Кэрол Терстон - Око Гора
Он подняла глаза и увидел, что по щекам Кейт беззвучно бегут слезы.
– Может, подождать, и прочесть остальное потом?
Она покачала головой:
– Мне необходимо знать, что с ней случилось, а тебе разве нет?
Макс кивнул и поднял следующий листок:
– Сначала я нашел Пагоша…
В ушах Кейт барабанило сердце, когда они дошли до той сцены, как Тенра поднял глаза и увидел в синем небе распростертое тело Асет, похожее на орла. Она узнала тонкий высокий крик, который слышала недавно, – и как он с резким хрустом прекратился. Ломались кости. Тенре показалось, что Асет подскочила в воздух, когда она, ударившись ногами, перелетела на балкон, предназначавшийся для бога. Кейт представила себе розовую пену на губах Асет, и сразу же за этим – монохромный рентгеновский снимок ее грудной клетки.
Потом, когда Тенра говорил о боли в левом плече, Макс пробормотал: «разорванная селезенка». Наконец, словно предчувствуя, что будет дальше, он потянулся через стол и взял за руку Кейт.
День 20-й, второй месяц всходов
Такое ощущение, что Асет находится сразу в обоих мирах, и путешествует между ними туда-сюда. Но она узнаёт отца, хотя он теперь выглядит совсем стариком. Какое-то время Рамос сидел и смотрел на то, как трудно она дышит, иногда заговаривал, потом ожидал ответа. Я находился достаточно далеко, и не слышал, что между ними происходит, за исключением того момента, когда Асет выкрикнула детским голосом:
– Я никогда… больше… не возьму… пасту для глаз… своей госпожи матери… отец. Обещаю. Ты будешь меня любить? – Несмотря на боль, которую это причиняло, Асет засопела, стараясь сдержать слезы, а перед моими глазами мелькали картины из прошлого, и я не испытывал жалости к человеку, причинившему ей боль, которую никакой врач не может залечить.
Через миг Рамос с дикими глазами вскочил и вылетел из комнаты. Так Сехмет наказывает его за то, что ждал слишком долго, думал я, потому что лишь один человек мог тронуть его сердце. А теперь она лежит, испытывая такие муки, словно проклятая, а он беспомощен, как младенец.
После возвращения из Анибы мы с Рамосом наконец-то начали разговаривать друг с другом. Теперь я понимаю, что он верит не столько в золотого идола, сколько в необходимость порядка и структуры. А для этого, по его мнению, нужны высшие существа, которые будут играть роль сверхродителей, направляющих своих детей, чтобы те вели себя правильно. Иначе начнется хаос.
Итак, после того, как Ра ушел, позволив тьме окутать землю, я позвал Мерит посидеть с Асет, пока я разыщу Рамоса, и застал его за столом в его библиотеке. Он часто сидит там по ночам и пишет богословские трактаты, которые прячет от остальных жрецов, как и я со своими медицинскими свитками. Он сидел, опустив подбородок на грудь и положив руку на папирус, над которым работал.
Мгновение я колебался, думая, что Рамос уснул. Потом я заметил, что вторая рука свисает сбоку, и в тишине услышал медленное кап… кап… капли крови, стекающей в чашу, которую он поставил на пол под теперь уже безжизненной рукой. И тогда я понял, что Рамос отомстил тому, кого судил строже остальных, даже прежде чем предстать перед Осирисом и его сорока двумя судьями.
Макс положил тонкий лист вверх ногами, на стопку уже прочитанных листов, останавливаясь, чтобы выпрямить края, прежде чем взять последний. Кто-то мог бы подумать, что он просто осторожен с нежной бумагой, но Кейт все поняла. Она взяла его за руку, чтобы напомнить, что они вместе.
День 21-й, второй месяц всходов
Я не могу позволить себе оскорбить богов, поэтому читаю каждое заклинание точно так, как написано в свитках жрецов-медиков. «О, Исида, великая волшебница, избавь меня от всего плохого, злого и грязного. От болезни, насланной богом или богиней, от мертвого или мертвой, от врага пола мужского или женского, как ты избавила сына своего Гора. Изгони болезнь из ее тела, боль в ее конечностях. Осирис, отзови свою змею. Защити того, кто страдает, кто чист сердцем». Я даже жег желтые смолистые семена из земли Пунта, дающие гипнотизирующие пары, которые, как я надеялся, позволят мне почувствовать или увидеть то же, что видит Асет – заглянуть в ее тело и найти возможность вылечить ее. И все безрезультатно.
День 22-й, второй месяц всходов
Поскольку Асет учила меня, даже когда я учил ее, мы стали понимать друг друга. И любить. Я хоть раз произносил это слово прежде, чем появилась она? От нее же я узнал, что значит быть храбрым. Пагош был прав насчет этого, как и насчет многого другого.
Так что дело сделано. Когда дыхание Асет начало замедляться, я взял ее на руки, ожидая Осириса. Когда я поднял глаза в следующий раз, его четкий зеленый силуэт начал проявляться в темной части комнаты.
– В этот раз можешь забрать ее, – сообщил я, – ибо теперь только ты можешь сделать ее снова цельной.
Через миг я почувствовал, как мимо скользнул ее ка, коснувшись тыльной стороны моей ладони. То была ее последняя ласка.
Так бог забрал то, что я не отдал ему в прошлый раз, и я на время застыл на месте, чтобы понимание того, что Асет ушла, проникло до самых костей, – чтобы знать, что уже никогда ее быстрый ум не озарит мои мысли. И в моем теле больше никогда не загорится огонь от прикосновения ее губ. И я никогда не услышу команды, которую буду готов исполнить только потому, что она называет меня мужем.
Потом, когда Ра-Хорахте полз над западным горизонтом, я обернул тело жены мягкой льняной тканью и отнес в Пер-Нефер, чтобы сделать то, что она однажды просила меня сделать для ее любимого Тули. Увидев, насколько искалечены ее внутренние органы, не только ребра и легкие, но еще и печень с желудком, я удивился, что Асет так долго продержалась, даже с ее силой воли. И я назвал ее именем, которое она однажды придумала, желая скрыть свое происхождение, дабы защитить ее после смерти, если у меня не получится исполнить задуманное.
Но сначала, пока Сенмут и все остальные пустились в длинный путь к вечному дому Хоремхеба, я пойду в дом к Мене, оставить бурдюк Асет нашей дочери. Я добавил свое наследие к вещам Асет – карту, на которой изображены кровеносные сосуды, а также этот дневник – чтобы Мери когда-нибудь узнала свою мать так, как знал ее я. И, может, она поймет, что случилось с Асет и почему. И я хочу, чтобы – если я не вернусь – наша дочь знала, что я прилагаю все усилия, дабы то же самое не случилось и с ней. Хапимере. Возлюбленная моего сердца.
Так что я пока прощаюсь с тобой, дочь, зачатая в радости, любимица Бога Реки. Поднимайся, как солнце, рождайся заново, как луна, и повторяй жизнь, как течение Матери Реки, снова и вовеки веков.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Мумия госпожи Ташат действительно существует – она выставлена в Институте искусства в Миннеаполисе. Надпись на одном из двух ее искусно разрисованных гробов сообщает лишь возраст, в котором она умерла (15 лет), и что она была дочерью казначея Амона в Карнаке и женой фиванского знатного мужа.
На рентгеновских снимках, сделанных в 1975 году, видны переломы и искривления скелета, а между ног у нее лежал второй череп. Сначала попечители думали, что он – ошибка бальзамировщика, но томография, сделанная доктором Дереком Нотманом, радиологом из Университета Миннесоты, показала, что голова принадлежит взрослому мужчине, «тщательно бальзамирована и обернута несколькими слоями ткани, прежде чем ее примотали к мумии. Далее Нотман отметил, что в затылочной части второго черепа имеется вмятина – появилась ли она до или после смерти – не ясно. Но осколки кости, отколовшиеся от черепа, приклеены на место с помощью материала, похожего на глину. Поскольку внешние слои обмотки Ташат кажутся неповрежденными – каждый ее тонкий слой виден на осевом срезе – это означает, что голову туда положили намеренно в процессе мумификации, и что это не дело рук вандалов или расхитителей гробниц». («Нью-Йорк Таймс», 22 ноября 1983 г.)
Был ли скелет Ташат поврежден до или после смерти, остается загадкой – так же, как и личность ее спутника, и причина, по которой его голова оказалась там.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Имена древних египтян чужды и нашему глазу, и языку, так как по ним нелегко отгадать хотя бы род. Многие из них включают в свой состав имена богов; особенно разнообразные варианты бога солнца, Атона и Амона. Например «Аменхотеп» значит «Амон доволен», «Рамос» – «сын Ра», имя «Анхесенпатон» – «названная так своим отцом Эхнатоном», позже было заменено на «Анхесенамон», но все равно сложнопроизносимо. Но «говорить об умерших – это значит снова вызвать их к жизни», поэтому мы не можем попросту заменить Сенмута на Сэма, а Тенру на Тома.
Как я полагаю, еще сложнее поверить, сколько времени этот народ просуществовал как целостная культура – этот отрезок времени равен «расстоянию» от Стоунхенджа до современной Англии. Это настолько много, что к 450 году до н. э., когда Геродот писал свою знаменитую историю, сами египтяне не могли прочесть иероглифы своих предков. Так что лишь в 1822 году Жан-Франсуа Шампольон[77] нашел ключ к расшифровке надписи на камне, обнаруженном в Розетте войсками Наполеона, и тем самым открыл дверь к пониманию этого давно утерянного языка – и этот момент можно считать истинным зарождением египтологии. Сейчас с помощью неразрушающих технологий – таких, как компьютерная томография, эндоскопия и анализ ДНК, открывается еще одна дверь, которая дает возможность раскрыть «тайны» мумий, сохранив эти свидетельства истории человечества до тех пор, пока не появятся еще более совершенные технологии.
