Элеанор Каттон - Светила
– Эй, привет! – крикнул он. – Преподобный Девлин! Глазам своим не верю! Вас-то я и искал! Здорóво, Тед, рад тебя снова видеть.
Тауфаре здороваться не стал; Девлин же, напротив, заулыбался.
– Вижу, вы выяснили мою фамилию, – промолвил он. – Боюсь, вашей я по-прежнему не знаю.
Балфур протянул ладонь.
– Том Балфур, – сияя, представился он. Джентльмены обменялись рукопожатием. – Да, я заходил тут к Бену Левенталю в «Таймс», и там о вас речь зашла. К слову сказать, я вас вот уже несколько часов разыскиваю. Хочу кое-что спросить.
– Тогда наша встреча вдвойне благоприятна, – отозвался Девлин.
– Я насчет Эмери Стейнза, – перебил его Балфур. – Я, видите ли, слыхал, вы про него расспрашивали. Выясняли, кто объявление в газету давал насчет его возвращения. Бен сказал, вы у него побывали. Мне бы хотелось знать, почему вы им интересовались, Стейнзом то есть, и кем этот человек вам приходится.
Коуэлл Девлин замялся. Правда, конечно же, заключалась в том, что имя Эмери Стейнза, наряду еще с двумя, фигурировало в дарственной, которую священник извлек из зольного ящика плиты в хижине Кросби Уэллса на следующий день после смерти отшельника. Однако капеллан никому не показал этого документа и был твердо намерен не делать этого до тех пор, пока не узнает больше об упомянутых в нем людях. Дóлжно ли ему солгать Балфуру? Девлин не любил обманывать, но, может статься, удалось бы ограничиться частью правды? Он закусил губу.
Балфур заметил, что собеседник колеблется, и ошибочно счел замешательство капеллана немым упреком. Он воздел руки.
– Хорош же я! – воскликнул он. – Пристаю с расспросами на улице, да еще по такой погоде – с каждой минутой мы все мокрее делаемся! Послушайте, как насчет поужинать вместе? Подкрепимся чем-нибудь горяченьким. Глупо разговоры разговаривать под открытым небом, когда по обе стороны от нас полным-полно теплых гостиниц и доброго угощения.
Девлин оглянулся на Тауфаре, который, невзирая на всю свою неприязнь к Балфуру, заметно оживился в предвкушении трапезы.
Балфур откашлялся, затем, поморщившись, ударил себя кулаком в грудь:
– Я нынче утром сам не свой был, изрядно не в духе – сам был не свой, одно слово. Мне страшно неловко… и я хотел бы загладить свою вину… перед вами обоими. Я всех угощаю ужином, и давайте выпьем вместе – по-дружески. Ну же, дайте человеку извиниться, раз он просит.
Троица вскорости устроилась за угловым столиком «У Максвелла». Балфур, который всегда бывал рад сыграть роль щедрого хозяина, заказал три тарелки бульона, хлеба на всех, жирную кровяную колбасу, твердый сыр, сардины в масле, томленую морковь, горшок тушеных устриц и большую оплетенную бутыль крепкого пива. У него хватило предусмотрительности отложить все разговоры о Кросби Уэллсе и Эмери Стейнзе на потом, пока оба его гостя не насытятся едою и питьем, и вместо того он разглагольствовал о китобойном промысле: все трое представляли себе его в самом романтическом свете, и у всех троих нашлось что сказать на эту тему. Когда спустя три четверти часа их отыскал наконец Бенджамин Левенталь, вся компания веселилась от души.
– Бен! – крикнул Балфур, завидев приближающегося Левенталя. – А Шаббат как же?
Второй раз за день Балфур успел изрядно захмелеть.
– Шаббат заканчивается с появлением звезд, – коротко пояснил Левенталь. И вновь обернулся к Тауфаре. – Сдается мне, мы друг другу не представлены. Я – Бенджамин Левенталь, издатель «Уэст-Кост таймс».
– Те Рау Тауфаре, – отозвался маори, крепко пожимая протянутую руку.
– Еще можно просто Тед, – встрял Балфур. – Он – хороший приятель Кросби Уэллса.
– В самом деле? – обратился Левенталь к Тауфаре.
– Его лучший друг, – заверил Девлин.
– Ближе брата, – подхватил Балфур.
– Что ж, в таком случае мое дело касается всех вас троих, – отвечал Левенталь.
Бенджамин Левенталь не обладал полномочиями включить Девлина и Тауфаре в число приглашенных на совет в гостинице «Корона». Но, как мы уже отметили, Левенталь, стоило покуситься на его морально-этический кодекс, становился суров и непререкаем, а Чарли Фрост нынче задел его за живое, предположив, что собрание в «Короне» следует ограничить несколькими избранными. Левенталь почувствовал необходимость исправить то, что посчитал этической ошибкой Фроста, и теперь пригласил в «Корону» Тауфаре и Девлина, косвенно выразив тем самым свое недовольство.
– Славно, – кивнул Балфур. – Давай подсаживайся к нам.
Левенталь присел, свел вместе ладони и вполголоса объяснил цель назначенного на вечер собрания. Балфур согласился тотчас же, Тауфаре – мрачно, Коуэлл Девлин – после долгой взвешенной паузы. Капеллан размышлял о дарственной, которую нашел в плите отшельника, а теперь хранил в Библии, между Ветхим Заветом и Новым. Он решил, что возьмет Библию с собой на совещание и предъявит документ, если будет к тому повод и момент окажется подходящим.
* * *Над трубой Гаскуана курился дым; Мэннеринг постучал, дверь тут же открылась, и хозяин выглянул наружу. Он уже снял форменный пиджак и был одет по-домашнему: в шерстяную фуфайку поверх рубашки. В пальцах он держал только что зажженную сигарету.
– Да? – спросил он.
– Мне достоверно известно, что вам на хранение передана определенная денежная сумма, – начал Дик Мэннеринг. – Это мои деньги, я пришел забрать их.
Обер Гаскуан окинул его взглядом, поднес сигарету к губам, затянулся, выпустил струю дыма под дождь, поверх плеча Мэннеринга.
– А из какого же источника вам это достоверно известно? – мягко осведомился он.
– Мисс Анна Уэдерелл передала через мистера Эдгара Клинча, – объяснил Мэннеринг.
Гаскуан прислонился к дверному косяку:
– И каких же действий мисс Анна Уэдерелл от вас ждет, передав вам эту достоверную информацию через мистера Эдгара Клинча?
– Ты со мной не умничай, – нахмурился Мэннеринг. – Даже думать не смей. Заруби себе на носу – дважды повторять не стану! – умников я не жалую. Она сказала, деньги у тебя под кроватью спрятаны.
Гаскуан пожал плечами:
– Если я и храню Аннино состояние, так делаю это по обещанию и не вижу причин обещание нарушать и передавать деньги другому человеку только потому, что он уверяет, будто это его собственность. Анна со всей определенностью не предупреждала меня о гостях.
– Это мои деньги.
– Как так?
– Это долг, – объяснил Мэннеринг. – Она мне должна.
– Долг – дело частное, – парировал Гаскуан.
– Долг нетрудно сделать достоянием гласности. Как вам понравится, если я пущу слух, будто у вас в доме хранится больше ста фунтов в чистом золоте? Так я вам скажу. К полуночи ваша дверь будет взломана, к рассвету вор окажется в пятидесяти милях отсюда, и завтра к этому часу вы отдадите Богу душу. Да делов-то! У вас тут никаких связей, и живете вы один.
Гаскуан разом помрачнел:
– Я – ответственный хранитель этого золота, и я никому не передам его без разрешения мисс Уэдерелл.
– Я принимаю ваши слова за признание вины, – усмехнулся Мэннеринг.
– А я принимаю ваши слова за доказательство вашей логической непоследовательности, – парировал Гаскуан. – Доброй вам ночи. Если Анне нужны ее деньги, пусть сама за ними зайдет.
Он попытался было закрыть дверь, но Мэннеринг, шагнув вперед и вытянув руку, ему воспрепятствовал.
– Странно, не правда ли? – промолвил он.
– Что странно? – нахмурился Гаскуан.
– Странно, как у самой обыкновенной шлюхи внезапно оказывается достаточно золота, чтобы расплатиться со всеми долгами, – и прячет она всю сумму под кроватью у человека, который в Хокитике прожил так недолго, что едва успел узнать, как ее зовут.
– И в самом деле, чрезвычайно странно.
– Вероятно, мне стоит представиться.
– Я знаю, кто вы такой, – отозвался Гаскуан. – И знаю, на что вы способны.
Мэннеринг расстегнул пальто и продемонстрировал пистолеты:
– А знаете ли вы, что вот это такое? И на что способны эти штуки?
– Конечно, – невозмутимо кивнул Гаскуан. – Это скорострельные капсюльные револьверы, и каждый способен выпустить шесть зарядов аккурат за шесть секунд.
– Вообще-то, семь, – поправил Мэннеринг. – Смит-вессон второго выпуска. Семизарядный. Вот насчет шести секунд вы не ошиблись.
Гаскуан снова затянулся сигаретой.
Мэннеринг, усмехнувшись, накрыл ладонями кобуры:
– Я вынужден просить вас пригласить меня к себе в дом, мистер Гаскуан.
Француз ничего не ответил, но спустя мгновение затушил сигарету о дверной косяк, отшвырнул ее прочь, шагнул в сторону и преувеличенно учтивым жестом поманил Мэннеринга заходить. Мэннеринг обшарил глазами все углы и многозначительно задержал взгляд на Гаскуановой кровати. Едва Гаскуан закрыл за гостем дверь, тот резко обрушился на него:
