Кен Фоллетт - Ночь над водой
— Новая Англия.
— Название прямо-таки наше, родное.
— Ну, дело не в названии.
— И все равно, хорошо, когда что-то напоминает Британию. Кстати, какое жилище я сниму, я имею в виду — сколько комнат и прочее?
Он улыбнулся.
— Только одну, и то платить накладно. Скорее всего, какой-нибудь угол, где будет газовая плитка, чтобы сварить себе утром кофе. В общем, дешевая мебель, одно оконце, общая ванная.
— А как насчет кухни?
— Вряд ли, это роскошь. Придется многого лишиться, того, к чему ты так привыкла сейчас. Но бояться не следует, надо лишь настроиться.
Она знала, что он готовит ее к суровой действительности, но, так или иначе, каждое слово о предстоящей ей новой жизни представлялось чудовищно романтичным. Действительно, что может быть лучше — проснуться рано утром, перед тем как идти на работу, приготовить себе чай, пару тостов или, на худой конец, сварить кофе, нет ни вечно ворчащих родителей, ни слуг, и никто не читает тебе нравоучений. Божественно!
— Интересно, хозяева тех домов, которые сдаются внаем, тоже живут там?
— Иногда. Так даже лучше, потому что при таком варианте они тщательнее следят за чистотой и порядком, хотя порой и норовят заглянуть в щелку к своим постояльцам. В противном случае, порядок, сама понимаешь, еще тот — водопровод течет, краска на стенах лупится, крыша подтекает.
Маргарет не сомневалась, что ей еще многое предстоит узнать, но ничто не свернет с избранного пути, потому что все это мелочи, по сравнению с главным — возможностью жить самостоятельно.
Через несколько минут вернулись с берега пассажиры, пришла из туалетной мама. Она была бледной, но очень красивой. Маргарет пожалела, что не может ей открыться, даже намекнуть.
Внезапно она почувствовала острый голод. Странно, ведь обычно по утрам она почти ничего не ест. Наверное, виновата бессонная ночь. Маргарет посмотрела на Гарри, но он поспешно отвел взгляд.
Взлетел самолет. Она уже не боялась, но от этого новизна ощущения не пропала, и третий взлет казался таким же необычным, как первый, — словно огромная птица взмыла в воздух!
Она мысленно перебирала в уме весь свой разговор с Гарри. Надо же, он хочет отправиться с ней в Бостон. Такой приятный, привлекательный, у него наверняка было полно девчонок… и все же явно отдает ей предпочтение, она это сердцем чувствует. Раньше она даже не думала, что ее будущее может быть как-то связано с Гарри, теперь такое развитие событий не представлялось ей чем-то сверхъестественным. Неужели в итоге она получит все разом — свободу, самостоятельность и… любовь.
Как только самолет выровнял курс, их пригласили завтракать. Подавали вкусную клубнику со сливками. Все ели с большим аппетитом, и только Перси предпочел кукурузные хлопья. Отец угощался шампанским, а Маргарет не отказалась от теплых булочек. В углу она заметила Нэнси Линеан, которая уплетала овсянку. Нэнси выглядела еще красивее, чем вчера. На ней была новая темно-синяя блузка. Когда Маргарет выходила из столовой, женщина успела шепнуть ей:
— В Ботвуде у меня был очень важный телефонный разговор. Думаю, теперь все будет хорошо и вы получите работу.
— Спасибо. — Сердце подпрыгнуло от радости.
Нэнси незаметно передала ей свою визитную карточку.
— Позвоните, когда окончательно решитесь.
— Обязательно. Уже через несколько дней.
Нэнси приложила палец к губам, хитро подмигнула.
Маргарет вернулась в купе возбужденной. «Хоть бы отец не заметил визитки, — думала она. — Ужасно, если вдруг станет задавать вопросы. Нет, вроде ничего не заметил. Впрочем, рано или поздно он все равно узнает». Она не будет таиться, бежать тайком, а скажет ему открыто, так, чтобы на этот раз не было никакого секрета и звонков в полицию. И, наверное, удобнее всего сообщить ему об этом в самолете. Старшая сестра с успехом проделала то же самое в поезде, и у нее получилось — во многом благодаря тому, что разговор состоялся на людях. Позже, в отеле, у отца будут более сильные позиции.
Когда начать? Может быть, лучше даже сейчас, пока он в хорошем настроении после завтрака с шампанским. Чем позже, тем труднее будет.
Перси резко вскочил с места.
— Пойду попрошу в столовой еще хлопьев.
— Сиди, — грозно отозвался отец. — Хватит набивать ерундой желудок.
— Ничего. — Перси не придал значения его словам, просто повернулся и вышел.
Отец был явно обескуражен, Маргарет тоже. Мать лишь смотрела перед собой потухшим взором. Все трое ждали, пока мальчик вернется. Наконец он пришел — с тарелкой хлопьев — и сразу стал запихивать их в рот.
— Я же не разрешал тебе глотать эту дрянь, — прошипел отец.
— А мне нравится. — Перси оставался невозмутимым.
Казалось, еще секунда и отец взорвется. Но тут положение неожиданно спас Никки, который разносил желающим сосиски и яичницу с ветчиной. В первый момент ей почудилось, что вот сейчас отец запустит в Перси тарелкой, но он, по-видимому, был слишком голоден, потому что взял блюдо, нож, вилку, недовольно пробурчал:
— Принесите английской горчицы.
— Прошу прощения, сэр, у нас ее нет.
— Нет горчицы? Какая нелепость. А как же прикажете кушать сосиски?
Никки выглядел испуганным.
— Извините, до вас никто вроде не спрашивал. В следующий рейс мы обязательно запасемся.
— То, что будет потом, меня мало волнует, а сейчас я вынужден терпеть неудобства.
— Вы совершенно правы, сэр, еще раз простите.
Отец принялся за еду. Он вроде как забыл о Перси, поскольку выплеснул свое раздражение на стюарда. Маргарет удивилась — раньше он такого никогда никому не спускал.
Она тоже взяла в рот сосиску. Вдруг отец наконец понял, что пора перестать дурить? Может быть, фиаско в политике, начало войны, вынужденное бегство из страны, бунт и уход из семьи старшей дочери заставили его быть мудрее? Сейчас, только сейчас, другого такого случая не будет. Она быстро доела, подождала, пока остальные тоже перестанут жевать. Стюард забрал тарелки, ушел из отсека. Маргарет пододвинулась к матери, чтобы оказаться почти напротив отца, в последний раз постаралась успокоиться и ровным голосом начала.
— Папа, я долго не решалась, но теперь хочу серьезно поговорить и надеюсь, что ты меня выслушаешь до конца.
— Боже, зачем… — слабо запротестовала мама.
— Что такое? — отец вскинул хмурые брови.
— Мне девятнадцать, и я еще ни одного дня в жизни не работала, а пора бы.
— О чем ты? — прервала мать.
— О том, что хочу быть самостоятельной.
— Тысячи девушек из тех, что работают на фабриках и в конторах, охотно поменялись бы с тобой местами.
— Я это отлично понимаю. — Маргарет догадалась, что мама активно подключилась к разговору с одной целью — избежать крутой разборки с отцом. Впрочем, буквально через секунду мама ее очень удивила — слишком уж быстро сдалась.
— Ладно, если ты действительно так хочешь, думаю, твой дед сможет тебе что-нибудь интересное подыскать в своем офисе.
— В этом нет необходимости, я уже нашла себе работу.
— Где, в Америке? Как?
Маргарет решила не упоминать о Нэнси Линеан.
— В общем, все устроено.
— И какая это работа?
— Младший сотрудник в отделе сбыта на обувной фабрике.
— Глупости, прости меня за откровенность.
Маргарет закусила губу.
— Почему, собственно? Я даже горжусь, что смогла одна, фактически без всякого покровительства, найти работу, которая к тому же по душе.
— Где находится фабрика?
— Никаких фабрик. Там ей нечего делать, — впервые нарушил молчание отец.
— Ну, если точнее, то буду реализовывать готовую продукцию в Бостоне.
— Невозможно, — мать даже обрадовалась, — потому что мы поедем в Стэмфорд.
— Кроме меня. Я поеду в Бостон.
Мать так опешила, что какое-то время вообще не могла вымолвить ни слова.
— Думай, что говоришь.
— Думаю, и очень хорошо. Я поселюсь в Бостоне, сниму там комнату и пойду работать.
— Жуть какая-то.
— Нет, я лично так не считаю. Многие девушки моего возраста так и поступают.
— Твоего возраста, но не социального положения.
— Какая разница?
— Большая. Представь только, ты работаешь за пять несчастных долларов в неделю, а отец платит сотню в месяц за твою квартиру.
— Я вовсе не хочу, чтобы отец за что-нибудь платил.
— А где ты будешь жить?
— Ведь я уже говорила — сниму комнату.
— В предбаннике, в нищете, убогости. Ради чего?
— Хочу заработать себе на обратный билет, затем вернусь в Англию и вступлю в армию, в отряд Местной обороны.
— Понятия не имеешь, о чем говоришь, — опять вмешался отец.
Маргарет почувствовала, что настало время дать бой. Сейчас или никогда.
— Ошибаешься.
