Валерий Введенский - Приказчик без головы
Навострила ушки лишь пару раз.
Первый – когда коснулось вещей практических, в которых Диди не силен. На вопрос Владимира Артуровича, не собирается ли Тарусов прекратить сотрудничество с газетой, Диди ответил благополучно:
– Нет, конечно. Времени пока много.
Второй – когда Владимир Артурович со смехом рассказал, что в самый момент сегодняшней сдачи номера в печать явился молодой человек и спросил, служит ли в газете Мария Никитична Законник. Ответственный секретарь его выпроводил, объяснив, что Законник-то служит, только он мужчина.
В газетах, как и на кораблях, дам не жалуют. Плохая примета!
Глава четвертая
После завтрака Диди умчался по делам. Дома никогда не работал, жалуясь на шум-гам от детей, предпочитал или в Публичной библиотеке, или в редакциях.
Сашенька по вновь заведенной традиции записала в тетрадь события предыдущего дня, опустив лишь про скучных Кейса, Вурста и кого-то там еще. Закончив, перечитала с самого начала и подпрыгнула от радости! Если бы могла, поцеловала бы себя в обе щеки: «Ай да Сашка! Ай да умница!»
Идея пришла блестящая. Плохо, что требовала денег. Небольших, но даже таких не было.
Заработков Диди хватало на съем квартиры, еду, оплату гувернантки и Клавдии Степановны. До 1861 года ей и Филимонычу, естественно, не платили. Когда после отмены крепостного права Диди назначил им жалованье, они было возмутились, но потом свыклись.
Филимоныч внезапно скончался нынешней зимой. Умер легко, во сне. Сашенька, в который раз сопоставив доходы с расходами, решила не брать никого на его место: с печками и каминами управлялся Ильфат, полотеров можно нанимать раз в месяц за небольшие деньги, а без камердинера Диди уж как-нибудь обойдется.
Клаша поначалу решению хозяев обрадовалась: ей было бы тяжело видеть на месте Филимоныча чужого человека. Но с месяц назад завела вдруг неожиданный разговор. Мол, Диди – потомственный дворянин, а одевает себя сам, что непорядок. Камердинера надобно! Сашенька сразу почуяла неладное, но не оборвала, решила выяснить, куда ветер дует. А Клавдия Степановна простодушно сообщила, что у нее есть кандидат на такую работенку. Собственный сын Васютка!
Александра Ильинична обомлела. Беспутным Васютка был с детства, отбыл три срока в исправительных арестантских отделениях за кражи, причем в последний раз, два года назад, кроме кражи подозревался еще и в убийстве. Однако это обвинение следствие доказать не смогло.
Чужие дети растут быстро. Чужие тюремные сроки пролетают еще быстрее. Выяснилось, что Васютка уже освободился и с самого утра околачивается на кухне.
Оглядев скошенный лоб, глаза, полные водки, и рот с прореженными в драках зубами, Сашенька категорически отказала. Напрасно Диди уверял, что знает Васютку с детства, доверяет и любит почти как родного. Решающим в споре с мужем оказался, как ни странно, аргумент юридический. Княгиня напомнила мужу-профессору, что после арестантских рот Васютка не то что проживать в столице – приближаться к ней права не имеет. Дмитрий Данилович, хлопнув себя по лбу, со слезами на глазах отказал Клавдии Степановне.
Та тоже расплакалась. А на следующий день потребовала удвоить жалованье. Иначе, мол, к другим уйду. Момент выбрала удачно – Сашенька гуляла с детьми (у Натальи Ивановны случился выходной), и Дмитрий Данилович согласился, не посоветовавшись. Александра Ильинична, вернувшись, пристыдила Клавдию Степановну. Ведь знает, как им тяжело. Тоже мне, член семьи. Та огрызнулась, напомнив, что всю жизнь работала на Тарусовых бесплатно, пора, мол, и им долги отдавать.
Уволить зарвавшуюся служанку князь не согласился. А через пару дней у Клавдии Степановны разболелись ноги. Не иначе как Сашеньке в отместку! Расходы на провизию сразу возросли – у разносчиков, что продукты прямо в квартиры поставляют, цены дороже, чем на рынке.
Что ж, одно к одному. Уже ясно, что в августе собственными деньгами Тарусовым не обойтись – у старших детей учеба возобновится, из прошлогодней формы они выросли, надо новое покупать, Клашке удвоенный оклад обещан. Как ни крути, а придется просить у отца…
Внимательный читатель давно мучается вопросом: что случилось с приданым, которое в начале повествования прямо названо приличным?
А вот что.
Сватовством князя Тарусова Илья Игнатьевич Стрельцов был и доволен, и не очень. На одной чаше весов лежали титул и влюбленные глаза дочери. На другой – финансовая несостоятельность жениха и предварительный уговор с купцом Синевым. По рукам, правда, с ним не ударяли, по приданому сойтись не смогли, однако Илье Игнатьевичу давно мечталось объединить два торговых дома. Какая б сила вышла!
Развеял сомнения сам Дмитрий Данилович: очаровал будущего тестя с первых слов. Оказалось, что соответствует Сашеньке по всем статьям. Умен, энциклопедически образован, целеустремлен. А разговором про приданое и вовсе сразил! Заявил, что хочет зарабатывать на жизнь собственными трудами, а вот свалившиеся миллионы лишат его всякого стимула, да и развеются без толку, как сигарный дым. Сам Диди приумножать капитал не сумеет, к тому же обременен кучей обедневших родственников, которые всякими предлогами выманят у него деньги подчистую. И предложил Илье Игнатьевичу приданое запустить в оборот, а будущие доходы капитализировать. Они с Сашенькой мечтают завести множество детей, пять мальчиков и пять девочек, пускай богатство пойдет будущим невестам на приданое!
Так и поступили.
Однако стремительная карьера прервалась на взлете, а доходов газетчика семье было недостаточно. Вот почему Сашенька иногда наведывалась (тайком от Диди) к отцу за деньгами.
В контору ехать не захотела. Младший брат Николай вечно подтрунивал над подобными визитами:
– А! Наше сиятельство пожаловала! Что, опять за взносами в благотворительный фонд?
Или еще чище:
– Сестрица! Как я рад! Неужто поместное дворянство все-таки разорилось?
Шутил Николай беззлобно, по природной веселости молодого, делового, ни в чем не нуждавшегося человека, но Сашенька обижалась.
И решила на сей раз подловить отца по выходе с биржи. Илья Игнатьевич финансовые интересы имел колоссальные – тут тебе и торговля, и промышленность, и государственные подряды, импорт-экспорт, концессии, железные дороги и т. д. Часть капитала держал в акциях, потому на бирже бывал ежедневно ровно до половины первого.
Сашенька прибыла чуть раньше.
А на Петербург вдруг напала жара. Влажная, липкая, дурманящая голову предстоящей грозой.
Захотелось пить. Мимо шел с вечным бормотанием разносчик:
– Кому квасу? Кому пирожков с ливером?
Тарусова с удовольствием заказала стаканчик. Высокий русоволосый паренек ловко поймал монетку, артистически налил и, не расплескав ни капли, подал стаканчик в пролетку.
Тут на ступеньках показался отец. Сашенька, сделав несколько торопливых глотков, вернула посудину и поспешила навстречу.
На ходу выслушав новости (адвокатство Диди, встреча с дядей) и обсудив здоровье детей, Илья Игнатьевич смущенно улыбнулся и полез за бумажником:
– Сколько?
Сам предложил, зная, что дочь, хоть и пожаловала за деньгами, впрямую просить не станет.
– Сотню! – виновато произнесла Сашенька.
– Возьми-ка две! Я в прошлый раз не предложил и теперь мучаюсь, что внуки целое лето в городе торчали.
– Спасибо!
– И давай-ка договоримся: если через полгода адвокатство у нашего Диди не заладится, заставь…
Сашенька возмущенно посмотрела на родителя. Тот с нажимом повторил:
– Заставь! Я характер твой знаю. Если захочешь, такой подходец к благоверному найдешь, что до конца жизни будет считать, что сам решение принял. Он, помнится, про адвокатуру и слушать не хотел, а вот на тебе – пожалуйста. Итак! Если не заладится, заставь его ко мне на службу поступить. Самолюбие учту, сразу в совет директоров введу, акционер как-никак. – Сашенька намеревалась ответить, но Илья Игнатьевич жестом показал, что не закончил: – Не беспокойся! Не штаны зову протирать! Юридических проблем у нас, как зимой сугробов. Договоров уйма, а претензий и споров по ним еще больше. Хватит Дмитрию талант на газетки разменивать. Пора общему делу служить. Ну что? Договорились?
Саша неопределенно кивнула. Обняв и поцеловав троекратно, Илья Игнатьевич сел в немецкую карету, запряженную парой чистокровных ольденбургских упряжных лошадей.
Сашенька вздохнула. Ну не хочет Диди заниматься цивилистикой![15] Почему отец этого не понимает?
Поликсена Георгиевна только-только расправилась с обедом. Обрадовавшись, пригласила Сашеньку почаевничать. Уже и не ждала! Скрепя сердце намеревалась сдать квартирку углами или даже койками. Ой, как это муторно!
Но радости не показала, стала, по обыкновению, напирать:
– Всем отказывала, всем! Письмоводитель Суярко на коленях умолял! – На самом деле несчастный бежал сломя голову, у него в вонючей комнате сразу приступ астмы начался. – Именно вас ждала! Ну что, по рукам?
