Томаш Миркович - Паломничество в Святую Землю Египетскую
Вдвоем они обдумывали политику, которая привела к коронации Щедрого в гнезненском соборе; увы, лишь неполных три года владел он короной, которую страна утратила за сорок лет до того. Верное решение приговорить к четвертованию епископа, возглавлявшего предательский заговор, дало вельможам повод для бунта, в результате которого Щедрому пришлось бежать в Венгрию. Возведенный на трон вельможами Владислав Герман короны для себя не желал, а свое правление рассматривал как временное, предполагая отдать власть или старшему брату, когда тот вернется, или князю Мешко, его законному наследнику; поэтому он и сделал управляющим над страной Сецеха, друга своего брата. Но Щедрый был убит засланными из Польши наемными убийцами, а королевича сразу по возвращении на родину отравили. В этой ситуации, согласно с волей Щедрого, трон занять должен был Сецех как продолжатель и соавтор планов, долженствовавших превратить Польшу в могучую державу. Князь Владислав Герман стремился выполнить волю брата, но магнаты под видом защиты его сыновей выступили против него, утверждая, что он хочет отдать палатину наследство, которое по праву принадлежит им. В конце концов они заставили его отдать Збигневу Великопольшу и Куявы, а двенадцатилетнему Кривоустому – Малопольшу, Силезию и Любуцкую землю; Збигнев и Кривоустый были в их руках подобны безвольным жадным марионеткам и позволяли использовать себя против родного отца. Со временем они заставили его изгнать Сецеха. Спустя четыре года после смерти Владислава Германа Кривоустый победил, посадил в темницу и ослепил родного брата и стал править один. Но короны он так никогда и не добился, а его завещание, утвержденное Папой Римским, вызвало раздел Польши, продолжавшийся более двухсот лет. Не лучше ли было бы, чтобы трон занял Сецех?
Достигнув высшей власти, Кривоустый велел вымарать из записей и из памяти всякие упоминания об огромной роли Сецехов в жизни страны и о том, что по, смерти князя Мешко они должны были служить продолжением первородной линии Пястов. Не знаю, что тебе известно об этом периоде, но помни, что большая часть сведений, касающихся палатина Сецеха, происходит из «Хроники» Галла – человека, зависимого от Кривоустого, а потому глубоко симпатизирующего ему и враждебного Сецеху в своем описании происходивших событий. Еще и поэтому главное свидетельство в пользу того, что Сецеху предстояло занять трон, – не запись хрониста, а тот факт, что после Мешко I Храброго и Германа именно Сецех – тот, чье имя (в упоминавшейся тут уже форме ZETECH) появляется на польских монетах; как известно, чеканка монет – привилегия исключительно королей и князей. Кривоустый велел переплавить все динарии палатина, но несколько экземпляров все же сохранились до наших дней. Благодаря этому мы знаем, как мало не хватило, чтобы династия Сецехов заняла польский трон, и потомки Суну стали носить на челе корону своего приемного отечества. Насколько тогда по-иному пошла бы история этой страны!
Увы, палатину пришлось бежать из Польши; и он отправился в Египет, с которым наш род – как я говорил – поддерживал контакты, в этот период – главным образом через еврейское посредничество. Кто были его спутниками – двое ли братьев, о которых история умалчивает, хотя они у него, несомненно, были – и велика ли была свита, – об этом гадать я не хочу, хотя и полагаю, что путь в Египет он проделал скорее в небольшой компании, потому что иначе в странах, через которые он проезжал, наверняка сохранились бы записи о его путешествии, даже если бы оно происходила инкогнито. Разумеется, очень соблазнительна мысль, что по дороге он присоединился к крестоносцам и брал с ними Иерусалим. Правда доказательств того, что поляки участвовали в Первом крестовом походе, я не нахожу никаких, хотя, по иронии судьбы троим братьям Стригоням пришлось в нем принять участие, как будто спасаясь от мести Сецеха.
Полагаю, однако, что палатин добрался до Египта раньше еще до того как Аль-Афдал отправил войска в Палестину против франков, и поэтому мог чувствовать себя там в полной безопасности: ведь немногочисленным христианам, которые добирались в Египет из Европы при Фатимидах, до начала военных действий обид не чинили. Египет, который он застал – совершенно иной, Нежели тот, что много лет назад покидал его предок, и совершенно иной, нежели тот, из которого на польскую землю были доставлены кошки, – должен был удивить Сецеха. Ведь хотя контакты с древним отечеством – как мне верится – поддерживались все время, человек, который о происходящих там переменах знал лишь понаслышке, должен был, добравшись наконец до Египта сам, испытать немалое потрясение. Впрочем, с другой стороны, – а что, собственно, должен был знать палатин о родине своих предков? Страна, лежащая вдоль Нила, должна была поражать пришельцев из Центральной Европы всякий раз с той же силой; полагаю даже, что Египет Фатимидов показался Сецеху менее чуждым, чем был бы Египет фараонов или Египет, завоеванный персами, из которого много веков назад бежал Суну.
Надо думать, что Сецех покидал Польшу в ожесточении и поначалу не собирался туда возвращаться; лишь позже он изменил свое намерение. Можно было бы предположить, что вернуться в приемное отечество его побудили удивительные черты родины предков; однако я уверен, что изменить решение палатина заставило нечто такое, что убедило его: миссия нашего рода на польских землях еще не завершена, за двумя катаклизмами наступят следующие, а задачей его потомков будет их предотвратить. Быть может, он узнал об этом в каком-нибудь из коптских монастырей в Вади-Натрун или у Красного моря, где вероятнее всего могла сохраниться мудрость прежних времен.
Сецехово, построенное по возвращении палатина – то самое, где стоит наш нынешний дом, – будучи расположено вдали от тогдашних замков, а позже городов, никогда не достигло расцвета. Точно так же ни один из Сецехов ни разу не дошел до высоких должностей: мы сознательно держались в стороне, ожидая, когда понадобимся снова. Это произошло, когда твоя родина оказалась под угрозой третьего катаклизма: шведского потопа.
Алиса! Как бы мне хотелось все это описать тебе в гораздо более мелких подробностях, изложить вещи, доселе тебе неизвестные и касающиеся не только наших предков, но и их древней заморской родины! В те времена, когда Польское государство лишь зарождалось и выходило на историческую арену, Египет – в том виде, в котором он существовал тысячелетиями, – завершал свое бытие: проповедь христианства евангелистом Марком, развитие его Климентом и Оригеном, крещение местного населения, подготовленного к этому верой в Осириса, окончательный упадок древней религии после эдикта Феодосия I, затем Халкидонский Собор и отделение Коптской Церкви, молниеносное мусульманское завоевание всего через девять лет после смерти Магомета и грандиозное восстание лет двести спустя – вот ключевые события новой истории нашей прародины, о которых ты должна знать и о которых мне хотелось бы рассказать тебе, если бы знакомство с ними помогло тебе понять, какими путями должны были идти связи нашего рода с родиной предков и как они обрывались в течение веков. А так, как я это тебе сейчас рассказываю, торопясь сказать пару слов хотя бы о важнейших фактах, ты узнаешь только маленькие обрывки истории, к тому же разбросанные во времени; так что ничего удивительного, если тебе трудно мне поверить. Начни я раньше записывать все, что мне удалось открыть за многие годы, может, я и сумел бы передать тебе большую часть моих знаний; но, увы, пока я не приступил к этому письму, я не отдавал себе отчета в огромности такого предприятия, как рассказ об истории нашего рода. Надеюсь, ты сумеешь приехать, потому что говорить легче, чем писать: сегодня я пишу почти целый день, но вижу, что результаты мизерные, рука болит, мысли путаются, и меня охватывает все большая сонливость, а ведь время торопит! И так мало его осталось! Всего л дня! Надеюсь, ты уже получила мою телеграмму.
Настал следующий день. Думаю, сегодня мне удастся рас сказать тебе по крайней мере об Абадии Моисее, который спас твою страну от третьего потопа. Как ты помнишь, я писал уже что ему удалось предотвратить раздел Польши, когда он попал к датскому двору в качестве посланника Порты по особым поручениям, проведя более десяти лет в Египте; должен тебе, однако, пояснить, что посланником Порты он был только мнимым, хотя действительно прибыл ко двору Фридриха III не прямо из Египта, а из Стамбула, где ранее безуспешно хлопотал о помощи для Польши. И лишь когда при османском дворе ему ничего не удалось добиться, у него зародилась дьявольская мысль прибегнуть к хитрости и, притворившись турецким послом, заставить Фридриха III объявить войну Швеции, убедив его, что Порта намерена выслать на помощь польскому королю мощную армию, а потому удар по шведам гарантирует успех и Фридриху, поскольку у Карла X Густава не будет войск, которые можно было бы бросить против датчан. О том, что хитрость эта нашему предку удалась, свидетельствует объявление Данией войны Швеции в 1657 году, хотя ради спасения своего отечества Абадия едва ли не вконец погубил Данию. Об этой хитрости исторические источники умалчивают, потому что Абадия придавал своей миссии видимость чрезвычайно секретной, чтобы известие о цели его путешествия в Данию не распространилось и Порта не смогла бы воспрепятствовать, тем более что Турция была одним из государств, наиболее заинтересованных в ослаблении Польши; и в самом деле: ведь если бы в то время Польша исчезла с карты Европы, не стало бы той силы, которая спустя четверть века остановила турецкое нашествие под Веной.
