления о рисках.
Мики понял, что его угроза только укрепила их в своем мнении. Торопливо он добавил:
– Руководство моей страны ценит свои связи с Банком Пиластеров и хочет поддерживать с ним отношения и дальше.
– И эти чувства взаимны, – сказал Эдвард.
– Спасибо.
Мики понял, что ничего больше сказать нельзя.
Он начал скатывать карту гавани. Он потерпел поражение, но сдаваться пока не собирается. Цена президентства в его стране – два миллиона фунтов, и он их раздобудет во что бы то ни стало.
Еще ранее Эдвард с Мики договорились о совместном обеде в клубе «Коуз» в честь их предполагаемой победы, но теперь им нечего было отмечать.
К тому времени, когда приехал Эдвард, Мики многое обдумал. Единственным выходом оставалось действовать тайком, в обход других партнеров, и выпустить облигации без их ведома. Да, это возмутительный и рискованный поступок, возможно, даже преступление. Но выбора у него не было.
Когда Эдвард вошел, Мики уже сидел за столом.
– Я чрезвычайно разочарован нынешним совещанием в банке, – начал Мики без всяких лишних слов.
– Все из-за моего чертова кузена Хью, – согласился Эдвард, присаживаясь рядом и взмахом руки подзывая официанта.
– Принесите большой бокал мадеры.
– Дело в том, что если размещение облигаций не будет гарантировано, то нет и никаких гарантий, что гавань будет построена.
– Я сделал все, что мог, – оправдывающимся тоном сказал Эдвард. – Ты же сам видел и слышал.
Мики кивнул. К сожалению, это было так. Если бы Эдвард умел манипулировать людьми, как его мать, он бы легко победил Хью. Но в таком случае он не попал бы и под влияние Мики.
«Пусть он и пешка, но вполне может отказаться от моего предложения», – думал Мики, подбирая слова для дальнейшего разговора.
Когда официант удалился с заказом, Эдвард сказал:
– Я вот подумываю присмотреть себе свой дом. Не хочу больше жить с матерью.
Мики сделал вид, что заинтересовался.
– Что, хочешь купить дом?
– Небольшой. Не хочу дворец с десятком горничных, то и дело шмыгающих по комнатам и подкладывающих угли в камины. Такое скромное жилище, с одним хорошим управляющим и парой слуг.
– Но у тебя в Уайтхэвен-Хаусе и так есть все, что нужно.
– Все, кроме личной жизни.
Мики понял, к чему он клонит.
– Ты не хочешь, чтобы мать знала о тебе все…
– И ты бы мог оставаться у меня на ночь, например, – сказал Эдвард, очень уж откровенно поглядывая на Мики.
Мики вдруг понял, что может воспользоваться этой идеей. Он изобразил на лице печаль и покачал головой.
– К тому времени, как ты купишь себе дом, мне, возможно, уже придется покинуть Лондон.
– Отчего вдруг? – удивился Эдвард.
– Если я не найду денег на новую гавань, наш президент меня точно отзовет.
– Тебе нельзя уезжать! – воскликнул Эдвард испуганно.
– Да мне и самому не хочется. Но выбора у меня нет.
– Облигации распродадутся, я уверен.
– Надеюсь. Но если нет…
Эдвард ударил по столу кулаком, отчего задребезжали бокалы.
– Если бы не Хью, мы бы уже выпустили облигации!
– Наверное, тебе придется поступить так, как решили партнеры…
– Конечно. А как же еще?
– Ну… – Мики помедлил и постарался придать своему голосу задумчивый тон. – Вот если бы ты приказал своим помощникам оформить сделку с гарантией, ничего не говоря партнерам… Такое возможно?
– Возможно, – ответил Эдвард с озабоченным видом.
– В конце концов, ты же старший партнер. Это что-то же да значит.
– Ты чертовски прав.
– Саймон Оливер может подготовить все документы втайне. Ему можно доверять.
– Да.
Мики едва верил в то, что Эдвард так быстро согласился на его предложение.
– И тогда бы я остался в Лондоне.
Официант принес вино и налил каждому в бокал.
– Рано или поздно об этом станет известно, – сказал Эдвард.
– Но тогда будет уже поздно. И ты можешь сослаться на ошибку в приказах.
Мики и сам понимал, что такое оправдание никуда не годится, и сомневался, что Эдвард проглотит наживку.
Но мысли Эдварда были заняты другим.
– Если ты останешься… – он замолчал и опустил глаза.
– Да?
– Если ты останешься в Лондоне, то ты будешь у меня ночевать, иногда?
«Значит, это единственное, что заботит Эдварда», – подумал Мики с чувством триумфа и постарался изобразить самую благодушную из своих улыбок.
– Разумеется!
Эдвард кивнул.
– Тогда я согласен. Поговорю с Саймоном после обеда.
Мики поднял свой бокал.
– За дружбу!
Эдвард чокнулся с ним и робко улыбнулся в ответ.
– За дружбу!
II
Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.
Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.
– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.
Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.
