Дочь палача и король нищих - Пётч Оливер
– Время аристократии подошло к концу, – елейно заговорил венецианец и кружевным платком вытер слюну со щеки. – Настало время свободного, трудолюбивого народа. Время крестьян и ремесленников.
Он возвысил голос, чтобы его слышали и стоявшие поодаль пособники.
– Пророки возвестили пришествие Христа в 1666 году. Мы хотим устроить Спасителю достойный прием. Когда город впадет в безумие, власть в Регенсбурге перейдет к нам, свободным. Очень скоро…
Но Симон не дал ему закончить.
– Прекратите нести этот бред, – прошипел он. – Пришествие Христа! Свободный рабочий народ! Да кто ж вам поверит? Вы же сами принадлежите к числу тех чванливых дворян, которых так хотят изжить свободные. Как бы не так! Вы, Сильвио Контарини, преследуете совсем другие цели.
Венецианец внезапно оцепенел, Симон взглянул на него с надменной улыбкой и добавил:
– Я вас давно раскусил. На религию или простых людей вам плевать. Вас интересует одна лишь политика! Ну, или то, чем вы ее привыкли считать.
– Так он, значит, не из свободных? Не полоумный еретик, что решил поквитаться с богачами? – изумленно спросила Магдалена. – Но что же…
– Рейхстаг! – перебил ее лекарь. Он осознал всю чудовищность замысла Сильвио и невольно содрогнулся. – Он собирается отравить участников Рейхстага!
У Магдалены на мгновение отвисла челюсть.
– От… отравить Рейхстаг?
Венецианец беспокойно покосился на пятерых прислужников: те были заняты настойкой и не проявляли к разговору ни малейшего интереса.
– Что за чушь! – прошептал Сильвио. – И все же я буду вам очень признателен, если мы продолжим беседу несколько тише. Эти люди – простые плотогоны, политика им не особо интересна.
Симон усмотрел вдруг проблеск надежды и спросил нерешительно:
– Если мы никому не расскажем о ваших истинных замыслах, вы нас отпустите?
Сильвио пожал плечами и задумчиво покрутил кольцо на пальце.
– Как знать. Для начала поделитесь вашими умозаключениями. Если рассказ мне понравится, то я вас, возможно, и отпущу. Разыскиваемому поджигателю все равно никто не поверит.
Симон сглотнул и заговорил вполголоса:
– Через несколько месяцев в Регенсбурге собирается Рейхстаг. Съедутся представители со всей Священной Римской империи. Князья, герцоги, епископы, может, даже сам кайзер. Вся власть соберется здесь. И тем, кто вздумал насолить Германии, лучшего места просто не найти. Столько дворян, сколько соберется в Регенсбурге, нигде больше не застать.
– Неплохо, – прошептал Сильвио. – Что дальше?
– Андреас Гофман выводит в подземной лаборатории спорынью чистейшего сорта, – взволнованно продолжил Симон. – Мы видели у него на заднем дворе большие кадки с землей. Но вы, скорее всего, арендовали поля недалеко от Регенсбурга, и на них ваши люди заразили пшеницу грибком. Здесь зерно перемалывают в муку и рассыпают по мешкам.
По тому, как венецианец вскинул брови, Симон понял, что угодил в самую точку.
– Полагаю, этот пекарь Хабергер должен был испечь хлеб из отравленной муки. Его пекарня, вероятно, единственная поставляет хлеб в Старую ратушу, где собирается Рейхстаг. Но потом Хабергер засомневался, и его пришлось устранить… – Симон нахмурился. – Правда, теперь вы лишились поставщика. Но я уверен, вы и это обдумали.
– Сын Хабергера ничего не знает, – ответил Сильвио. – Мы продадим ему муку по столь низкой цене, что он просто не сможет нам отказать.
Симон кивнул.
– Таким образом, отравленный хлеб попадет на столы к послам и дворянам. С каждой трапезой они будут принимать дозу спорыньи. Последствия будут катастрофическими! Сотни человек одновременно утратят рассудок, начнут носиться по городу, одурманенные и преследуемые кошмарами и видениями. Никакое лечение им не поможет, большинство эмиссаров, вероятно, в панике разъедутся. Весь Рейхстаг внезапно парализует!
– А вместе с ним и всю Германию. Bravissimo! – Сильвио одобрительно похлопал в ладоши, лицо его выражало неподдельный восторг. – Мое почтение! Великолепная рассудительность! Жаль, в другой жизни и в другое время таким, как вы, мы и вправду нашли бы применение.
Последние слова он произнес с некоторым сожалением.
– Из вас вышел бы отличный агент. Такой, как Генрих фон Бюттен. Он, к сожалению, тоже встал не на ту сторону.
– Генрих фон Бюттен? – растерянно переспросил Симон. – Не понимаю…
– Лысый убийца, – пояснила Магдалена. – Он был агентом кайзера! – Она вздохнула. – Похоже, все это время он старался оградить меня от подлого карлика. Сегодня утром Сильвио его убил.
Симон вытаращил глаза.
– Но тогда Паулюс Меммингер…
– Законопослушный дворянин, сотрудничал с кайзером и намеревался расстроить все наши планы, – кивнул венецианец. – Он лишь подозревал меня, только и всего. Генрих фон Бюттен должен был подробнее разузнать о наших намерениях.
Магдалена сузила глаза:
– Кто ты? Дьявол? Кому может прийти в голову столь чудовищная идея? Свести с ума половину города!
Сильвио промолчал, но Симон не унимался.
– Может, сами желаете объяснить? К чему такая скромность? Все ведь и так очевидно!
– Я и вправду не понимаю, о чем вы, – венецианец продолжал теребить кольцо.
– Тогда позвольте, я поясню… Полагаю, он работает на великого визиря Турции. Все-таки Османская империя – главный враг Германии.
– Ну конечно! – воскликнула Магдалена. – Меммингер ведь сам рассказывал мне на балу, что на предстоящем Рейхстаге кайзер будет собирать деньги, чтобы подготовить страну к войне с турками. Если Рейхстаг не состоится, визирь справится с нами без всякого труда!
По выражению лица Сильвио лекарь понял, что оба они правы.
– Что за коварный план, – проговорил Симон с некоторым изумлением в голосе. – Ратуша, где будут проходить переговоры, хорошо охраняется. Но о хлебе никто и не подумает, ни у кого не возникнет подозрений. И Рейхстаг во благо Османской империи низвергнется в хаос.
Он кивнул на плотогонов, те принялись уже за вторую бутылку.
– И лишь своих недалеких пособников вы по-прежнему держите в дураках и разыгрываете из себя поборника справедливости. Уж не знаю, какой вы им там лапши понавешали. Венецианский посол – и свободный, хороша шутка! Никто не должен заподозрить вас в связях с турецким визирем. Скажете, я не прав?
На губах Сильвио, сжатых в тонкую бескровную линию, заиграла едва заметная улыбка. Симон повернулся к Магдалене:
– Ты и внимания не обратила на то, как наш дорогой венецианец вдруг заговорил на немецком без всякого акцента. Он все это время разыгрывал перед тобой похотливого, малость неуклюжего Сильвио, а ты тут же и повелась! Быть может, он и вправду венецианский посол. В любом случае работает он в интересах нескольких сторон.
Послышался тихий шелест. В руке Сильвио неожиданно появился кинжал, и острие мягко коснулось горла Симона.
– А почему бы мне не прирезать тебя тут же, как свинью? – прошипел венецианец. – И тогда никто не узнает о твоих потешных измышлениях. Никто, даже эти вот плотогоны! Ну, чего бы ради мне тебя не прикончить?
– Прикончить, как цирюльника, его жену, пекаря, пивовара и остальных? – просипел Симон, скосив глаза на кинжал возле горла.
Сильвио растерялся на мгновение.
– Пи… пивовара? – В голосе его послышалась неуверенность. – Maledizione! [28] – прорычал он в конце концов. – Это не моих рук дело. Как и все прочие убийства. – Венецианец прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. – И зачем я только связался с ним! Из-за него теперь все может пойти прахом. Дурак! Мог бы жить себе припеваючи, так нет же, надо последовать велению чувств!
Он с отвращением сплюнул на пол. Румяна растеклись по лицу и обнажили гримасу ненависти.
У Симона на мгновение перехватило дыхание.
«Значит, был кто-то еще…»
Кто-то, от чьей руки погибла тетя Магдалены, а вместе с ней и ее муж. Кто-то, посвященный в планы Сильвио, выполнял для венецианца всю грязную работу. Кто бы это мог быть? Что, если это тот же человек, который решил поквитаться с отцом Магдалены? Судя по всему, венецианец понятия не имел, что в действительности произошло сегодняшней ночью в пивоварне епископа. Симон стал лихорадочно соображать, какую пользу мог извлечь из этого знания.