Александр Овчаренко - Криминальный пасьянс
— Как звать?
— Зовите Крепышом, — усмехнулся парень. — У нас в дружине имён нет, все дружинники имеют оперативный псевдоним.
— Толково! — согласился Перепёлкин. — Так вот, на время проведения операции вся группа обязана подчиняться не только Крепышу, но и моему заместителю.
В этот момент из-за спины Перепёлкина, отдуваясь и пыхтя, с помятым лицом и чемоданом в руке вышел Жорка.
— Карась, — коротко представился он дружинникам, и по лицам понял, что его фамилия сошла за оперативный псевдоним. Дружинники молча кивнули и стали ждать продолжения.
— Попрошу внимания! — повысил голос Жорка и расстегнул на чемодане «молнию». Внутри чемодана, к удивлению дружинников, оказалась стальная канистра. Жорка вынул канистру из чемодана и поднял над головой для всеобщего обозрения.
— Это специальный титановый контейнер, оборудованный системой самоликвидации на случай несанкционированного вскрытия или, если говорить по-простому, в случае попытки вскрыть контейнер любым, даже самым хитроумным способом, произойдёт взрыв. В контейнере для полной гарантии уничтожения секретного груза установлены термитные шашки, которые повышают температуру горения. В результате самоликвидации от контейнера и того чудака, который его попытается вскрыть, остаётся только горсть пепла и маленькая лужица расплавленного металла. Так что ронять контейнер, стучать по нему тяжёлыми предметами и проводить с ним всякие сомнительные эксперименты не советую.
— А как же он открывается? — задал вопрос всё тот же нетерпеливый дружинник.
— Чтобы удовлетворить ваше болезненное любопытство, я поясню, — вздохнул Карась и вытер со лба пот. — Вот здесь имеется электроразъём, — и Карась открутил пластмассовую пробку с горловины канистры-контейнера. — К нему подсоединяется кабель блокиратора, с помощью которого в электронный замок вводится многоступенчатый шифр и система ликвидации, которая соединена с этим самым замком, получив сигнал в виде импульса напряжения, отключается. После этого контейнер можно вскрывать без опаски.
— Как? — уточнил Крепыш.
— Как именно, вам знать не обязательно, так как весь груз в контейнеры буду закладывать лично, без свидетелей. Вам необходимо запомнить, что после того, как я закрою контейнер, система самоликвидации автоматически будет включена. Блокиратора у меня нет, и шифра я тоже не знаю, поэтому даже под пыткой не смогу рассказать, как изъять груз из контейнера.
— И сколько таких чудо-контейнеров Вы нам передаёте? — спросил Крепыш.
— Десять, — ответил Жорка, упаковывая контейнер обратно в чемодан.
— Перевозку будем осуществлять вот таким образом. — и Жорка для пущей наглядности тряхнул чемоданом. — Чемоданы желательно приобрести на колёсиках, так как груз будет тяжёлым, и волочить его, обливаясь потом на виду у посторонних, нежелательно. Это может привлечь ненужное внимание. Добираться до материка и обратно будем военным бортом, поэтому сбор завтра здесь. В полночь за нами приедет «Газель», которая отвезёт всю команду в аэропорт. Если вопросов больше нет, все свободны.
— И когда ты, Жорик, всё успел? — с восхищением спросил Сашка, после того, как последний дружинник покинул гостевой домик.
— Сказать по правде, я давно ломал голову над вопросом эвакуации наших «стратегических» запасов. — признался Жорка. — Ещё в Москве нашёл одну «хитрую» фирму, организованную на «костях» развалившегося оборонного предприятия, которой и сделал заказ на разработку, а потом и на изготовление десяти титановых контейнеров. Когда имеешь большие деньги — это несложно.
— Я Вами, Георгий, просто восхищён! — восторженно произнёс Сашка. — Это же надо придумать: спецконтейнеры, да ещё с системой самоликвидации. И как тебе такое в голову могло прийти?
— Нет никакой системы самоликвидации, — признался Карась. — Титановый контейнер есть, а вот взрывчатки, термитных шашек и блокиратора нет. Туфта всё это! Я такой контейнер на выставке вооружения в Москве видел, вот и решил дружинников на всякий случай напугать, чтобы нос, куда не надо, не совали.
— А электроразъём зачем? — продолжал недоумевать Сашка.
Карась вздохнул и вновь расстегнул на чемодане «молнию», после чего стал крутить корпус электроразъёма вправо.
— Здесь леворезьбовое соединение. — пояснил Жорка. — В жизнь никто и никогда не догадается.
Когда корпус электроразъёма был отсоединён от контейнера, Перепёлкин увидел серебристую кнопку. Карась смело нажал на кнопку и контейнер с лёгким металлическим звуком, как орех, раскололся на две части.
— Ничего хитрого: обыкновенный фиксатор, — с видом знатока пояснил Жорка.
— Признаюсь, Георгий Иванович, Вы меня удивили. Теперь я спокоен за судьбу нашего предприятия.
— А ты, партнёр, наверное, думал, что Жорка Карась окончательно деградировал? — сощурив рыбьи глаза, с плохо скрываемой в голосе неприязнью спросил напарник.
— Каюсь, был такой грех! — честно признался Сашка. — Думал, что у тебя от благополучия совсем мозги жиром заплыли.
— Как говорил Козьма Прутков: «Не верь глазам своим»! — блеснул эрудицией Карась.
— А я и не верю, — тихо произнёс Перепёлкин. — Я, брат, никому не верю.
Но последней фразы довольный собой Жорка уже не слышал.
До Разгуляевки добрались без приключений. Сначала приземлились для дозаправки во Владивостоке, а потом взяли курс на Новосибирск.
В Новосибирском аэропорту «Толмачёво» сели рано утром. Перекусив в кафе аэровокзала горячим кофе и пирожками, дружинники под руководством Карася взяли билеты на поезд и полдня добирались до глухого полустанка, у которого вместо названия был четырёхзначный номер. Рядом с невзрачным одноэтажным зданием вокзала, немало повидавшем на своём веку, сиротливо притаилась автобусная остановка. К удивлению бойцов «золотой роты», автобус пришёл точно по графику, облупленная табличка которого была косо прибита на боковой стене остановки.
— Надо же, не опоздал! — удивился Крепыш.
— А чего ему опаздывать, если он за день сюда всего два рейса делает, — пробурчал Карась и первый полез в насыщенный запахом бензина и выхлопными газами автобусный салон.
Чтобы не вызывать ненужных пересудов своим появлением, Карась предложил в саму Разгуляевку не заезжать, а выйти на две остановки раньше — там, где тайга смело подступала к самой обочине просёлочной дороги.
— Тебе видней, ты местный, — равнодушно согласился Крепыш и дал команду на выход.
— Вон видите Яблоневый хребет? — спросил Жорка дружинников, как только автобус скрылся за поворотом. — Значит, нам туда, — махнул рукой Жорка в сторону синеющей в вечернем тумане горной гряды.
— Далеко? — уточнил Крепыш.
— С двумя короткими привалами, да если ещё и ночью пойдём, завтра к полудню доберёмся. — вздохнул Карась, поправляя на плечах лямки рюкзака. — Вот и решай сам: далеко или нет!
— Дорога-то хоть нормальная?
— Чудак ты, Крепыш! Где ты в Сибири нормальные дороги видел? Нет дороги! Есть тропа, вот по ней и потопаем — я первым, ты замыкающим. В гору топать, конечно, нелегко, но обратно пойдём с грузом, хоть и под горку, но всё равно тяжко придётся. Когда у нас самолёт?
— Через три дня. Думаешь, успеем?
— Надо успеть! У нас с тобой, земляк, другого выхода нет, — ещё раз тяжело вздохнул Карась и первым пошёл по еле заметной, ведущей в тайгу тропинке.
Как и обещал Карась, к исходной точке путешествия добрались, когда солнце высоко стояло над верхушками лиственниц.
— Здесь лагерем станем, — тяжело переводя дыхание, промолвил Карась. До схрона оставалась ещё около километра, но Жорка, наученный жизненным опытом, и на себе испытавший власть золота и не думал показывать дружинникам свои золотоносные закрома.
— Всё, привал! — выдохнул Крепыш и дружинники один за другим попадали на лесной ковёр из прошлогодней листвы и опавшей хвои. Отдышавшись и выкурив первую за день сигарету, Крепыш задал закономерный вопрос:
— А где груз? Кругом тайга!
— Будет тебе груз! — усмехнулся Карась. — Весь груз в надёжном месте. Или ты ожидал, что всё, что на остров надо тащить, я прямо здесь на полянке штабелем сложил? У кого сигнальные ракеты? — повышенным тоном обратился Жорка к лежащим на земле дружинникам.
— У меня, — отозвался длиннолицый дружинник по кличке Инок. Было в его лице что-то от изображённых на иконах старого письма святителей, но сходство мгновенно улетучивалось, как только Инок открывал рот и обнажал гнилые зубы. Улыбка у него была отвратительная, но когда она сходила с лица, Инок вновь становился печальным, а взгляд — чистым и непорочным.
«Оборотень!» — подумал Карась и зябко передёрнул плечами.
