Вацлав Павел Боровичка - Невероятные случаи зарубежной криминалистики. Часть 1
Судивший его известный судья Крум-Джонсон не удостоился особого расположения со стороны подсудимого, так как Джозеф Уильяме ни к юристам, ни к присяжным не питал особого уважения. Можно даже сказать, что он вел себя дерзко. Во время допроса свидетелей, речи прокурора и при вынесении приговора подсудимый комментировал происходящее, выкрикивая: «Это наглая ложь! Я не виновен! Не люблю врунов!» Его адвокату Норману Кингу пришлось немало потрудиться, чтобы укротить строптивого старика хотя бы настолько, чтобы Крум-Джонсон не обвинил его еще и в оскорблении суда. Этот процесс не сулил обвиняемому ничего хорошего, и Уильяме попортил присяжным немало крови. Между прочим, не знаю, был ли в зале хоть один симпатизирующий ему человек. Но адвокат Уильямса Норман Кинг не терял надежды и 14 октября удивил всех прекрасно подготовленной и умной заключительной речью. Защитник лихо отмел аргументы обвинения, а так как прямых улик не было, он подверг сомнению утверждение, что Уильяме во время убийства находился на месте происшествия.
Произошло то, чего никто не ожидал: старого Уильямса освободили, и он победителем ушел домой. Тогда мне очень хотелось ошеломить читателей какой-нибудь душещипательной сенсацией, и я сказал себе, что получился бы отличный сериал статей, если бы старик поведал о своем пути на свободу. Всего лишь свои личные впечатления и мысли невиновного подсудимого, которого несправедливо обидели, но справедливость все-таки восторжествовала. Поэтому я дождался его у здания суда.
Я подумал, что пожилой человек, только что переживший неприятное и сложное судебное разбирательство, на котором решался вопрос его жизни и смерти, первым делом захочет лечь на диван и хорошенько отдохнуть. Поэтому я усадил его в машину и отвез в маленький загородный отель недалеко от Дорчестера. Сняв для него комнату, я заказал бутылку виски и сказал себе, что чокнусь с ним и выпью за его освобождение прежде, чем он заснет. Однако все вышло по-другому.
Я наполнил два бокала, подал один Уильямсу, и мы чокнулись. «За здоровье палача», – сказал он и злорадно осклабился. «За здоровье палача, явившегося за жертвой», – повторил он, но я не придал никакого значения его словам, так как не увидел в них никакого смысла. Я собирался уложить Уильямса и пойти вниз в ресторан, чтобы не беспокоить его. Но старик даже не помышлял о сне. Он заявил, что не желает оставаться в отеле, что ему здесь нечего делать и он поедет домой на Пул-роуд. Хочет, мол, пройтись по улице, чтобы полюбоваться на вытаращенные глаза соседей, уже похоронивших его. «Буду прогуливаться на главной площади и смотреть на этих крыс, видевших меня уже на виселице, – повторял он. – Отвезите меня туда, редактор! Или же я сяду в автобус и поеду сам»!
Я отвез его на Пул-роуд и наблюдал, как он прохаживался по тротуарам Мейн-стрит и наслаждался своей победой. Он выступал, как полководец на параде после выигранного сражения. Когда это ему надоело, он успокоился, сел в машину и позволил отвезти себя назад в гостиницу. Мы еще выпили по рюмке-другой, и я ушел в свой номер. Я заснул с радостным чувством, что утром выслушаю исповедь невинно обвиненного и униженного человека и напишу первоклассный репортаж.
Ночью он постучал ко мне в дверь. Какое там постучал! Забарабанил! Кулаками, ладонями и даже ногами. Он никак не мог дождаться, когда я открою.
Выскочив из постели, я открыл дверь. В коридоре стоял трясущийся Уильяме, глаза у него пылали, словно в лихорадке, зубы стучали, ноги подкашивались. У него начался нервный припадок. Страх, который он испытывал во время суда, теперь отпечатался на его лице. Он извивался, стонал и прерывавшимся голосом повторял: «Не могу заснуть! Он все время стоит у меня перед глазами. Это я сделал. Присяжные ошиблись. Это был я!»
Той ночью он признался мне, что убил «старину Динни» и считал, что сгубил свою жизнь. Я до этого освещал несколько процессов и знал, что, согласно британским законам, его уже никогда не смогут осудить за преступление, в котором уже однажды обвиняли, но вынуждены были освободить. Поэтому я его покинул. Он куда-то исчез и жил в уединении до самого 1951 года. Ему было за восемьдесят, когда он умер. До его смерти я молчал, но теперь… теперь думаю, что, хотя и с большим опозданием, общественность все же должна узнать, кто был убийцей Уолтера Динивана».
Итак, был понедельник 22 мая 1939 года. Около полуночи дежурный Скотленд-Ярда поднял телефонную трубку.
– Говорит старший инспектор Суэйн, дорчестерский полицейский участок. У нас убийство.
– Как звали убитого?
– Пока еще нет трупа. Есть только тяжелораненый, и зовут его Уолтер Диниван, шестидесятичетырехлетний пенсионер, владелец гаражей и нескольких доходных домов.
– Адрес?
– Это вилла в Бранксоме, в Борнемоте, недалеко от Пул-роуд. Это место каждый знает.
– Хорошо, сейчас передам старшему инспектору Берту. Его дежурство.
Леонард Берт взял с собой детектива сержанта Дайка и отправился в путь. Вилла находилась в центре большого старого сада. С первого взгляда даже ночью было заметно, что она построена состоятельным человеком. Вероятно, первоначально она предназначалась для одной семьи, однако позднее владелец отделил верхний этаж от нижнего и сдал его в наем.
– Кто живет наверху? – спросил старший инспектор Берт своего местного коллегу Свейна.
– Две старые девы… то есть, пожилые дамы. Госпожа Янг и госпожа Ланцефилд.
– Нижний этаж занимает Уолтер Диниван?
– С Хильдой Диниван, это его внучка, а также с ее братом, то есть со своим внуком. Но парень служит радистом в британском флоте где-то в Восточной Азии и редко бывает дома. Сейчас как раз приехал. У него отпуск.
– Позовите его. И сестру тоже.
Молодые люди находились в соседней комнате.
– Мы ушли из дома примерно в девятнадцать часов, – сказала Хильда Диниван. – Мы отправились потанцевать. Дедушка Динни сидел у камина, смаковал виски и сказал, что дождется нас.
– В котором часу вы вернулись? – спросил старший инспектор Берт.
– Около одиннадцати. Но в доме было темно. Мы решили, что дедушка Динни пошел спать, но все равно это показалось нам странным. Он никогда не ложился так рано. Мы постучали, но никто не открывал. Мы обошли дом и сзади, где окно позволяло заглянуть вовнутрь, посмотрели в комнату. Торшер был выключен, но в камине еще пылал огонь. Я увидела дедушку на полу. Он лежал на ковре вниз лицом, руки и ноги были широко раскинуты. Он не двигался. Под головой у него расплывалась большая темная лужа.
– Что вы сделали? Вызвали полицию?
– Нет, сначала нет. Мы подумали, что, вероятно, ему сделалось плохо, и эта лужа… Просто его стошнило, потому что на ковре это не выглядело как лужа крови. Брат вернулся к двери, вышиб одну стеклянную филенку и хотел открыть дверь. Но изнутри ключа в замке не оказалось. Поэтому брат высадил остальные стекла, залез в дом и открыл мне окно. Только когда мы зажгли свет, поняли, что дед лежит в луже крови. Тогда мы вызвали полицию и санитарную машину.
Раненого, у которого каким-то тупым предметом был проломлен череп, отвезли в больницу «Боскомбе», где той же ночью около трех часов он скончался не приходя в сознание. О своем убийце он не сказал ни слова. При этом почти точно было установлено, что им не мог быть чужой человек. Окна – целы и закрыты, замки – не испорчены, выходит, старик Динни должен был знать того, кому открыл дверь. Но последующий осмотр виллы показал, что убийство совершено с целью грабежа. Впустил бы к себе старый Динни вечером или ночью в дом убийцу? Только в том случае, если он был ему хорошо знаком.
Началось обычное расследование. Начальник отдела дактилоскопического анализа старший инспектор Скотленд-Ярда Черрил исследовал все отпечатки пальцев. Они принадлежали старику и его внукам, только один отпечаток на бокале из-под пива был оставлен кем-то чужим.
– Вы сказали, – продолжал расспрашивать старший инспектор Берт, – что ваш дедушка сидел у камина и пил виски. Он был один. Однако на столе найдены два бокала и бутылка из-под пива. Вероятно, вместе с виски он пил еще и пиво. Или же кого-нибудь пригласил и угостил гостя пивом?
– Не знаю, господин инспектор, – сказала Хильда Диниван. – Когда мы уходили, то в доме не было никого чужого, а на столике перед камином стояла бутылка виски и один бокал, из которого дед пил.
– Вам известно, что мы обнаружили открытый сейф? Он пуст. Ключ нашелся внутри. Вам известно, что исчезло?
– Из сейфа все. Дедушка держал там какие-то деньги, драгоценности, кажется, даже ценные бумаги. А в том портмоне, которое нашли пустым, у него было девятнадцать фунтов.
– Откуда вам это известно? – спросил инспектор Берт.
– Когда мы уходили, он дал нам на карманные расходы, пересчитав при этом оставшиеся деньги. У него было ровно девятнадцать фунтов.
– Что еще пропало? Думаю, вы знали, что у него было.
