Полина Дашкова - Пакт
– Не хочу, не умею, нет настроения.
Но Кате удалось растормошить и завести его. Он отлично танцевал, Маша учила его лет с трех. Натасья хлопала, охала, наконец, не выдержала, встала, раскинула руки, придерживая концы шали кончиками пальцев, поводя плечами, мелко притопывая, поплыла к ним.
Карл Рихардович отыскал среди пластинок вальсы Штрауса, пригласил Пасизо и вполне ловко вальсировал, хотя раньше уверял, что танцевать не умеет. Илья закружился с Машей, папа с мамой, Катя с Васей.
Настасья кружилась сама по себе, жмурясь и постанывая. Единственный зритель, Евгений Арсентьевич, сидел на кушетке, улыбался, вздыхал, мурлыкал под нос мелодию, покачивался в такт. Было тесно, пары задевали друг друга, извинялись, смеялись. Настасья несколько раз пыталась вытащить своего Евгешу. Наконец ей удалось, он неуклюже зашаркал, уронил очки, наступил кому-то на ногу и, красный, потный, вернулся на свою кушетку.
Настойчивый звонок заставил всех замереть. Илья бросился к патефону, выключил музыку, Маша открыла дверь.
На пороге стоял маленький лысый человек с обезьяньим лицом. Позади него два здоровенных чекиста в форме. Один держал большой букет багровых роз, обернутый синей гофрированной бумагой, другой стопку книг, перевязанную лентами. Лысый растянул в улыбке толстые губы.
– Ну, Крылов, представь меня своим гостям.
– Александр Николаевич Поскребышев, мой начальник, – быстро произнес Илья, ни на кого не глядя.
Поскребышев шагнул к Маше.
– Вы, как я понимаю, восходящая звезда советского балета Мария Акимова, с сегодняшнего дня Крылова. Рад, рад, поздравляю, – он поцеловал Машу в обе щеки.
– Очень приятно познакомиться, – Маша улыбнулась и присела в реверансе.
Поскребышеву это явно понравилось, он хмыкнул, шаркнул ногой, наклонил и вскинул свою большую лысую голову, изображая короткий офицерский поклон. Потом обнял Илью, похлопал по спине, подмигнул и громко, чтобы все слышали, произнес:
– Хороша, хороша, молодец, одобряю выбор.
Каждому из гостей он пожал руку, каждого поздравил.
На мгновение задержался возле мамы, назвал ее по имени-отчеству.
– Вера Игнатьевна, рад…
«Лысый, маленький, с обезьяньим лицом, – вспомнила Маша. – Тот самый, который встретил маму в загородном доме и отвел к ноге со сросшимися пальцами. Сразу узнал ее, вспомнил, как зовут. Судя по ее испуганному лицу и натянутой улыбке, она его тоже узнала».
Поскребышев обнял Карла Рихардовича как старого знакомого, сказал:
– Давненько не виделись, товарищ Штерн, вам отдельный привет от товарища Сталина.
Отступив назад, он взял у чекиста букет, кашлянул и произнес очень торжественно:
– Товарищ Сталин просил меня передать свои поздравления, наилучшие пожелания и вот эти розы. – Чуть понизив голос, добавил: – Между прочим, цветочки не простые, выращены товарищем Сталиным самолично, в теплице.
– Спасибо большое, – пробормотала Маша, шурша гофрированной бумагой и нюхая розы.
– А это от меня, юбилейное издание Пушкина, полное собрание сочинений в шести томах.
Сесть за стол Поскребышев отказался, предложил выпить за здоровье товарища Сталина, потом за здоровье молодых, чокался со всеми, одним глотком осушал большие стопки водки, сжевал вареную картошину с малосольным огурцом и стал прощаться. Маша услышала, как он шепнул Илье:
– Позвонит в ближайшее полчаса, будь готов.
Когда дверь закрылась, повисла тишина. Маша так и стояла с букетом. Родители о чем-то неслышно шептались с Пасизо. Настасья растроганно шмыгала носом. Илья ушел на кухню, налить воды в вазу.
Вася закрутился волчком.
– Ну ничего себе! Вот это да! Сам товарищ Сталин вырастил! Маня, дай подержать, дай понюхать!
Бережно, как младенца, он взял букет, уткнулся лицом в розы, бормоча:
– Товарищ Сталин, сам товарищ Сталин…
Вася долго не мог успокоиться, смотрел на Илью так, словно только что с ним познакомился и полюбил с первого взгляда.
– Илья Петрович, а этот лысый, Поскребышев, он кто?
– Ты же слышал. Мой начальник.
– Нет, а по должности? Он прямо совсем близко с товарищем Сталиным? Раз от него букет передал, значит, близко, да?
– Вася! – одернула его мама.
– Ладно, я понял. Тайна. А вы сами Сталина видели? Говорили с ним?
– Мг-м.
– Какой он? Как на портретах?
– Ну почти.
– Везет вам, Илья Петрович! Я бы сразу умер от счастья! Можно, я в школе расскажу, что моей сестре на свадьбу товарищ Сталин розы подарил, которые сам вырастил?
– Нет.
– Почему?
– Нельзя, и все, – громко сказал папа. – Сядь, пожалуйста, на место и успокойся.
– А Валерке? Честное пионерское, Валерка будет молчать, как могила…
– Нельзя!
Вася спрятал руки в карманы, расхлябанно волоча ноги, стал расхаживать вдоль стола. Маша поймала его на ходу, обняла, поцеловала в макушку, прошептала:
– Не обижайся, у Ильи сверхсекретная должность. Расскажешь Валерке, он кому-нибудь еще…
– Я понял, понял, – Вася вырвался, схватил с этажерки первый попавшийся журнал, залез в кресло в углу и принялся нервно листать страницы.
Телефон зазвонил, как только сели пить чай. Илья взял трубку.
– Здравствуйте, товарищ Сталин. Огромное спасибо. Розы великолепные. Да, лимонное деревце живо-здорово, как раз зацвело недавно. Обязательно, товарищ Сталин… Ее зовут Маша… совершенно верно, будет танцевать «Аистенка»… Конечно… одну минуту, – он передал трубку Маше.
– Добрый вечер, товарищ Аистенок-Маша.
Баритон в трубке звучал мягко, ласково, грузинский акцент придавал ему какое-то особенное, уютное, шутливо-домашнее очарование.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, спасибо вам, розы очень красивые, – Маша говорила и смотрела на Илью.
Лицо его застыло, губы сжались. Она не понимала, что происходит, почему вместо улыбки и благодарности такое жуткое напряжение, от него прямо током било.
– Поздравляю вас, товарищ Аистенок-Маша, живите дружно с товарищем Крыловым, не обижайте ценного работника.
– Хорошо, товарищ Сталин, не буду.
– Ма-ла-дэц! Мужа надо любить и уважать. А если он обидит, обращайтесь к нам, мы разберемся. Товарищ Аистенок-Маша, говорят, вы хорошо танцуете.
– Стараюсь, товарищ Сталин.
– Ма-ла-дэц! Так держать! Нашему советскому балету нужна молодая талантливая смена. На премьеру пригласите? Найдется для меня лишний билетик? – он мягко, тихо засмеялся.
– Конечно, товарищ Сталин, приходите обязательно.
– Раз вы приглашаете, приду. До свидания, товарищ Аистенок-Маша.
– Всего доброго, товарищ Сталин, спасибо вам.
В трубке раздался легкий треск, потом частые гудки. Маша не решалась положить ее на рычаг. Разговор, длившийся пару минут, ошеломил ее. Такой ласковый голос не мог принадлежать злому человеку.
Вася подбежал, схватил ее за руку.
– Маня, что он сказал?
– Поздравил. Велел не обижать товарища Крылова, ценного работника. Обещал прийти на нашу премьеру. Назвал меня Аистенок-Маша.
– Ну что ж, трогательно, – чуть слышно прошептала Пасизо.
Маша поймала себя на том, что ждет, когда кто-нибудь предложит выпить за товарища Сталина. Прислал букет, лично поздравил по телефону… Прямо сцена из кинофильма.
«Если бы это было кино, – думала Маша, – все бы сейчас плакали и смеялись от счастья, произносили восторженные благодарные речи, а потом хором исполнили бы песню „О великом друге и вожде“. Когда я говорила с ним, чувствовала себя как будто не собой, кем-то другим. Героиней фильма… Интересное чувство, только прошло очень быстро. Голос у него, конечно, приятный, но шутки какие-то несмешные».
Вася вернулся в кресло, продолжил листать журнал. Илья, Карл Рихардович, папа и мама ушли курить на кухню. Евгений Арсентьевич задремал на кушетке в углу. Пасизо рассматривала пластинки. Настасья собирала со стола посуду. Катя подсела к Маше и шепотом спросила:
– Какой у него голос?
– Спокойный, ласковый.
– А вдруг он правда не знает? – шептала Катя. – Ему врут, от него скрывают все эти ужасы, ну не может злой человек выращивать розы. Я, когда была маленькая, мы дачу снимали, там хозяйка цветовод, она говорила, цветы чувствуют людей, у злых вянут, особенно розы… Вот смотри, столько врагов осудили. Это же не просто так. Это он пытается защитить нас от них.
– От кого?
– От врагов, конечно! Эх, дура я трусливая! Вот все молчат, и он ничего не знает. В милицию бесполезно, там тоже могут быть враги. Слушай, а что если я напишу прямо ему, а? Они творят ужасы у него спиной, прикрываются его именем.
– Нет!
– Почему?
– Ему не передадут.
– Как? А твой Илья? Он ведь может лично ему в руки?
– Нет.
– Ты же сама сказала, хороший голос, ласковый… Ну подумай, зачем ему притворяться добрым?
– Не знаю.
Сзади подошла Пасизо, положила им руки на плечи.
– Девочки, давайте займемся посудой, поможем Настасье Федоровне. Домработница ушла, а тут целая гора.
