Светозар Чернов - Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах
У самого вступления в Каир арка с двуглавым орлом. Убрана зеленью и разноцветными венецианскими фонарями. По бокам разбиты два шатра.
Неподалеку от конца излюбленной для прогулок аллеи Шубра эль-Хейма через Кантарат эль-Лемун (мост через канал) украшенная гирляндами двойная арка с надписью «Добро пожаловать», построенная российскими мусульманами (бухарцы и хивинцы, а также обучающиеся при мечети Гама эль-Азхар).
Красивая авеню идет от Шубры до северо-западных ворот столицы; обширная равнина между этой деревней и частью Булака, после которой вырисовывались дальше в виду многочисленные большие дворцы и гаремы, и натыканные почти в любом направлении, были видны хорошенькие загородные дома, принадлежащие европейцам, левантийцам, грекам и мусульманам. На высокой насыпи на северо-восточной стороне стоит единственая обсерватория в Египте (Bayt e’Rasseed).
Гуляния по дороге в Шубру — широкое прекрасное шоссе, обсаженное громадными сикоморами, вереницы дач, садов, балконов, террас, цветников, пальмовых и олеандровых рощ.
Пятница — магометанское воскресенье, весь бомонд Каира катается здесь. Здесь непременно и гаремы богатых египтян, но в закрытых каретах, хоть и с опущенным окном.
Перед пашой саис в белой албанской юбке и расшитой золотом кyртке, а перед консулами и даже консульскими дамами, как и перед хедивом — по два саиса.
Скороходы (саисы). Босоногие, с палками в руках, в расшитых золотом куртках и ярких кушаках, изогнув корпус, откинув назад плечи, они легко несутся перед ретивыми конями и покрикивают на прохожих. Кисточки у головных уборов (тарбушей) прыгают на ходу. Обычно кончают чахоткой.
— Руах! Руах! (Берегись!) — кричат саисы. — Шемалек! (влево) Ималек (вправо)! Уарек! (в сторону).
Хедив Тауфик плотный, бородатый, вальяжный. Он катается каждую пятницу верхом со своими адьютантами и свитой (10 человек с золотыми перевязями через плечо, следующие за ними, рядом один из любимцев на таком же, как у хедива, белом или вороном коне). Египтяне останавливают экипажи, выходят, кучера слазят с козел, быстро прикладывают руку ко рту, лбу, сердцу и к земле.
Европейцы часто просто игнорируют его, иногда лениво приподнимают шляпы и он сразу спешит раскланиваться с ними.
На прогулке они встречают врагов, которые некоторое время идут за ними. Они жалуются на них Каннингему. Они говорят, что эти мрачные русские подонки собираются убить их еще с Венеции, так как они случайно узнали о готовящемся покушении на наследника и известили об этом русские власти. Каннингем сводит их с человеком (арабом), который может им помочь. Он хозяин кофейни. Они сразу же договариваются с арабом, чтобы переехать в надежное место в арабскую часть города.
Над дверями каирских домов, точно у обиталища чернокнижников, прибиты для украшения сухие змеи, ящерицы и другие гады. Иногда чучело небольшого слона. На площади продается рыба в деревянных клетках, переложенные травой карпы широко разевают рты.
С полудня до 15 часов народу в Каире мало, лавки закрыты, собаки спят, свернувшись в клубочки.
Собаки накинулись стаей на противного павиана и вожак отгоняет их палкой и бубнами.
В Каире на улицах постоянная сутолока экипажей, всадников, вереницы верблюдов, мулов под бархатными попонами и с побрякушками на узде, конные полицейские, английские солдаты, туристы в шлемах от солнца, феллахи, бедуины и негры, бородатые мусульмане. Cнуют около колес полуголые мальчишки с бритыми головами. Туземцы побогаче в разноцветных чалмах и длинных шелковых кафтанах. Знатные арабы драпируются в свои просторные халаты. Копты, одетые в темное. Из-за зеркальных стекол элегантных карет смотрят занавешенные белой тканью ревниво охраняемые евнухами обитательницы гаремов. Иностранцы на осликах пробираются сквозь толпу.
Горожане Каира в многочисленных, как капустные листья, одеждах. Здесь значительно больше бедуинов в черных мантиях, чем в Александрии, и, в отличие от Александрии, голубые одежды еще в темно-синюю полоску.
Женщины, неловко закутанные от посторонних взоров в черные и темно-синие плащи. Начиная от носа, вся нижняя часть лица завешивается черной шелковой тряпкой. Поперек лба и на переносице привязывается медная штучка цилиндрической формы (а часто из серебра или золота, украшенная дорогими камнями), искажающая человеческое лицо почти до неузнаваемости.
Женщина на ослике с красным седлом: сама сгорблена как гриб, коротенькие ножки поджаты назад, по оба бока седла плащ развевается как парус, как пузырь, надутый воздухом — не живой человек, а неуклюжий узел, брошенный на спину осла и готовый с него свалиться.
Каир очень шумный город, в нем кричат все с раннего утра до позднего вечера.
Продавцы поддельных древностей повсюду кричат: «Real antic!»
Прохладные, полутемные, всегда несколько сырые и вонючие низенькие коридоры улочек старого Каира. Лабиринт туземных домов, живописных лавок-ниш и отсвечивающих глазурью, разнообразно извивающихся в вышину, окаймленных каменным кружевом минаретов. Второй (жилой) этаж выступает над нижним в сторону улицы, иногда почти смыкаясь с противоположным. Окна без стекол, их заменяет частая деревянная решетка (мухарабие). Веревки, ковры, полосатые одеяла — перекинутые через улицу своеобразные пологи — прикрывают улицу сверху. Разноцветные шали, ковры, платки красные и желтые с полумесяцем, огромные жестяные люстры со стеклянными лампочками и бесчисленные фонарики.
Стаи голодных и никому не принадлежащих собак выполняют роль городских санитаров.
По узким улицам проходят верблюды, нагруженные товаром, свежескошенной травой и бревнами, норовя придавить неосторожного пешехода к стене.
Базарный день. Бесконечные ряды лавок со степенно восседающими владельцами. Купцы в белых тюрбанах, поджав ноги по-турецки, сидят перед своими лавками, покуривая наргиле и прихлебывая кофе из крохотных чашек.
Лимонад и сахарная вода, тамарисковый шербет.
— Сколько стоит этот медный кубок?
— Риял Масри (6 франков или ок. 5 шиллингов)
— Нет, нет, хватит и двух пиастров (ок. 6 пенсов)
Около Цитадели (ал-Кала, здесь квартируют ирландские стрелки) узкие-узкие улицы. Кое-где темнеют массивные, мрачные ворота, уцелели надписи над живописными арками. Бывшие когда-то прекрасными дворы этих домов и сами дома отведены теперь под склады, загромождены бочками и тюками.
Известный магазин Парвиса, где чрезвычайно искусно имитируются вещи античного туземного характера.
Эль-хавагия! — обращение к иностранцу.
Бинт знакомится с Пападакисом. Узнает о Каннингеме. Напоминает, что завтра на придворном поезде надо ехать в Исмаилию для встречи наследника. Они разговаривают о слухах насчет подводных лодок. Пападакис не верит в лодки, рассказывает, как его правительство купило лодку у Норфельда и о другой греческой лодке. Посылает Ландезена и какого-то араба-агента разыскать Каннингема. Тот посылает их подальше. Если у греческого короля проблемы, пусть заедет ко мне или хотя бы напишет как джентльмен джентльмену.
В 1880 году греческий инженер Н. Грипарис построил маленькую подводную лодку под названием «Грипара», которая была испытана в районе Фалиро (Пирей), но эта конструкция не имела никакого дальнейшего развития или эксплуатации.
Греция, военно-морская страна, вскоре после ее освобождения заинтересовалась организацией флота. В 1886 году на первое время была приобретена субмарина, которая была сделана швейцарцем Норденфелтом. Она была движима паром, длиной 33 метра, водоизмещением 160 т и максимальной скоростью 9 км/ч. Она несла одну торпеду и находилась в составе флота до 1901 года.
После Шубры возвращаются к обеду в гостиницу. К обеду все спускаются во фраках и белых галстуках, дамы в шелках, бархате и бриллиантах. Обед длится полтора-два часа, 8–9 блюд, из них 3–4 мясных. После обеда жильцы гостиницы выползают на террасу делиться впечатлениями. На обеде опять видят Смита с Проджером.
После обеда Фаберовский и Владимиров снаряжают в гостинице две мины и гальваническую батарею. Вечером идут в кафе. На людных улицах Каира газовые фонари.
«Кафе Амбарра» — настоящий чертог, с роскошной обстановкой, «Grand Cafe Egyptienne» («Египетские ночи») в том же роде.
Чинная и спокойная обстановка, отличная от шума и гама арабских кафе. Дамы и барышни, чинно сидящие за столиками в то время как их братья и папаши сражаются на бильярде, играют в трик-трак. В глубине зала устроена эстрада, на которую выходят не смуглые египтянки, а белокурые и бледнолицые немки, составляющие неплохой дамский оркестр. Звучат штраусовские вальсы и томные романсы немецких композиторов.
В антрактах скромненькие и миловидные музыкантши обходят публику, самые резвые иногда присаживаются к посетителям для мимолетной беседы.
