Александр Арсаньев - Второе дело Карозиных
– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Вавилов. – Знаю только, что завещание Наталья Ильинишна составила год назад, Абрам Иосифович же и помогал. Но думаю, это очень скоро выяснится, – и он снова мягко улыбнулся. – Пока же мы ничего не можем поделать.
– Когда же вскроют завещание?
– Думаю, что после всего, что я рассказал Лидии Михайловне, в самом ближайшем будущем. Справедливо предположить, что на правах единственной родственницы Лидия Михайловна заинтересована в том, чтобы капитал не перешел в чужие руки.
– Здесь много странного, – проговорила Катенька, согласно покивав Вавилову. – Записки… Кстати, а что та, найденная вами записка? Точно ли ее графиня писала?
– Не могу с точностью утверждать, но поскольку я знал почерк Натальи Ильинишны очень хорошо, то лично у меня эта записка не вызвала никаких сомнений.
– Интересно, кто этот Штайниц? – задумчиво произнесла Катенька.
– На этот вопрос, – тут же нашелся с ответом Вавилов, – могла бы ответить Федорцова.
– Да, кстати, – у Катеньки блеснули глазки, – а вы не знаете, где она сейчас проживает?
– Ну-у-у… – протянул Вавилов, у которого тоже заблестели глазки. – Дело в том, что я встретил ее вчера, совершенно случайно. Это когда Лидия Михайловна ей от места отказала. Так вот, Надежда Ивановна сообщила мне, что пока остановится в «Англии».
– В «Англии», – повторила Катенька задумчиво. – А что, верно Надежда Ивановна тоже рассчитывает на это завещание?
– Вполне может быть, – улыбнулся Вавилов.
– Спасибо вам, Алексей Денисович, за помощь, – спохватываясь, поблагодарила Катенька.
– Да что вы, – смутился управляющий, – какие тут благодарности!
– Не скромничайте, – не уступала Катенька. – Вы помогли своим рассказом. Однако где же Лидия Михайловна?
Стоило ей только произнести последнюю фразу, как дверь в гостиную распахнулась и на пороге появилась Лидия Михайловна, будто она только и ждала этой самой фразы.
– Простите, что так задержалась, – извиняюще заулыбалась она, внимательно оглядывая гостей. – Пришлось дать кое-какие распоряжения. Ну, что у вас?
– Благодаря Алексею Денисовичу, – ответила Катенька, – мне будет что рассказать супругу.
– Ну что ж, я рада, – вздохнула Лидия Михайловна. – Завтра погребение, – по ее лицу пробежала тучка. – Катерина Дмитриевна, я даже не знаю, во сколько освобожусь, если что-то понадобится…
– Ничего, не волнуйтесь, занимайтесь своими делами совершенно спокойно, – поспешила заверить Катенька, – моему супругу тоже будет чем заняться.
– Ну и хорошо, – Лидия Михайловна снова вздохнула, но уже с видимым облегчением. – Да, а ведь послезавтра вскроют завещание.
– Могу ли я, – Катенька тотчас объяснилась: – могу ли я присутствовать в том случае, если Никита Сергеевич не сможет?
– Ах, ну конечно же! – воскликнула Лидия Михайловна. – Я и сама хотела вас об этом просить.
– В таком случае, попрощаемся до понедельника, до… Во сколько, вы говорите, прибудет нотариус?
– В полдень. Это будет у нас, на Пречистенке, приезжайте туда.
– Благодарю, – снова улыбнулась Катенька. – А теперь, Лидия Михайловна, Алексей Денисович… Мне пора.
– А как же чай? – удивилась Мелихова. – Я велела подавать.
– Нет, нет, уж и так много времени, – Катенька посмотрела на большие настенные часы в затейливой деревянной раме, украшенной цветочками и завитушками. Часы показывали начало третьего пополудни. – Простите, но мне пора.
– Хорошо, – согласилась Лидия Михайловна, – задерживать я вас не смею. Возьмите мой экипаж, вы ведь, кажется, на извозчике приехали?
– Спасибо, – Катерина Дмитриевна поднялась из кресла, Вавилов поцеловал ей ручку и выразил надежду на то, что они еще увидятся.
Мелихова проводила Катеньку до передней, но ничего не стала ни расспрашивать, ни говорить. Катенька оделась и, сев в крытый мелиховский возок, поехала по направлению к Москве. День с самого утра выдался пасмурный, а оттого и темнеть стало раньше, да к тому же пошел некрупный, но обильный снег. Катенька отодвинула занавеску на окне и смотрела на снегопад.
Когда возок поравнялся с «Яром», Катенька подумала, что, конечно, хорошо бы проверить, действительно ли здесь были Федорцова и неизвестный пока Штайниц, и если здесь, то во сколько они сюда приехали? По словам Вавилова выходило, что из дома они вышли около одиннадцати, в любом случае к полуночи должны были быть здесь. Заезжали ли они куда-нибудь по дороге? Впрочем, приличным дамам в «Яре» не следовало появляться, более того, это был негласный запрет, который нарушить могли только такие отчаянные особы женского пола, как m-le Федорцова. Вообще же, обо всем, что сегодня Катенька так или иначе узнала, следовало крепко поразмыслить. Чего, например, стоила бутылка вина? Откуда в ней яд? А откуда сама бутылка? Можно ли установить, из какого она магазина? Катенька вздохнула и откинулась на спинку сиденья.
«Рассказывать ли Никите?» – вот вопрос, который, по чести сказать, мучил ее более прочих. То, что муж так решительно настроен против какого бы то ни было участия в расследованиях, Катеньку очень тревожило. Супружеская размолвка могла перерасти в настоящую ссору, это она чувствовала, и этого ей не хотелось. Ну и как быть? Признаться ему сейчас во всем означало бы только новую вспышку с его стороны, а молчать… Молчать тоже верной и преданной супруге не годилось. Не зная, как поступить, Катенька решила что пойдет завтра же на исповедь, где и посоветуется со священником.
Что же до Никиты Сергеевича, так надолго оставленного нашим вниманием и покинутого в самом разгаре лекций, то и он, со своей стороны, тоже очень мучился сложившейся ситуацией. Однако, в отличие от супруги, он вовсе не считал себя виноватой стороной, даже и наоборот, был уверен, что он прав, что жене нечего заниматься какими бы то ни было расследованиями, об этом Катерина Дмитриевна и сама знала. Однако нужно было как-то поправлять ситуацию и Карозин придумал вот что – в уходящем году открылась в Москве телефонная станция, принадлежащая обществу телефонов Белла, и Никита Сергеевич, очень чуткий к прогрессу, даже узнал, что для частных лиц абонентная плата составляет двести пятьдесят два рубля в год.
Давно уже он подумывал над тем, чтобы провести телефон в свой дом, а теперь, после вчерашней Катенькиной задержки, решился. Возможно, Никита Сергеевич ревновал свою молодую и весьма привлекательную супругу – но в этом он ни за что не сознался бы и самому себе. В любом случае, думал Карозин по дороге на станцию, при современном ритме жизни телефон уже становится необходимостью. В самом деле, куда как удобно – снял рожок, покрутил ручку и невидимая барышня тотчас соединит тебя с домом, где ты и узнаешь, что жена никуда не выходила, или что она наоборот…
Карозин нахмурился, такой поворот мыслей ему не понравился, однако своего решения он не отменил, да и поздно было уже – сани остановились у освещенного электричеством здания, вывеска на котором гласила, что здесь-то и можно заказать и оплатить модное чудо техники.
Ежели продолжить разговор о моде, то Катерина Дмитриевна в это же самое время, подъезжая уже к своему дому, думала еще об одном новшестве, еще только начинавшем основательно приживаться в Первопрестольной – о Рождественской ели. Она в прошлом году была на Рождество у Сабашниковых, которые уже переняли эту моду, и елка, украшенная серебряными и золочеными орехами, свечами и прочей мишурой ей очень понравилась. Пока Никита Сергеевич размышлял над тем, стоит ли телефонизировать свой дом, Катерина Дмитриевна представляла, как в этом году закажет ель и как она ее украсит.
Настроение от таких фантазий заметно улучшилось, и, выйдя из возка и отпустив мелиховского кучера, Катенька легко взбежала на невысокое крыльцо, решив завтра же насчет ели распорядиться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На этот раз задержался Никита Сергеевич, однако, когда он прибыл наконец домой, предвкушая, как сообщит Катеньке о том, что буквально через несколько дней появится и у них модное чудо техники, выяснилось, что Катенька дома не одна, в гостях у нее Анна Антоновна Васильева. Об этом лакей сообщил хозяину еще у самых дверей, причем с самым недовольным видом – слуги не поощряли занятия Катенькиной родственницы разными магическими учениями. А уж о том, что у Анны Антоновны есть такое увлечение, знала вся Москва, и в первую очередь слуги.
Не скажем точно, когда у Анны Антоновны появился столь странный интерес, но люди просвещенные подобные занятия спиритизмом и прочей чертовщиной отчего-то не осуждали, а даже и наоборот – не прочь были и сами позаигрывать с нечистью. Это стало даже будто в моде, навроде увлечения разными чудесами быстро развивающегося прогресса, да хоть вот того же телефона. Что же до Никиты Сергеевича, то он хоть и причислял себя к людям просвещенным, и надо сказать, вполне заслуженно, однако ко вдове Васильевой, а именно так он ее и называл за глаза, относился с тем же неприятием, как и его слуги, о чем свидетельствовали хмуро сдвинутые к переносице брови Никиты Сергеевича при известии о том, что эта особа сейчас в гостиной с его Катенькой.
