Артур Филлипс - Египтолог
Великий царь решил использовать Владыку на протяжении всей вечности. Владыка будет просить прощения у Атум-хаду миллион лет.
Атум-хаду видел, как трудятся Блюстители Тайн. Ему было ведомо их колдовство, однако проводить обряд, как предписано, семьдесят дней он не мог. Его преследовали гиксосы, знавшие, что он от них бежал. Его преследовали враги всех мастей. У него не было времени. Он приступил к делу в спешке, но соблюдая все правила и предписания.
Он безмерно страдал.
Закончив, он нарисовал на пеленах лицо человека кающегося, угодливого и покорного».
Разбор: Омерзительные (пусть все еще любительские) рисунки, сопровождающие этот замечательный текст, удивительны, на них показан царь, которого тошнит от того, что он делает. Тут необходимо прояснить, что же царь имел в виду, написав свой загадочный текст.
Убив напавшего на него свирепого Владыку из самозащиты, как то описывает стенная панель «К», царь, очевидно, быстро сделал ряд умозаключений. В тот момент он, должно быть, принял все те решения, которые претворил в жизнь в последующие двенадцать дней. Отказавшись от уничтожения тела Владыки и всех его вещей («дабы тот не обрел бессмертие»), царь пришел к выводу, что вероломный Владыка Щедрости составит ему компанию и обеспечит царя финансами во время путешествия, одним своим безгласным присутствием он будет олицетворять богатство.
Блюстители Тайн были жрецами, обученными бальзамированию тел, иначе говоря, Атум-хаду знал (или думал, что знал) о мумификации достаточно, чтобы провести ритуал самому. Процесс этот, как мы понимаем, не относится к числу приятных, оттого следует отнестись с сочувствием к человеку — даже ожесточенному войной и страданиями, — который совершает эту процедуру с членом собственной семьи — даже с тем, кого ненавидит.
Туловище разрезается вдоль левого бока и освобождается от внутренностей. Четыре органа сохраняются в химическом составе, точный рецепт которого нам по сей день неизвестен. Затем они заворачиваются в пелены и помещаются в канопы, украшенные затейливыми скульптурными изображениями голов четырех сыновей Гора: кишки хранит Кебексенуф с головой сокола, желудок — Дуамутеф с головой шакала, легкие — Хапи с головой павиана, печень — Амсет с головой человека. Интересно отметить, что в Камере Владыки Щедрости каноп нет. По какой причине — мы объясним в нашем предварительном обзоре находок позже.
Мозг для египетских жрецов и анатомов ценности не представлял, он обычно извлекался из черепа при помощи крючка или соломины и выбрасывался. Судя по настенным изображениям, череп Владыки был размозжен, оттого удаление мозга в его случае было делом быстрым и весьма нечистым.
Тело омывалось и наполнялось особым химическим консервантом. Секрет этой субстанции до наших дней не раскрыт, хранит ее тайну и гробница Атум-хаду. По прошествии семидесяти дней тело было готово к пеленанию. Но, мой читатель, если мумия Владыки Щедрости сохранилась не так, как иные найденные в усыпальницах тела, то мы должны учесть: у Атум-хаду не было времени, чтобы проделать все как следует, к тому же сей мистический и сложный ритуал он проводил лишь на своей кошке. И более того: он был единственный исполнитель — больной, раненый, отчаявшийся и преследуемый. Он не обладал всеми инструментами, и его познания в химии составов, потребных для ужасных похорон, были хоть и солидными, но любительскими. Потому, если мумия Владыки Щедрости выглядит не вполне ортодоксально и местами подгнила — что ж, у нас на руках еще одно доказательство уникальной природы нашего открытия.
Дыру в теле зашивали. Странно, однако, судя по настенным росписям, именно эта задача основательно растревожила чуткий желудок Атум-хаду, когда процесс был почти уже завершен.
Ряд иллюстраций описывает проведенные им кошмарные часы: когда царь берется накладывать первые стежки, лицо его сводит судорогой. Он бросает нить и иглу, бежит из гробницы, стоит снаружи, разговаривает, как можно понять, с доброй крестьянкой, предлагающей ему убежище в своем доме. Соблазн велик, но царь знает, что этому не бывать. Его горло перехватывает, и он невозмутимо благодарит ее за доброту. Когда она уходит, он падает на землю и рыдает. Затем, ошарашенный, возвращается к работе.
Традиционная мумификация предполагает наложение на зашитую рану печати в виде глаза Гора. На тело кладут золото, драгоценности и амулеты. На пальцы рук и ног надевают золотые наперстки. Я могу ошибаться, но полагаю, что данная мумия подобного броского снаряжения, вероятно, была лишена.
Обычно каждый палец на руке и ноге оборачивается пеленами отдельно. Затем настает очередь рук и ног, затем в двадцать слоев пеленаются тело и голова. Для запечатывания этих громоздких покровов используется разновидность смоляного клея, после чего голова мумии покрывается маской. Эти работы под силу выполнить нескольким людям, не одному. Мы можем лишь представить себе, как усердно монарх трудился, пренебрегая в спешке ритуальными предписаниями. В одной из последних битв войны с гиксосами царь был сильно ранен в ногу; собравшись с убывающими силами, он обернул тяжелое тело всего только пятью слоями пелен — и перекатил мумию былого союзника в центр его погребальной камеры.
Покончив с пеленанием, царь, используя древний химический препарат либо узорный шаблон, тайна которого от меня ускользает, изобразил на груди мумии символы правления Атум-хаду — грифа, сфинкса и кобру, а также девиз «ГОР ПОЖИРАЕТ СЕРДЦА ПРОКЛЯТЫХ».
За отсутствием маски для мумии царь нарисовал лицо прямо на обернутой пеленами голове, пересоздав Владыку человеком, который исполняет приказания царя без вероломных мыслей и пререканий. Льняные пелены непригодны для рисования, не говоря уже об изображении раскаяния, угодливости и покорности. Однако царь простыми и энергичными движениями кисти совершил необычайный, почти божественный акт прощения, превратив корыстолюбивого и ненадежного спутника в человека совсем иной сущности, создав компаньона и отца, которому он мог довериться.
Текст на стене Камеры Владыки Щедрости заканчивается так:
«Ты снова молод, ты снова жив. Ты снова молод, ты снова жив». Царь повторил слова ритуала своему другу и земному отцу, который любил царя как сына все то время, что провел в этом мире.
Уж не знаю, нервы это были с тем мальчишкой на нильском пароме или нет, но где-то в тот момент преступление совершалось, факт, потому что утром на следующий день, 1 января, когда я, добравшись со своим багажом до пирса, ждал посадки на каирский пароход, ни Трилипуш, ни Финнеран так и не появились. Я стоял на пирсе и рассматривал чуть не под лупой каждого пассажира, который поднимался по сходням, пошатываясь. Я ждал до тех пор, пока стюард последний раз не объявил, что пароход отчаливает, затем попросил его проверить список. «Да, сэр, Финнеран и Трилипуш заказали места и оплатили билеты, но на борту их нет». Уже не помню, обрадовался я или испугался. Оставляю это вам, Мэйси, опишите сами. Судно уплыло без меня, я оставил багаж у портье и снова с головой ушел в работу.
Я нанял мальчика следить за пирсом, послал еще одного на вокзал и поспешил в полицию, где поставил инспектора перед неоспоримым фактом: куда-то делись два человека, и не в 1918 году, а буквально сегодня, американец и англичанин, гости Египта, археологи, пропали без вести — уже официально. (Иногда для того, чтобы сдвинуть с места неподвижное тело, которое загораживает путь, достаточно немного приврать. У страха глаза велики.)
Прилагаю маленькую вырезку из «Луксор таймс» от 11 февраля 1923 года, «Австралийский детектив помогает полиции Кены». Тогда эта газета, серьезная и авторитетная, выходила, кажется, раз в три дня. Заметка недлинная, но в ней довольно точно описано, чем все тогда закончилось. На скромном рисунке — Гарольд Феррелл образца 1923 года во всей красе.
Я отвел полицейского в Трилипушев особняк (жившие там журналисты поздоровались и сказали, что ничего не знают), а потом к реке. На полицейском мотоцикле мы быстро оказались на том берегу. На этот раз еще в четверти мили или того дальше от Трилипушева участка мы с полицейским нашли патефон с именем Трилипуша на крышке. Странный знак: прибор стоял на тропе, одинокий патефон посреди пустыни. На нем имелась пластинка, я переписал название: «Сижу на качелях, садись, дорогая». Еще через сотню шагов мы наткнулись на кострище с обгорелыми лохмотьями одежды. Что-то деялось, что-то очень нехорошее. Я повел инспектора назад вдоль склона, вывел в Долину царей на Картеров участок. Там я спросил Картера, видел ли он Трилипуша или Финнерана за время, прошедшее с нашей с ним беседы. Не видел. Инспектор вызвался опросить Картеровых рабочих, не знает ли кто из них чего про Трилипуша. Им задали этот вопрос, и тут один из них, абориген, признался, что даже работал на англичанина весь ноябрь месяц — а что такого? Мы отвели его в сторону. Этот египтянин, физически крепкий, лысый парень лет тридцати — тридцати пяти, подозрительно оправдывался. Он рассказал, что покинул экспедицию Трилипуша в конце ноября, потому что она точно провалилась, и утверждал, что не видел англичанина с 25 ноября, когда перешел работать к Картеру. Он говорил, что про Финнерана ничего не знает, даже о нем и не слыхал. Мы записали его имя и адрес, и он снова пошел копать.
