Дункан Кайл - Комиссар Его Величества
Я получил от Захарова два тяжелых пакета, каждый запечатанный красным сургучом. Первый был адресован Ленину. Учитывая содержание предшествующего разговора, я ничуть этому не удивился. Но при виде второго имени по моему телу прошла дрожь.
– Но каким образом... – заикаясь, спросил я, – смогу я передать этот пакет?
– Вы должны убедить Ленина, чтобы он позволил вам передать послание адресату, – мрачно заявил Захаров. – Причем адресат должен получить пакет нераспечатанным, а затем поставить свою подпись там, где следует.
Я уставился на магната в полнейшем недоумении. Дело в том, что на конверте значилось: «Его Императорскому Величеству Николаю II, Российскому Императору».
Захаров смотрел мне прямо в глаза. Я буквально чувствовал на себе исходящую от него энергию, как человек чувствует свет солнца. Но в отличие от солнца, тепла от Захарова не исходило – совсем наоборот. У меня по спине пробежали мурашки, и я опустил глаза. Потом раздалось шуршание, я поднял глаза и увидел, что Захаров держит в руках листок бумаги.
– Ваш маршрут, – сказал он.
С Октябрьской революции прошло полгода, и бескрайние просторы России стали полем битвы между враждующими группировками. Мне предстояло отправиться в этот ад по воле стоявшего рядом со мной человека. Я уже догадался, что вдохновитель моей миссии – не кто иной, как Захаров, великий торговец войной и смертью. Совсем недавно я сказал, что моя жизнь принадлежит государю, на самом же деле распоряжаться ею будет Бэзил Захаров.
– Немедленно отправляйтесь в путь, – значительно сказал он, – и тогда, возможно, вам удастся спасти царя и его семейство. Шансы ваши я оцениваю не слишком высоко. Учтите, что возможность выручить его величество из беды появится лишь тогда, когда царь подпишет документ.
– Так точно, сэр, – кивнул я, хотя не понял ни единого слова. Затем сделал поворот кругом и вышел из гостиной.
Не скоро суждено было мне вернуться в Англию. К тому времени Бэзил Захаров получил звание рыцаря. Все считали, что это сделано по воле благодарного монарха, но теперь мне известно, что высокую честь Захарову оказал коварный кельт, Дэвид Ллойд-Джордж. Так всегда и бывает: за каждым человеком стоит другой человек и дергает за ниточки, ибо обладает более сокровенным знанием.
Но все это будет еще нескоро. Пока же, имея на руках предписание, я отправился полночным поездом на дальний север Шотландии, в Терсо. Предварительно мне пришлось заняться экипировкой. У меня не было одежды, подходящей для российских условий. По правде говоря, в отеле «Рассел» у меня имелась лишь смена белья на выходные. Таким образом мне представилась возможность поближе познакомиться с методами работы Захарова.
«Даймлер» ждал во дворе. Несимпатичный Стотт исчез, однако шофер явно знал, куда меня нужно отвезти.
– Первым делом в универмаг «Гивз», – объявил он. – И поспешите, сэр, пожалуйста. У нас мало времени.
На сей раз мы поехали по улице Сент-Джеймс в противоположную сторону. На моих часах было без двадцати одиннадцать. Наверняка «Гивз» давно закрыт! Однако, когда через пару минут автомобиль остановился у номера 27 по Нью-Бонд-стрит, я увидел, что в магазине горел свет, а у порога стоял человек в нарукавниках и с сантиметром на шее. К своему изумлению, я обнаружил, что ателье по пошиву одежды набито людьми!
Клянусь вам, мерку с меня сняли всего за несколько минут. Тем временем откуда-то появился огромный чемодан, куда обрушился целый водопад носков, трусов, платков, причем все самого лучшего качества. В чемодан загрузили рубашки из шерстяной тафты, мягкой, как лен, и в то же время очень теплой. Туда же последовали три костюма.
Портной извиняющимся тоном сказал:
– К сожалению, костюмы готовые, но можете положиться на нас, сэр, мы выбрали самые наилучшие.
На всякий случай я примерил пиджаки, проворные руки нарисовали на них мелом какие-то иероглифы, и пиджаки на время исчезли – пока я примерял брюки. Длину мне подогнали с той же невероятной скоростью. В длинном галстучном ряду я выбрал шесть шелковых галстуков, а также воротнички своего размера. Не могу даже предположить, сколько человек работало на меня в этот поздний час. Пиджаки вернулись буквально через несколько секунд, и их снова пришлось примерить. Тем временем уже несли толстую шинель мягкой шерсти – гвардейского покроя, длиной чуть не до земли. Наконец, я получил и сапоги из мягкой кожи, сшитые в русском стиле.
Это поразило меня больше всего, и я поинтересовался у закройщика, откуда они взялись. Тот лишь улыбнулся:
– У нас на складах есть все что угодно, сэр. Наши клиенты обладают самыми разнообразными вкусами, и мы всегда готовы пойти им навстречу.
Вы не поверите, но через каких-нибудь четверть часа я уже выходил из универмага, полностью экипированный и к тому же не подписав никакого счета! Автомобиль покатил по Пикадилли, а я тем временем размышлял, что ни адмирал Битти, ни сам Джеллико не смогли бы добиться от универмага «Гивз» такой оперативности.
У входа в отель «Рассел» нас тоже ждали. Едва «даймлер» приблизился к тротуару, человек бросился к автомобилю и передал мне мой чемоданчик с туалетными принадлежностями.
– Остальное побудет у нас, сэр, до вашего возвращения. Может быть, мы что-то забыли?
– Как быть со счетом? – поинтересовался я.
– Об этом позаботились, не беспокойтесь.
Служащий показал мне квитанцию, и я увидел, что за мое проживание в отеле действительно заплачено. Напоследок человек вручил мне корзинку с провизией, сказав:
– Это на тот случай, если вам в поезде захочется перекусить, сэр.
Надо сказать, что я и в самом деле умирал с голоду. Стотт оставил меня без ужина, а в последовавшей затем горячке мне было не до притязаний желудка. Зато теперь я был голоден как волк.
«Даймлер» снова отправился в путь, не соблюдая ограничений скорости. Мы покатили по Гилфорд-стрит, затем по Грейвз-Инн-роуд и выехали к вокзалу Кингс-Кросс.
На вокзале было сущее столпотворение, да и мой поезд брали чуть ли не штурмом, однако нас встретил наряд военной полиции, который расчистил путь для меня и моего багажа. Повсюду толпились солдаты и моряки всех званий, прощавшиеся с женами, возлюбленными и детьми. Каждый, кому доводилось путешествовать в военное время по железной дороге, наверняка помнит, что творилось в те годы на станциях. Шагая по платформе, я увидел сквозь окна вагонов, что даже в тамбурах толпятся люди.
– Сюда, сэр, – сказал шофер, беря меня за руку.
Мы остановились возле вагона первого класса – третьего по счету от паровоза. Распахнулась дверь, и я оказался в салоне, похожем на настоящую каюту люкс: постель, два роскошных кресла, туалет и маленькая ванная. Шофер задвинул жалюзи на окнах.
– Никто не побеспокоит вас здесь.
– Но это несправедливо! – запротестовал я. В этом поезде было множество офицеров, моих товарищей по оружию, направлявшихся к театру военных действий, навстречу тяготам и опасностям. Этим людям предстояло провести целые сутки в переполненных вагонах, пока я тут наслаждаюсь комфортом.
– Вы должны быть один, сэр, – покачал головой шофер. – Таков приказ.
– Чей? Мистера Захарова?
Шофер не ответил. Он уже выходил из салона.
– Благополучного путешествия, сэр, – сказал он, откозыряв, и исчез.
Буквально через минуту раздался свисток, паровоз запыхтел и колеса заскрежетали по рельсам. Поезд тронулся в путь. Я снял шляпу и пальто, повесил их в гардероб и опустился в одно из кресел. За короткий срок со мной произошло столько удивительных событий, что мысли совершенно перемешались. Мне хотелось лишь одного – спокойно посидеть и разобраться в произошедшем со мной поразительном превращении: за один вечер из офицера-отпускника, предвкушавшего день отдыха на берегу, я стал эмиссаром короля, отправленным к самому кровожадному из революционеров всего мира, и мало того, мне еще предстояло спасти некогда всемогущего самодержца огромной империи! Тщетно пытаясь разобраться в пестром калейдоскопе мыслей и фантазий, я сунул руку в карман за сигаретами и выругался, ибо карман оказался пуст. Пачка так и осталась на столе в клубе Джеймсона, когда меня вызвали к Стотту. Я затосковал: предстояла ночь без табака, который очень бы мне понадобился – ведь так о многом предстояло подумать".
* * *Фраза о табаке напомнила Хорейсу Мэлори, что его собственная сигара давно погасла. Сэр Хорейс тоже выругался – очень тихо, вполголоса. Он терпеть не мог расточительства, но зажигать потухшие сигары тоже не любил, поэтому раздраженно ткнул незадачливую «Ромео № 3» в большую серебряную пепельницу. Пепельница была напоминанием о победе его первого жеребца, Сэра Бэзила, на скачках в Ньюбери, много лет назад. Мэлори извлек из алюминиевого футляра еще одну сигару, зажег ее, минуту просидел с закрытыми глазами, чтобы дать им отдохнуть, и возобновил чтение.